Теперь проблема: может ли мысль понять, что, независимо от того, что она делает, ограничено, фрагментировано и поэтому изолированно, и что независимо от того, что она делает, возникнет? Это очень важный пункт: может ли мысль сама понять свои собственные ограничения? Или я сообщаю ей, что она ограничена? Это, как я вижу, является очень важным для понимания. Это – реальная сущность вопроса. Если мысль осознает, что она ограничена, то нет никакого сопротивления, никакого конфликта. Но если я говорю ей, что она ограничена, тогда я становлюсь отдельным от ограничения. Тогда я изо всех сил пытаюсь преодолеть ограничение. Из-за этого возникают конфликт и насилие, а не любовь.
Так понимает ли мысль себя, что она ограничена? Я должен узнать. Мне бросают вызов. Поскольку мне бросают вызов, я обладаю большой энергией. Посмотрите на это по-другому: понимает ли сознание, что его содержание самостоятельно? Или это то, что я услышал от другого: "Сознание – это его содержание, которое составляет сознание"? Поэтому, я говорю: "Да, это так". Вы видите различие между двумя высказываниями? Последнее, созданное мыслью, наложено "мной". Если я налагаю что-либо на мысль, возникает конфликт. Это похоже на тираническое наложение правительства на кого-либо, но здесь правительство – то, что я создал.
Так, я спрашиваю себя: поняла ли мысль свои собственные ограничения? Или она притворяется чем-то необычным, благородным, божественным? – что не имеет смысла, потому что мысль основана на памяти. Я вижу, что должна быть ясность в этой точке: то, что не имеет никакого внешнего наложения влияния на мысль, говорит, что она ограничена. Тогда из-за того, что нет никакого наложения, нет и никакого конфликта. Это просто понимание о его ограниченности. Это понимание, что она не зависит от того, что ее создает – вероисповедание Бога – ограниченное, дрянное, мелкое – даже притом, что она создала изумительные соборы по всей Европе, которым поклоняются.
Так, в моей беседе с самим собой возникло открытие, что одиночество создано мыслью. Мысль теперь поняла себя, что она ограничена и не может решить проблему одиночества. Поскольку она не может решить проблему одиночества, существует ли одиночество? Мысль создала это чувство одиночества, эту пустоту, потому что она ограничена, фрагментарна, разделена. И когда она понимает это, одиночество исчезает. И поэтому возникает свобода от привязанности. Я не сделал ничего. Я наблюдал за привязанностью, что подразумевается под ней – жадность, опасение, одиночество – и, прослеживая за этим, наблюдая, не анализируя, а только смотря, смотря и смотря, прихожу к открытию, что мысль сделала все это. Мысль – из-за того, что фрагментарна, – создала эту привязанность. Когда она понимает это, привязанность исчезает. Не надо предпринимать вообще никаких усилий; в настоящий момент есть усилие, и конфликт снова возвратился.
В любви нет никакой привязанности. Если есть привязанность, то нет никакой любви. Получилось удаление главного фактора через отрицание привязанности. Я знаю то, что это означает в моей ежедневной жизни: никакие воспоминания о чем-либо, о моей жене, подруге или о моем соседе не травмируют меня. Никакая привязанность к любому образу не создаст мыслей о ней – как она измывалась надо мной, как она дала мне комфорт, какое я имел сексуальное удовольствие. Все эти различные вещи, из которых движение мысли создало образы, привязанность к этим образам прошла.
И есть другие факторы – должен ли я все это исследовать шаг за шагом, один за другим? Или все уже закончилось? Должен ли следовать мысли, должен ли исследовать, как исследовал привязанность, опасение, удовольствие и желание комфорта? Я вижу, что не должен проводить исследование всех этих различных факторов. Я вижу это в одном взгляде, и я ухватил его.
Так через отрицание того, что не является любовью, появляется любовь. Я не должен спрашивать, чем любовь является. Я не должен бежать за ней. Если я побегу за ней, получится не любовь, а награда. Я отрицал. Я закончил, в том вопросе, медленно, тщательно, без искажений, без иллюзии всего того, что является не этим – а другим.
Парк Броквуд, Англия,
30 августа 1977 Диалог с собой,
стр. 3–9
VIII. Любовь в отношениях
Любовь в отношениях – это процесс очищения, поскольку она указывает пути сама.
Как легко разрушить то, что мы любим! Как быстро возникает барьер между нами – слово, жест, улыбка! Здоровье, настроение и желание бросают тень, и то, что было ярким, становится унылым и обременительным. Через использование мы изнашиваем себя, и то, что было острым и ясным, становится утомительным и запутанным. Через постоянное трение, надежду и расстройство то, что было красивым и простым, становится ужасным и выжидающим. Отношения сложны и трудны, и немногие могут выйти из них невредимыми. Хотя мы хотели бы, чтобы они были статическими, устойчивыми, непрерывными, отношения – это движение, процесс, который должен быть глубоко и полностью понят и не вынужден соответствовать внутренним или внешним моделям. Соответствие, которое является социальной структурой, теряет свой вес и власть только тогда, когда есть любовь. Любовь в отношениях – это процесс очищения, поскольку она указывает пути сама. Без этого открытия отношения имеют небольшое значение.
Но как мы боремся против этого открытия! Борьба принимает множество форм: господство или подобострастие, боязнь или надежда, ревность или принятие и так далее. Трудность состоит в том, что мы не любим. А если мы действительно любим, то хотим, чтобы это функционировало особым способом, мы не даем любви свободу. Мы любим своими умами, а не сердцами. Мышление может измениться, а любовь не может. Мышление может сделать себя неуязвимым, а любовь не может. Мышление может всегда быть ничьим, быть исключительным, стать личным или безличным. Любовь не должна сравниваться и страховаться. Наша трудность лежит в том, что мы называем любовью, которая является реальностью мышления. Мы заполняем свои сердца продуктами мышления и так держим их пустыми и выжидающими. Это то мышление, которое цепляется, является завистливым, которое держит и разрушает. Наша жизнь находится во власти физических центров и мышления. Мы не любим и позволяем ей быть одной, но жаждем, чтобы быть любимым. Мы даем, чтобы получить то, что является великодушием мышления, а не сердца. Мышление ищет уверенность, безопасность. И может любовь стать уверенной благодаря мышлению? Может ли мышление, являющееся сущностью времени, поймать любовь, которая будет ее собственной вечностью?
Но даже любовь в сердце имеет свои собственные уловки, поскольку мы так развратили наше сердце, что оно колеблется и путается. Это то, что делает жизнь такой болезненной и утомительной. В одно мгновение мы думаем, что имеем любовь, а в другое – что она потеряна: возникает неуловимая сила – не мышления, источники которого не могут быть понятыми. Эта сила снова разрушается мышлением, поскольку в сражении мышление оказывается неизменным победителем. Этот конфликт в пределах самих себя не должен решаться хитрым мышлением или колеблющимся сердцем. Не существует никакого средства, никакого способа, чтобы закончить этот конфликт. Сам поиск средства – другое убеждение мышления стать владельцем, убрать конфликт, чтобы стать мирным, иметь любовь, становиться кем-то.
Самая большая наша трудность состоит в том, чтобы широко и глубоко знать, что нет никакого средства, любить, как желательный результат мышления. Когда мы понимаем это действительно и глубоко, тогда появляется возможность получения того, чего не имеет этот мир. Не контактируя с чем-то, делайте это, не может быть никакого длительного счастья в отношениях. Если вы получили это благословение, а я нет, естественно, вы и я будем находиться в конфликте. Вы не можете быть в конфликте, а я буду. И в своей боли и горе я отключал себя. Горе столь же исключительно, как удовольствие, и пока есть любовь, которая не будет моим созданием, отношения являются болью. Если есть благословение этой любви, вы не можете, но любите меня, независимо от меня, для тогда вы не формируете любовь согласно моему поведению.
Независимо от уловок мышление может играть. Вы и я являемся отдельными. Хотя и можем быть в контакте друг с другом в некоторых случаях, интеграция будет не с вами, а в пределах меня самого. Это объединение не вызвано мышлением, Оно возникает только, когда мышление совершенно тихо, достигнув конца его собственной привязи. Только тогда и только там нет боли в отношениях.
Комментарии жизни, Серия I, стр. 40–2
Вы не можете думать о любви.
Если вы наблюдаете за тем, что делает нас разобщенными в наших отношениях, то понимаете, что это размышление, вычисление, оценка, взвешивание, приспособление к самим себе. И единственная вещь, которая освобождает нас от этого, – любовь, которая не является процессом мысли. Вы не можете думать о любви. Вы можете думать о человеке, которого любите, но не можете думать о любви.
Банарас, 3-я Публичная беседа,
Индия, 6 февраля 1949.
Собрание сочинений, издание.
V, стp. 197