* * *
Воспоминания о кастинге снова больно ранили. Я вдруг запоздало сообразила, что в историю с порнофото вляпалась не только я. Разве легче моим подругам? Учительнице Кате, например? Или Маше Верхогляд – парламентарию от своей глухой псковской деревни с многочисленными родственниками? Или Розе Аслановой? Не думаю, что командир летного экипажа, увидев свою стюардессу не в форме, а в форменном безобразии, захочет держать ее в своей команде…
Так, а знают ли девчонки о том, что случилось? Конечно, нет. Иначе бы… Господи, ведь нужно же срочно предупредить! Неприятности-то уже начались: вон у Кати в школе уже родительское собрание…
– Маргоша, ты сегодня какая-то излишне серьезная, – оторвал меня от тяжелых мыслей Мишка. – За "висяк" с иконой нагорело?
Я оторвала глаза от кипы бумаг на столе. За украденную и ненайденную икону из одного из соборов города мне предстояло получить втык еще только дня через три, но забота Лосева приятно порадовала.
– Да нет, Мишка, что-то голова сегодня болит.
– Это из-за вьюги, давление меняется. К весне…
Я поняла, что у меня совершенно нет сил и времени размышлять, кто из моих коллег подсунул мне этот злосчастный журнал: нужно было срочно предупредить девчонок.
Я выскочила в коридор и вздохнула с облегчением – возле курилки никого не было. Быстро набрала номер мобильника Пчелкиной:
– Мила, привет, ты где?
– Привет, Ритуся, только что домой ввалилась. У меня на работе компьютер сломался, а на днях – аудит, вот я все бумаги домой и привезла. Теперь сидеть до ночи…
Люся – бухгалтер в очень солидной фирме. У нее, если послушать, что ни день – то квартальный или балансовый отчеты… Как можно во всех этих цифрах разбираться, видеть в них даже какую-то музыку и при этом оставаться очаровательной, женственной Люсей Пчелкиной? Я лично без калькулятора даже на рынок не хожу, и всегда у меня дебет с кредитом не сходится.
– У тебя все… нормально? – я затаила дыхание.
– Да где ж нормально: я ведь тебе говорю – грядет аудиторская проверка.
– Ну, а… вообще?
– Ты кого – Костю имеешь в виду? – мягко спросила Люся. – Нормально, Ритуся, вчера с цветами встречал, сегодня уже два раза позвонил.
Мне, честно говоря, Костя Пчелкиной совершенно не нравится. (Хотя я, объективности ради, его ни разу не видела.) И дело не в том, что он на семь лет ее моложе: в конце концов Люсечке ни за что не дашь ее тридцать четыре. Но какой-то, кажется мне, он все-таки приспособленец. С друзьями ее не знакомит, на ночь ни разу не остался ("Мама будет волноваться…"), дарит исключительно цветы и конфеты. Люся с ним уже год, но прогресса – никакого. Прогресс – не в смысле жениться, а просто как-то все вялотекуще.
– Слушай, Милка, а если я к тебе сейчас приеду?
– Здорово. У тебя что – выходной?
– Да нет, просто "окно" образовалось.
– Давай. Только, знаешь… – слегка смутилась подруга.
– Знаю: две "картошки", эклер и кусок шоколадного с орехами! Если эклеров нет – булочку со сливками. Покупать только в твоей "Сластене".
– Ишь ты, запомнила! – ахнула Люся. – Знаешь, я без сладкого как-то соображаю туго, – это уже вроде как извиняясь.
* * *
В дверях своего кабинета я столкнулась с зареванной девицей, которая, глянув затравленно, быстро выскочила в коридор.
– Чья такая? – спросила я машинально, собирая бумаги со стола.
– Во ты даешь! – удивился Лосев. – Она же при тебе к Николаю на допрос пришла. Совсем ты, Рита, плоха сегодня…
– Да? Надо ж – не заметила.
– И вы даже не слышали, как я допрос вел? – обиженно протянул Николаша.
– Ах, да, краем уха слышала, – сделала я вид, что вспоминаю.
– Ну ты, Ритка, совсем!.. Да ради тебя Колька тут такой концерт устроил. Ну чистый прокурор! Он ее, представляешь, так запугал, что вынудил наркодилера сдать.
– У нее, наверное, ломка началась, – автоматически осадила я Лосева. – Вот и наговорила бог знает что, лишь бы уйти поскорее и ширнуться.
– Ну, не без этого, конечно. Но ты бы слышала Николая! Сыпал статьями, призывал к разуму, обвинял. О, как он обвинял! Какой прокурор – чистый прокуратор!..
Я мельком взглянула на пунцового от гордости Николашу. Негодяй: похоже, судьба этой бледной восемнадцатилетней девчонки его совсем не волновала, он был рад хорошо составленному протоколу и эффекту, произведенному на коллег. Посмотрела на Мишку: тот уже накручивал телефон очередной визави. Ишь ты – "чистый прокуратор"…
Похоже, они решили меня сегодня доконать.
– Парни, все, до завтра. У меня важная встреча с источником.
Кажется, я хлопнула дверью.
* * *
Весна, похоже, потерялась где-то на пути к нашему городу. Обычно я, родившаяся в марте, люблю эти последние февральские дни – предвестники весны. Световой день уже значительно увеличился, городские птицы – синицы и воробьи – тенькают и чирикают во все свои маленькие горлышки, по-особому пахнет мокрым снегом, а в парках появляются истинно левитановские сиреневые тени.
Но уж коль непруха – так с утра.
Выйдя на улицу, я поняла, что ждать чего-то хорошего сегодня не приходится. Обложное небо повисло где-то на уровне последних – пятых – этажей центра города, в лицо больно швыряло острыми струями дождя со снегом. Не доходя до машины, я наступила в ледяное крошево прямо у тротуара, – зачерпнув полные ботинки воды.
Одна отрада – оказаться в машине. И пусть у меня затрапезная "пятерка" – моя "Фросечка" меня всегда вывезет. (Как и любая женщина-водитель со стажем, я даю машинам имена. Первую старую "копейку" звали "рупия": из-за оголтелой любви моей мамы к индийским фильмам вообще и к Раджу Капуру, в частности; а вот вторая у меня – "Фрося").
Я разогрела мотор, включила радио "Шансон", и в салон – самое приятное событие за день – полился голос Паши Кашина:
Ты не достроил на песке
безумно дивный, чудный город…
Не забыть бы тормознуть у "Сластены".
Вспомнив о Пчелкиной да после песни Кашина, я немного пришла в себя. Сейчас мы с Люськой все обмозгуем и что-нибудь придумаем.
…Уже с пирожными я шла к машине, как вдруг что-то задержало мой взгляд. Рядом с кондитерской расположился газетный "ручник": его продукция лежала на широкой фанере, прикрытая от мокрого снега полиэтиленом. Торговля, похоже, не шла: парень замерз и безнадежным взглядом провожал редких прохожих.
Я решительно развернулась и направилась к продавцу. Он сразу оживился, надеясь сбагрить хоть какую-то газету, хоть японские кроссворды за три рубля.
Я бегло пробежала глазами по цветным обложкам, выискивая злосчастный номер журнала "Дамский поклонник". В углу стеллажа даже пришлось варежкой отгрести снег.
– Спрашивайте, дамочка, я подскажу… – Продавец притоптывал на месте от холода, дул в перчатки без пальцев. – Хотите последнюю Донцову? У нее сейчас новый цикл – про Ивана Подушкина. Все хвалят. Или вы Донцову не читаете? Возьмите Устинову – только она испортилась: не сравнить с первыми романами…
– Да нет, молодой человек: того, что мне нужно, у вас нет.
– У меня есть все, вы спрашивайте. Я нерешительно вынула из сумки журнал, показав край обложки:
– Вот, последний номер…
– Есть, конечно, журнал дорогой, мы такие под снег не выкладываем: товарный вид потеряется.
И он полез куда-то под прилавок, вернее, под фанерный щит.
"А если скупить весь тираж? – вдруг мелькнуло у меня в голове. – Скупить – и дело с концом".
– И почем?
– Я же говорю – дорогой, по пятьдесят рублей.
– И много их у вас?
– Осталось семь штук, а что?
Так, двести я уже истратила на пирожные, еще триста пятьдесят… Так никакой зарплаты не хватит. Но я уже решительно полезла за кошельком.
– Давайте. Все семь.
– Ух ты! – изумился продавец. – Вы мне трехдневную выручку в мороз делаете. – Потом внимательно посмотрел на меня: – А что там особенного – в этом номере?
– Да ничего особенного – советы по засолке огурцов. Парень вытащил из-под прилавка пачку журналов и, прежде чем передать мне, внимательно посмотрел на обложку. Я инстинктивно натянула капюшон дубленой куртки на глаза. Продавец подержал журналы на руке, словно взвешивая, потом взял верхний, сунул его назад под прилавок:
– С вас – триста.
– Вы же сказали – по полтиннику. Что – скидка оптовому покупателю? – я сделала попытку пошутить, хотя изменившийся вид парня мне совсем не понравился и к шуткам он явно не располагал. Продавец набычился, засопел, и улыбка его стала какой-то гаденькой.
– Зачем же? Я таким дорогим шлюхам скидок не делаю, это они готовы за всех и каждого заплатить. А журнальчик один я себе на память оставлю – не обеднею на полтинник. Зато буду всем говорить, что одна из моих покупательниц – порнозвезда. Автограф не оставите?
Я швырнула три сотенные на мокрый прилавок, выхватила из рук у мерзкого человека пачку журналов и почти бегом бросилась к машине.
– Что, весь тираж хотела скупить, погремушка? Каждому трахальщику – по экземпляру?
Я резко обернулась. Ах ты…
– Нет, дорогой, не весь. По экземпляру в каждой розничной точке оставлю онанисту недоделанному. Чтоб было на что по вечерам в туалете сперму спускать… Ведь каждый дрочит, как он хочет, не так ли?
Краем глаза я почти с удовлетворением увидела, как этот сукин сын открыл рот, как рыба, и медленно осел на нечто, похожее на заснеженный картофельный ящик. Чтоб ты еще и задницу себе отморозил, вместе со всеми причиндалами, урод невостребованный!