Мы поговорили о том о сем, потом я простился с ним и пошел в редакцию.
6
В пять часов я был в отеле "Крийон" и поджидал Брет. Она запаздывала, и я сел и написал несколько писем. Письма вышли не очень складные, но я надеялся, что штамп отеля "Крийон" спасет положение. Брет все не приходила, и без четверти шесть я спустился в бар и выпил коктейль "Джек Роз" с барменом Жоржем. В баре Брет тоже не было, и я перед уходом еще раз заглянул наверх, потом взял такси и поехал в кафе "Селект". Пересекая Сену, я видел вереницу пустых барж на буксире; высоко сидя в воде, они шли по течению, и, когда они проплывали под мостом, матросы отталкивались шестами. Река была красивая. В Париже всегда приятно ехать по мосту.
Такси, объехав памятник создателю семафора, который изображен выполняющим придуманный им маневр, свернуло на бульвар Распай, и я откинулся назад, чтобы не видеть этого куска пути. Ехать по бульвару Распай всегда было скучно. На линии Париж - Лион между Фонтенбло и Монтеро есть такое место, где я всегда испытываю скуку, пустоту и усталость, пока не проеду его. Вероятно, такие мертвые точки в пути возникают из-за каких-нибудь ассоциаций. В Париже есть улицы не менее уродливые, чем бульвар Распай. Пешком я совершенно спокойно могу пройти ее. Но ездить по ней я не выношу. Может быть, я где-нибудь читал о ней. На Роберта Кона все в Париже так действовало. Удивительно, откуда у Кона эта неприязнь к Парижу? Уж не от Менкена ли? Менкен, кажется, ненавидит Париж. Много на свете молодых людей, которые любят и не любят по Менкену.
Такси остановилось перед кафе "Ротонда". Какое бы кафе на Монпарнасе вы ни назвали шоферу, садясь в такси на правом берегу Сены, он все равно привезет вас в "Ротонду". Через десять лет ее место, вероятно, займет кафе "Купол". Но мне и так было уже близко. Я прошел мимо унылых столиков "Ротонды" к кафе "Селект". Внутри, у стойки, сидело несколько человек, а снаружи, в одиночестве, сидел Харви Стоун. Перед ним стояла горка блюдец, и он был очень небрит.
- Садитесь, - сказал Харви, - я поджидал вас.
- А в чем дело?
- Ни в чем. Просто поджидал вас.
- На скачках были?
- Нет. С воскресенья не был.
- Что вам пишут из Америки?
- Ничего. Решительно ничего.
- А в чем дело?
- Не знаю. Я порвал с ними. Я решительно порвал с ними. - Он наклонился вперед и посмотрел мне в глаза. - Знаете, что я вам скажу, Джейк?
- Что?
- Я уже пять дней ничего не ел.
Я быстро подсчитал в уме. Три дня назад в "Нью-йоркском баре" Харви выиграл у меня двести франков в покерные кости.
- А в чем дело?
- Денег нет. Деньги не пришли. - Он помолчал. - Знаете, Джейк, это очень странно. Когда я такой, я люблю быть один. Мне хочется сидеть в свой комнате. Я как кошка.
Я порылся в кармане.
- Сотня устроит вас, Харви?
- Да.
- Вставайте. Пойдем обедать.
- Успеется. Выпейте со мной.
- Лучше бы вы поели.
- Нет. Когда я такой, мне все равно, есть или не есть.
Мы выпили. Харви прибавил мое блюдце к своей горке.
- Вы знаете Менкена, Харви?
- Да. А что?
- Какой он?
- Он ничего. Говорит очень смешные вещи. Я недавно обедал с ним, и мы заговорили о Гоффенхеймере. "Беда в том, - сказал Менкен, - что он прикидывается святошей". Это недурно.
- Верно, недурно.
- А вообще он выдохся, - продолжал Харви. - Он уже написал обо всем, что знает, а теперь берется за все то, чего не знает.
- Он, должно быть, правда, ничего, - сказал я. - Только читать его я не могу.
- Ну, сейчас никто его не читает. Разве что те, кто когда-то читал труды Института Александра Гамильтона.
- Ну что ж, - сказал я. - И это было неплохо.
- Конечно, - поддакнул Харви.
Несколько минут мы сидели, погруженные в глубокомысленное молчание.
- Еще стаканчик?
- Давайте, - сказал Харви.
- А вот Кон идет, - сказал я:
Роберт Кон переходил улицу.
- Кретин, - сказал Харви.
Кон подошел к нашему столику.