Когда он пробыл у пекаря два дня, пекарь велел ему с вечера печь одному. Сам он, дескать, не может ему помогать до следующего утра. Уленшпигель говорит: "Ладно. Что же я должен печь?". А пекарь был насмешливый человек. Он рассердился и сказал в насмешку: "Ты пекарский подмастерье, а спрашиваешь, что тебе печь. Пеки, что принято: мартышек и сов". С этим и ушел спать. А Уленшпигель пошел в пекарню и налепил из теста одних мартышек и сов. Полную пекарню напек их. Утром мастер встал и собрался идти помогать. Но, придя в пекарню, не увидел там ни булок, ни калачей, а одних только мартышек и сов. Мастер разгневался и сказал: "Чтоб тебя целый год лихорадка трясла! Что ты испек?!". Уленшпигель говорит: "То, что вы мне велели, мартышек и сов". Хозяин говорит: "Что же мне теперь с этой глупостью делать? Такой хлеб мне в жизни не нужен, за него мне денег не выручить". Ухватил он Уленшпигеля за горло и говорит: "Заплати мне за тесто". А Уленшпигель ему в ответ: "Ладно, раз я должен вам за тесто уплатить, пусть тогда товар, что из него испечен, мой будет". Хозяин говорит: "Что толковать о таком товаре! Совы да мартышки не гожи в моей лавке". Итак, уплатил Уленшпигель хозяину за тесто, сложил выпеченных сов и мартышек в корзину, и ушел с ними из дома на пекарском подворье под вывеской с изображением дикаря, и думал про себя: "Ты часто слышал, что стоит только принести такую диковинку в Брауншвейг, как за нее сразу дают деньги". А было это как раз канун дня св. Николая. Вот на другой день Уленшпигель и встал со своим товаром перед церковью, и продал всех мартышек и сов, и выручил много больше денег, чем отдал хозяину за тесто. Пекарь об этом узнал и огорчился. Он побежал к церкви св. Николая, чтобы стребовать с Уленшпигеля выпеченные зверушки в уплату за дрова и харчи, но Уленшпигеля и след простыл вместе с деньгами, и пекарь мог только глядеть в ту сторону.
XX История рассказывает, как Уленшпигель просеивал муку в свете месяца
Уленшпигель странствовал по разным местам и пришел в Ульцен, деревню. Здесь он снова заделался подмастерьем у пекаря. Когда он уже находился у мастера в доме, мастер намерился печь и Уленшпигель должен был ночью просеять муку, чтобы к раннему утру все было готово. Уленшпигель говорит: "Мастер, вы должны дать мне огня, чтобы я мог видеть, как сеять". Пекарь ему отвечает: "Не дам тебе огня. Я своим работникам в эту пору никогда огня не давал. Они просеивали муку в свете месяца. Так и ты должен делать". Уленшпигель говорит: "Ну, раз они муку так просеивали, то и я, как они, сделаю".
Мастер ушел и хотел часок-другой поспать. Тем временем Уленшпигель взял сито, выставил его за окно, где светил месяц, и давай сеять муку во двор. Когда хозяин проснулся и захотел печь, Уленшпигель еще стоял и сеял. Тут пекарь увидел, что Уленшпигель сыплет муку во двор, который весь белел от муки. Мастер тут и говорит: "Какого черта ты тут делаешь? Разве мука уж даром дается, что ты ее в грязь сыплешь?" Уленшпигель отвечает: "А разве вы не приказывали мне сеять в свете месяца, без огня? Я так и делаю". Хлебопек ему говорит: "Я приказывал, чтобы ты сеял при свете месяца", Уленшпигель опять говорит: "Вот прекрасно, мастер! Вы должны быть довольны, я так и сделал: и в свете месяца, и при свете месяца. Потеря не велика, не больше пригоршни. Я ее сейчас подберу. Это муке ни капли не повредит". Мастер говорит: "Пока ты будешь муку подбирать, я не смогу тесто ставить, а потом уж будет поздно печь". Уленшпигель говорит: "Хозяин, у меня есть хороший совет: мы выпечем хлеб так скоро, как наш сосед. У него тесто в бадье стоит. Хотите получить, так я мигом тесто достану, а нашу муку вместо него поставим". Мастер рассердился и говорит: "Черта ты добудешь! Иди к виселице, притащи мне вора оттуда". "Хорошо", – сказал Уленшпигель и отправился к виселице. Под ней лежал скелет вора, сорвавшийся вниз. Уленшпигель взвалил его на спину, принес в дом и сказал: "Вот, я принес то, что под виселицей лежало. Зачем только оно вам понадобилось? Я не знаю, от чего оно помогает". Пекарь ему сказал: "А больше ты ничего не принес?". Уленшпигель ответил: "Там больше ничего не было". Пекарь был разгневан и сказал со зла: "Ты господ судей обокрал и их виселицу ограбил. Я на тебя бургомистру нажалуюсь, вот увидишь". И мастер пошел из дому на рынок, а Уленшпигель пошел за ним, причем мастер так торопился, что не оглянулся ни разу и даже не знал, что Уленшпигель идет сзади.
Вот стоит голова городской или бургомистр на рынке, а пекарь подходит к нему и начинает жаловаться. Но Уленшпигель был расторопным: как только мастер стал жаловаться, Уленшпигель встал вплотную к нему и вытаращил глаза. Когда пекарь увидел Уленшпигеля, он так взбесился, что у него из головы вылетело, на что он хотел жаловаться, и он сказал Уленшпигелю со злостью: "Что тебе надо?". Тот ответил: "Ничего не надо. Только вы обещали, что я увижу, как вы на меня бургомистру пожалуетесь. Раз мне надо видеть, так надо глаза пошире раскрыть, чтобы увидеть". Хлебопек ему сказал: "Иди с моих глаз! Ты плут". Уленшпигель ответил: "Так меня часто звали. Сидел бы я у вас в глазах, так мне с них пришлось бы сквозь ноздри лезть, коли вы бы глаза закрыли". Бургомистр услышал, что все это глупости, пошел от спорщиков и оставил обоих стоять. Когда Уленшпигель это увидел, обернулся он к мастеру и сказал: "Хозяин, когда же мы печь-то будем? Солнце уже закатилось". И убежал прочь, так и оставив пекаря стоять на рынке.
XXI История рассказывает, как Уленшпигель всегда ездил на светлой лошади и неохотно находился там, где были дети
Уленшпигель всегда любил бывать в обществе и всю жизнь избегал трех вещей: во-первых, никогда не ездил на лошади серой (никому не служил правдой и верой), а седлал соловую или гнедую (по кличке "Обману" и "Надую"). Во-вторых, он не хотел оставаться там, где были дети, потому что о них больше пеклись, чем о нем. В-третьих, он неохотно останавливался на постоялом дворе, если хозяином там был какой-нибудь старый и щедрый человек, потому что старый щедрый хозяин обыкновенно оказывался простофилей и не жалел своего добра. Для Уленшпигеля там не находилось компании и денег, чтобы поживиться.
Каждое утро просил он в молитве, уберечь его от здоровой пищи, и от большого счастья, и от крепкого питья. Ибо здоровой пищей обычно называют всякую зелень. Также чурался он пищи, которую продают аптекари, ибо, как бы здорова она ни была, все же это знак болезни.
Большим счастьем было бы, если б камень упал с крыши или балка с дома сорвалась. Можно было бы сказать: "Если бы я стоял внизу, меня бы этот камень или балка насмерть пришибли, что было бы для меня большим счастьем". От такого счастья он и хотел уберечься.
Крепкое питье – это вода. Ведь вода своей силой приводит в движение мельничные колеса, и немало славных парней испили в ней свою смерть!
XXII История рассказывает, как Уленшпигель нанялся к графу Ангальтскому стражем на башню и, когда подошли враги, он не затрубил в рог, а когда их не было, затрубил сигнал тревоги
В скором времени после этого Уленшпигель пришел к графу Ангальтскому и нанялся к нему служить стражем на башню. У графа было много врагов, и в ту пору он держал в городке и в замке множество рейтаров и придворных слуг, их надо было каждый день кормить, поэтому Уленшпигеля забыли на его сторожевой башне и не послали ему еды. В тот день случилось так, что враги появились перед городом и графским замком, захватили коров и всех их угнали. А Уленшпигель лежал на своей башне и глазел в окно, но не поднял тревоги криком или трубя в рог.