- В войну? - Следователь обернулся к Кулагину: - Ты что-нибудь слыхал, Петрович?
- Да слыхал, - проронил старик. - Разное болтали…
- В местах переломов вживлен металл, - продолжал Шмак. - Похоже, для фиксации дуг и отростков. Короче, здесь много непонятного.
- Он что же, от этого и умер? - Следователь накрыл покойного брезентом и отошел к крыльцу. - Вот так штука…
- Нет, по всей видимости, внезапная остановка сердца, - сказал Шмак. - А проще - старость. Надо бы показать его товарищам из райбольницы - случай особый.
- Значит, придется везти в город, - вздохнул Горелов. - По такой жаре… Покойник ждать не будет…
- Ничего! - бодро сказал эксперт. - Давайте вашу машину.
- Вы знаете что, мужики, - вдруг вмешался шофер Попков, - оставьте-ка эту затею.
- Вас не спрашивают, - бросил эксперт. - Идите в машину, сейчас поедем.
- Слушай, а может, в самом деле оставим? - предложил Горелов.
- Я же вам объяснил, - удивился эксперт. - Это уникальный случай.
Попков что-то пробурчал и направился к машине.
- Да, конечно, я вам напоминаю этакого капризного мальчика! - вдруг разозлился Шмак. - Вы поймите, наконец, это не прихоть!
- Ладно тебе, - поморщился Горелов. - Езжай… Только быстро. И председателя сельсовета пошевели там. Пускай едет, надо же имущество куда-то определить.
Шмак порывисто вышел со двора и сел в машину.
- Поехали! - распорядился он.
- Не понукай, не запряг еще, - проворчал из-под машины Попков. - Горячий больно. Гляди, шею на повороте не сломай…
- Езжай, Попков! - крикнул следователь. - Нечего тянуть!
- Какие вы шустрые! - огрызнулся шофер. - Господа нашлись: Попков туда, Попков сюда! А у меня кардан болтается! Сделаю - поеду.
В это время из бывшей кузни появился Иван Вальков с подпаском Мишкой. Они остановились возле покойного, Иван достал складной метр и начал обмер.
- Запоминай, Михайло, - командовал Вальков, - Длина - сто девяносто. С напуском положим… двести десять. Теперь ширина… с напуском будет сто в плечах и… пятьдесят в ногах.
- А в вышину? - спросил Мишка без прежнего испуга в голосе.
- В вышину две доски делают, понял? - Иван отряхнул волосы от стружки.
- Понял, чего там не понять, - деловито сказал подпасок и вскинул голову, выглядывая через забор.
Бык-производитель Фома с утробным ревом подходил к избе. Шарахнулась в сторону угодившая на его пути телка, веером рассыпались овцы. Фома, измученный гнусом и ко всему безразличный, пересгупил через бревна и уперся рогами в поленницу. Шея его набрякла, закровенели глаза, и на изъеденной паутом шкуре проступили шишки. Мелкие юркие мухи облепляли быка и травили раны. Фома взрыл землю, рявкнул по-медвежьи и даванул поленницу. Нижняя ее часть прогнулась, затрещало прогнившее дранье забора, поленница дрогнула, перекосилась и с грохотом обрушилась на Фому. Бык, расшвыривая дрова, отскочил назад и свирепо покрутил головой. И тут на глаза ему попала машина.
- Уберите быка! - запоздало крикнул Шмак, выглядывая из кабины.
Но в следующее мгновенье он захлопнул дверцу и прижался к стенке - Фома с ходу пропорол брезент, и голова его застряла между стоек.
- Что делает, а?! - старик Кулагин сорвался с места и закружился в поисках бича. - Вот тварь!
- Счас я его! - крикнул подпасок Мишка и схватил черенок от лопаты. - Счас он попляшет!
Фома вырвал голову из кабины и отпрянул, чтобы ударить снова.
- Попков! Отгони машину! - крикнул Горелов. - Разобьет к чертовой матери!
Попков что-то ответил из-под "газика", но его не услышали. Бык ударил рогами в борт, промяв облицовку, и, упершись, налег. Машина качнулась, однако не поддалась.
- Вот я тебе! Я тебе! - орал Мишка, охаживая черенком по бычьей спине. - Куда т-т-ты, рожа? Ку-уда?!
Черенок после нескольких ударов сломался. Подпасок отбросил его и выхватил из травы бич.
- Иди! Иди отсюда! - прикрикнул шофер Попков и, высунув руку из-под машины, ударил ключом по копыту. Ключ звякнул будто о железо, но бык и ухом не повел. Мишка распутал бич и вытянул Фому вдоль спины.
- Я тебе!.. - забористо выругался подпасок и размахнулся для следующего удара. Но конец бича захлестнулся за что-то сзади, и Мишка чуть не упал.
- И его стреляйте! - неожиданно крикнул Иван Вальков и по-дурному захохотал. - Что вы палкой-то? Стреляйте! Шлеп - и крышка! Ну?!
- Отгоняй быка, советчик! - одернул его следователь. - Что стоишь?
- Разобьет, стерва! - горячился старик Кулагин. - Как пить дать своротит! Веревку! Веревку надо!
- Да что твоя веревка! - хохотал Иван. - Вы стреляйте его! Бейте! Он, поди, тоже бешеный!
Горелов выругался и, перескочив через забор, сел на водительское место. Заметив это, Попков на четвереньках выбрался из-под машины и тоже заскочил в кабину. "Газик" рыкнул мотором и лихо дал задний ход. Фома, потеряв опору, сунулся вперед, закрутил головой. В это время к нему подкрался Кулагин и ловко набросил веревку на рога. Другой конец он перекинул во двор и завязал там за столб. Фома натянул веревку до упора и тяжко вздохнул.
- Сиди теперь, - удовлетворенно сказал Кулагин. - А то ишь разбушевался.
Иван Вальков поглядел на усмиренного быка и начал собирать щепки, сухие коровьи лепешки и другой мусор. Сложив все это кучкой на дороге, он развел дымокур и, сунув спички в карман, вернулся во двор. Бык, едва почуяв дым, всхрапнул, легко оторвал веревку и встал в спасительную струю дымокура. Тут же к нему примкнули две боязливые телки, потом несколько коров, и скоро разбредшее стадо собралось вокруг Фомы. Его толкали в бока, напирали сзади, овцы, зажатые коровами, лезли к нему под брюхо, но бык стоял невозмутимо и покойно жмурил глаза.
- Михайло! - позвал Вальков. - Ты мерку не забыл?
Подпасок смущенно похлопал глазами и стал сматывать бич.
- Говорил же - запоминай, - проворчал Иван. - Молодой, а памяти нету.
- Так Фома же… - растерянно сказал Мишка.
- Сам ты Фома, - рассердился Вальков. - Давай, меряй теперь сам. Учись, пока я живой.
Подпасок взял метр и подступил к покойному.
- Смелей! - прикрикнул Иван. - Чего трясешься?
Следователь, проводив машину, вернулся к избе и в задумчивости остановился у калитки. Пропотевшая на груди милицейская рубаха и вытянутые на коленях пыльные брюки делали его похожим на уставшего после работы мужика. Он глядел, как Мишка неуклюже суетится возле покойного, тер подбородок и хмурился.
- Ты чему его учишь? - заметил Кулагин, исподлобья глядя на Ивана. - Ты что парнишку заставляешь?
- Не твое дело, - отрезал Вальков. - Гробы учу делать. Пускай привыкает.
- Чего бы доброго, - проворчал старик. - Гробы… Мишка, бросай, рано тебе возле покойников ходить.
- Мишка, меряй! - приказал Иван. - Не слушай его.
Подпасок остановился в замешательстве, глядя то на одного, то на другого.
- Ну, учи, учи, - бросил старик и подошел к Горелову. - Ты его и пить научи, учитель.
- Пить не надо учить, - сказал Иван. - Сам научится. А гроб делать надо учить. Помрешь - похоронить некому будет. Сельсовет хоронить будет.
- Эх, Иван, Иван, - Кулагин покачал головой. - Сам, как этот… И парнишку с толку сбиваешь. Мишкин отец с меня спросит.
- Что - Иван? Ну что - Иван? - взъярился Вальков. - Ты его, гли-ка, чему научил? - Он выдернул у Мишки бич, торчащий за поясом. - Ты-то чему обучил? - Он швырнул бич в угол двора и направился к бывшей кузне.
Мишка оглянулся на Кулагина и заторопился следом. На середине пути они остановились, Иван что-то сказал подпаску и указал рукой на омшаник. Мишка послушно скрылся в омшанике и появился оттуда с ведерным логушком.
- Во, видал? - спросил Кулагин следователя. - Медовуху потащили.
Горелов молчал, задумчиво отмахиваясь от липнувших к потному лицу слепней.
- Ты скажи ему, пускай дурью не мается, - посоветовал старик. - Гроб-то теперь к чему?
- Погоди, Петрович, - тихо сказал Горелов. - Мы что-то не так распорядились. Что-то мы не учли. На душе тоскливо. И впрямь выпить, что ли? Помянуть старика?
Незаметный, неощутимый ветерок повернул дым в сторону избы, окурил двор, забивая дыхание, и разом исчез несмолкаемый звон гнуса.
А время поджимало. Шел шестой час вечера, и давно была пора закончить все следственные действия в Чарочке, выехать в район и доложить начальнику отдела о происшествии. Начальник волнуется, ждет и домой не уйдет, пока не узнает о результатах. И если Горелов задержался, наверняка решит, что в Чарочке убийство - преступление для района нечастое. Горелов пожалел, что не наказал Шмаку позвонить в райотдел и успокоить, а сам Шмак вряд ли догадается. Увлекся, загорелся, теперь ему ни до чего нет дела.