- Точно нормально? У тебя что-то с голосом. Тебе не нездоровится?
- Папа, у меня все хорошо. Не надо.
- Чего не надо?! Мы же волнуемся.
На эту фразу она не стала отвечать.
- Послушай. Может, все-таки, передумаешь? Поживешь у нас? Ты не думай, мы не будем к тебе приставать. Мы разве не понимаем? Дочка, в такие минуты и нужны родители. Возвращайся, мама очень скучает!
А на это отвечать уже не было сил.
- Что ты молчишь, дочка?
- Папа…
- Хорошо, я все понимаю. Мы понимаем, как ты себя чувствуешь. Ничего, не хочешь отвечать, не говори. Знаешь, ты, наверное, и правда, поживи немного… Таня, погоди… погуляй, отдохни, подыши морским воздухом. А потом приезжай. Привезешь мне "Северной Гавани". А маме конфет "Сибирова". Таня, что ты, не надо! Ну вот, мама плачет. Хочешь с ней поговорить?
- Нет.
- Да-да, конечно. Дочка, ты только не…
Лена даже сама не поняла, как получилось, что она нажала отбой. Наверное, так хотелось прекратить этот разговор, что пальцы сами выполнили ее желание.
Она положила перед собой телефон, завалилась на бок, подтянула руками колени и, наконец, заплакала. Как было бы хорошо, если сейчас, со слезами вышла вся боль и тоска! Однако соленая влага сочилась из глаз, а горечь оставалась внутри.
- Простите. Возможно, я помешал?
Голос донесся из дальней части комнаты, оттуда, где был камин. Приглядевшись, Лена заметила темный силуэт и услышала шум, как будто осыпаются и хрустят под ногами мелкие камешки.
Незнакомец выпрямился, и в тусклом свете блеснула огромная латунная пряжка ремня и два ряда желтых пуговиц.
- Это, конечно, неловко, но я услышал, что здесь кто-то плачет, и подумал…
Лена поняла, что странное оцепенение, владевшее ею, исчезло. Это был не страх, скорее нерешительность. Трудно было собраться с мыслями и понять, как себя вести.
- Как услышал?
- Через трубу. Через каминные трубы можно раскрыть государственный заговор, чего уж стоит услышать плачущую девушку, когда весь город спит?
Лена невольно всхлипнула.
- А вы кто?
Гость сделал шаг к окну, и она увидела его в сумеречном свете: невысокий, в темном сюртуке, громоздких башмаках и цилиндре. Он был настолько весь из прошлого, что казался ненастоящим.
- Трубочист, - он смущенно пожал плечами.
- А разве сейчас они еще бывают?
- Пока есть трубы, должны быть трубочисты, - улыбнулся гость.
Он подошел к столу, задвинутому в эркер, и остановился. Когда-то, давным-давно эта большая комната с огромными окнами, эркером и камином была спальней и кабинетом дяди и его жены. Тогда дяде приходилось много работать, и он любил сидеть над бумагами и смотреть на уже спящую супругу. Теперь же стол отодвинули в эркер, и ничего не напоминало о тех временах. Гость потрогал пыльную столешницу и спросил:
- Можно я включу свет?
- Ой, нет! - попросила Лена, которой очень не хотелось, чтобы незнакомец увидел ее заплаканной.
- Всего лишь лампу на столе? Вы же должны меня разглядеть, а то так и будете бояться.
- Включайте, - подумав, согласилась девушка. - А вы что, еще долго собираетесь тут оставаться?
Трубочист щелкнул выключателем, и лампа загорелась желтым светом, очерчивая круг на столе и полу. Теперь Лена разглядела гостя яснее. На нем был старомодный двубортный сюртук, из темного бархатистого сукна, перехваченный на талии толстым кожаным ремнем с огромной латунной пряжкой. Его круглое лицо казалось простым, но во взгляде пряталась легкая ирония. Если бы не глаза и улыбка, Лена бы подумала, что он ее моложе. Гость положил цилиндр на стол и уселся в кресло спиной к эркеру.
- А ведь вам бы хотелось, чтобы все куда-нибудь делись? - он облокотился на столешницу и, чуть прищурившись, посмотрел на Лену.
- Да! - девушке не понравился этот взгляд. Показалось, что над ней смеются. Захотелось, чтобы гость исчез, и одиночество стало полным и настоящим.
- Мне кажется, вы не желаете, чтобы я уходил.
- Да? А что еще вам кажется?
- Вам хочется, чтобы кто-то был рядом.
- С чего вы взяли?
Гость покачал головой. Вздохнул:
- Сударыня, вынужден заметить, скорее всего, вы больны, - при этом он подобрался, выпрямил спину и весь стал какой-то строгий и официальный.
Лену так и подмывало огрызнуться и заявить "сам дурак".
- Если бы я была больна, может, я бы чувствовала это?
- А вы чувствуете.
Гость кивнул и, взяв из подставки для карандашей несколько больших скрепок, откинулся на спинку стула.
- И что? Будете меня лечить? Интересно как?
- Для начала нужно поставить диагноз, - вдумчиво сообщил гость, разгибая скрепки. - На что жалуетесь?
- На идиотов!
- Хм, - покачал головой трубочист, продолжая возиться со скрепками, - вам плохо?
- Да нет, все нормально.
- Когда девушка так говорит, что "все нормально", это значит, что все хуже некуда. Не обманывайте. Это нехорошо, - гость посмотрел строго, но в то же время доверительно.
Затем он опустил глаза, продолжая что-то скручивать из скрепок. Лене вдруг стало легче, на нее никто не смотрел, а просто был рядом и ждал ее слов. Не имело значения, услышит он на самом деле или нет. Главное, что она выскажется, и он вряд ли потом будет смотреть на нее за завтраком, выбирая ненужные слова.
Лена ничего не стала рассказывать о том, что случилось, и кто тому виной. Зато рассказала, как горько и грустно сейчас. За что ей эта боль и тоска? Ведь она так хотела, чтобы все было хорошо! Почему же ей сейчас так плохо? Разве она что-то сделала не так? Почему вообще все кончилось, ведь сначала было так замечательно? Почему это случилось именно с ней? За что ей это одиночество? Это чувство, которое не отпускает нигде, даже на улице среди людей, даже когда она с родителями и подругами.
Выговорившись, Лена вновь расплакалась, и теперь сидела, уткнув лицо в колени.
- Ну что ж, - проговорил незнакомец.
Девушка посмотрела на него и невольно улыбнулась. Трубочист нацепил на нос нелепые круглые очки, скрученные из скрепок, и выпрямился. В застегнутом под горло сюртуке, отчего шея казалась более тонкой и длинной, с вытянутой спиной, гость и впрямь стал похож на ученого доктора. И чем более серьезное лицо он делал, тем комичнее смотрелся.
- Что скажете, доктор? - не удержалась Лена.
- Я скажу, что вы действительно больны. И очень серьезно.
- Чем же?
- Вы больны одиночеством, сударыня.
Поддерживая игру, она даже не сразу уловила смысла слов, просто картинно взмахнула руками и сделала большие глаза:
- И чем же вы меня будете лечить? Выпишите рецепт!
"Доктор" покачал головой.
- Это очень тяжелая болезнь. Вы считаете, что вам нужен рецепт?
- Обязательно! Доктор всегда выписывает лекарство.
- Хорошо, - серьезно покивал гость, хотя за рамкой проволочных очков она разглядела шутливое веселье, - я составлю необходимую бумагу. Так…
Он посмотрел на стол, выискивая, что может пригодиться, снял верхний лист со стопки на краю, поморщился, оценив количество пыли, вытащил из-под него второй. Потом порылся в подставке для карандашей. Выудил подающую надежды ручку и долго ее расписывал. Даже высунул кончик языка от усердия. Потом поправил очки и, преисполнившись важности, принялся что-то писать. Строгий, с прямой спиной и молодым лицом с проволочными очками, он выглядел так забавно, что Лена не удержалась и хихикнула.
- Ну вот, - наконец он поставил точку, и сложил лист пополам. - Это ваш рецепт.
- Прекрасно, - улыбнулась Лена. - Могу я взглянуть?
- Конечно, нет! Ведь это документ для специалистов! Вы здесь ничего не поймете.
- Ох, - продолжая игру, взмахнула ресницами Лена. - Что же делать? Отнести его к фармацевту?
Трубочист чуть склонил голову набок и улыбнулся:
- Видите ли, сударыня, в нашем маленьком городе не так-то много народу. Так что врачу порой приходится быть и аптекарем. Итак, что у нас тут?
Он развернул лист и погрузился в чтение, будто видел его впервые. Даже немного шевелил губами, словно проговаривая мудреные медицинские слова.
- Хм. Печально. Ну что ж…
- Дадите мне лекарство? - поторопила девушка.
- Лекарство? Да, конечно.
Он порылся по карманам, выудил зажигалку и раньше, чем она успела что-либо сделать, поджег рецепт.
- Ой!
- Так надо, - сообщил гость. - Так всегда и делают. Просто клиентам аптек не показывают.
Он подержал горящий лист перед собой, а потом понес его к камину. Пламя тут же умерило пыл, как будто опасалось опалить пальцы.
- А как же лекарство?
- Оно уже с вами, - отмахнулся гость, поглощенный созерцанием горящего листа.
Трубочист положил обгоревший рецепт в камин и не отрывал от него взгляда, пока тот не прогорел до конца, потом тщательно перемешал пепел. Он так старательно и серьезно играл, что эта игра перестала ее развлекать.
- Почему вы… - без тени игривости нарушила Лена установившееся молчание.
- У меня есть предложение, - мягко перебил гость и снял очки, лицо его тут же приобрело прежнее простоватое выражение. - Перейдем на "ты"?
Лена ответила не сразу. Немного подождала, глядя, как трубочист теребит в руках проволочные очки, как будто протирая стекла.
- Ладно, - кивнула она и продолжила, - так почему ты считаешь, что от одиночества можно вылечиться?
- Потому что одиночества нет.