Обличительная речь против книжников и фарисеев
Мф. 23, 1–39; Мк. 12, 38–40; Лк. 20, 45–47
Окончив беседу с фарисеями и заградив им уста, Сердцеведец ясно зрел, что враги Его страждут неисцельным недугом. Ему были ведомы тайные мысли и намерения лицемерных завистников, а посему, приближаясь к концу земной жизни, Он произнес речь, в которой обличил пороки книжников и фарисеев, прикрываемые наружным благочестием. То грозное: горе, которое уже слышали от Него эти слепотствующие вожди народа (Лк. 11, 42–44, 47–51; 13, 34, 35), Он повторил теперь с новою силою, не рассчитывая более на раскаяние ожесточенных, но желая "предохранить народ, дабы и он не впал в такие пороки, как они" (святитель Иоанн Златоуст). Зная, как лицемерие заразительно действует на простые души, Спаситель посредством знакомых народу выразительных образов выяснил истинный дух и направление тех, которые выдавали себя за примерных исполнителей и непогрешимых толкователей закона. В словах, исполненных праведного негодования, самосущая и ипостасная Истина произнесла Свой суд над самым наглым и святотатственным проявлением притворства и лицемерия, какое когда-либо совершалось между людьми, и навеки запечатлела позором не только древних книжников и фарисеев, но и всех подражателей их.
Когда весь народ слушал Господа, Он сказал ученикам Своим: внемлите себе от книжник, хотящих ходити в одеждах длинных и любящих целования на торжищах, и председания на сонмищах, и преждевозлежания на вечерях, иже снедают домы вдовиц и лицемерно надолзе молятся: cии приимут лишше осуждение. Потом еще начал говорить народу и ученикам: на Моисеове седалищи седоша киижницы и фарисее, т. е. усвоили себе исключительное право толкования закона, – вся убо, елика аще, оставаясь верными Моисееву закону, рекут вам блюсти, соблюдайте и творите, по делом же их не творите, глаголют бо и не творят. Если Спаситель здесь повелевает Своим слушателям руководствоваться не законом благодати, а законом Моисеевым, то, как замечает святитель Иоанн Златоуст, потому что "еще не время было говорить об этом ясно, прежде креста". Устраняя всякий повод к соблазну и нареканию на самый закон, Господь "предписывает оказывать такое уважение к закону, что велит держаться оного, несмотря на развращение учителей закона, и даже у этих развращенных учителей не отнимает должного уважения, и таким образом подвергает их большему осуждению, а у слушающих Его учение отнимает всякий предлог к преслушанию". Развращение книжников и фарисеев ясно выражалось в разладе между словами и делами их. Обрядовый закон, сам по себе, был игом неудобоносимым (Деян. 15, 10), но это иго еще более было отягчено множеством преданий, измышленных иудейскими учителями и переходивших от одного поколения к другому. Мелочные или даже просто нелепые изобретения раввинской мудрости опутывали всю жизнь иудея: положение тем более безотрадное, что преданиям старец книжники и фарисеи усвояли такую же или еще большую обязательную силу, как и заповедям Богоданного закона (Мк. 7, 3–13). Но, налагая на других непосильную, тяжелую ношу, они сами не хотели "даже и приблизиться, даже и прикоснуться к ней" (святитель Иоанн Златоуст): строгие и взыскательные к ближним, они учили их только словами и не считали себя обязанными подтверждать учение примером своей жизни. Связуют бо, – говорил Господь, – бремена тяжка и бедне носима, и возлагают на плеща человеческа, перстом же своим не хотят двинути их, ибо "когда учащий не только учит, но и делает, то он вместе с учащимся несет бремя и вместе с ним трудится" (блаженный Феофилакт). Если же книжники и фарисеи, увольняя себя от выполнения тех обязанностей, которые возлагали на вверившихся духовному руководству их, делали что-либо, то только для того, чтобы казаться исполнителями закона. При этом главное внимание их было обращено на внешние, бросающиеся в глаза отличия людей благочестивых, которые они старались делать как можно заметнее. Вся же дела своя, – продолжал нелицеприятный Обличитель, – творят, ди видими будут человеки, расширяют же хранилища своя и величают воскрилия риз своих. Обычай носить хранилища, основанный на буквальном понимании слов Моисея (Исх. 13, 9; Втор. 6, 8; 11, 18), соблюдается иудеями до сего времени. Это – кожаные мешочки с вложенными в них выписками из закона, которые иудеи при молитве обыкновенно прикрепляют к головной повязке и к одежде на левой руке. Воскрилия были ясно предписаны законом Моисеевым и состояли из четырех кисточек, украшенных шерстяными нитями голубого цвета (Чис. 15, 38–40; Втор. 22, 12): эти кисточки пришиваются к четырем углам верхнего покрывала, которое евреи налагают на себя во время молитвы. И те, и другие принадлежности своей одежды, предписанные законом или введенные обычаем с нравственною целью напоминания о заповедях Божиих, древние лицемеры обратили в пищу своему тщеславию, выставляя напоказ народу расширенные, более надлежащего, хранилища и увеличенные воскрилия. Как обыкновенно бывает с людьми тщеславными, фарисеи от всех требовали себе всевозможных знаков почтения: любят преждевозлегания на вечерях, и преждеседания на сонмищах и целования на торжищах, и зватися от человек: учителю, учителю. По восточному обыкновению, во время пиршеств иудеи возлежали около стола на подостланных подушках или циновках; первые места, которых так домогались фарисеи, были в середине, а в синагогах, где устроены были седалища, – подле ящика, в котором хранился свиток святого Писания. Почетный титул учителя (рав, рабби или высшая степень – раббан) принадлежал всем искусным и сведущим толкователям закона: так называли святого Иоанна Предтечу ученики его (Ин. 3, 26), а в особенности самого Иисуса Христа – и ученики (Мф. 26, 25, 49; Мк. 9, 5; 11, 21; Ин. 1, 38; 4, 31), и простой народ (Мк. 10, 51; Ин. 20, 16). Фарисеи, не соответствуя своими делами этому высокому достоинству, тем не менее требовали знаков всенародного уважения к себе на улицах и площадях. "Там, где особенно нужно было учить других смиренномудрию, фарисеи сами являлись людьми испорченными, потому что все делали для славы, и, поступая так, не стыдились, но еще хотели того, чтобы им говорили: "учитель, учитель!"" (блаженный Феофилакт). Но так как истинная добродетель смиренна и избегает суетной славы, то Господь, предостерегая учеников от пагубного примера, обратился к ним с таким внушением: вы же не нарицайтеся учители: един бо есть ваш Учитель – Христос, ecu же вы братия есте; отца не зовите себе на земли, един бо Отец ваш, Иже на небесех; ниже нарицайтеся наставницы, един бо есть Наставник ваш – Христос. Самое имя невинно, если оно употребляется по праву, без хвастовства и в известных пределах, но преступно и достойно отвращения тщеславие, которым фарисеи порочили и унижали самые почтенные названия. По толкованию блаженного Феофилакта, "Христос не запрещает называться учителями, но запрещает страстно желать этого названия, всеми способами стараться о приобретении его: и словами: отца не зовите себе на земли, не возбраняет почтения к родителям, но возводит нас к познанию истинного Отца, т. е. Бога", или, как выражает мысль Господа святитель Иоанн Златоуст, "один Бог есть виновник всех учителей и отцев. Повелев ученикам Своим удаляться тщеславного самопревозношения, Спаситель указал им основное правило христианского преуспеяния в смирении: болий же в вас да будет вам слуга, иже бо вознесется, смирится и смиряяйся вознесется".
Зная, что эта беседа в присутствии народа есть уже последняя во время общественного служения, Спаситель возвестил порочным лицемерам ясно и определенно ожидающее их горе, возвестил с тем, чтобы предохранить народ от обольщения их льстивыми словами и от подражания пагубному примеру.