Здесь следует сделать небольшое отступление и сказать о том, что средневековому Лису присуща половая двойственность. Волк – он всегда Волк, известный под именем Изегрим (оно возводится к словосочетанию "isen grim" – "твердый шлем"), у него есть жена (к которой Рейнард Лис упорно пристает), дети, все как подобает. Кроме того, Капитолийская волчица однозначно определяла негативную окраску именно мужского образа. С Лисом иначе: слова позволяли обозначать этого зверя то в мужском, то в женском роде. Рейнард (его имя могло произойти из фразы "надежный совет") несомненно мужчина, но постоянная перемена пола в отдельных новеллах напоминает об истории, рассказанной Эзопом: "Говорят, что гиены каждый год меняют свой пол и становятся то самцами, то самками. И вот однажды гиена, встретив лисицу, стала ее корить: она, гиена, хочет стать ей подругой, а лисица ее отвергает. Но та ответила: "Не меня кори, а свою породу – из-за нее не могу я знать даже, будешь ли ты мне подругой или другом"" .
Латинская поэма Ниварда Гентского написана в те же годы, что и первые французские рыцарские романы: "Роман о Фивах", "Роман об Александре", "Роман о Бруте" Васа и "Роман о Трое" Бенуа де Сент-Мора. Начальные ветви "Романа о Лисе" появились в то же время, что и поэмы Кретьена де Труа (60-е – 90-е годы XII века). Деление на куртуазную игородскую культуру, к которому многие привыкли здесь, оказывается "не с руки": романы о Лисе Рейнарде и романы о рыцарях Эреке, Клижесе, Ивене – явления одного порядка. Повествование о Лисе создавалось не один день, с годами оно обрастало новыми ветвями, перипетиями и подробностями. Можно интерпретировать появление этих ветвей по-разному: за каждой из них стоит конкретный сюжет, который может быть пересказан весьма кратко и немногословно. Рискованно судить о том, что здесь первично, хотя большинство собраний примеров или кратких историй датируется более поздним временем, чем основные ветви романа. Истории о Лисе играли немалую социальную роль. Так, в устах Якова де Витри, читавшего проповедь, случай с Кроликом, которого поставили рассудить Лиса и Волка, приобретает особую трактовку: "Рассказывают, что у Волка была тяжба с Лисом. Он обвинял Лиса в воровстве иобмане, ибо Ягненка, которым Волк мирно владел, Лис коварно похитил. Лис же в свою очередь выдвинул против Волка обвинения в грабеже и насилии. Они сошлись в том, что подходящим судьей в этом деле будет Кролик, перед которым они и будут спорить о воровстве, грабеже и обмане, ибо Кролик в этом во всем хорошо разбирается и в обычае у него воровством добывать на жизнь. После продолжительных прений Кролик – то есть алчный и лживый прелат – сказал: "Хочу, чтобы между вами был мир. Я хочу обвинить нейтральную сторону. Поступайте так, как прежде, – как жили, так и живите! А вот пусть лучше сюда приведут Агнца, чтобы я осудил его". На суде присутствовали собаки, коршуны и вороны, которые согласились с осуждением Агнца и выступили против него свидетелями, рассчитывая получить свою долю добычи. Когда привели Агнца, Волк сказал: "Ты обещал мне хлеб, но этого не исполнил". Лис добавил: "А ты мне обещал меру пшеницы – и не исполнил". Тогда Агнец сказал Кролику, дрожавшему между Лисом и Волком: "Как я мог обещать Волку хлеба, ибо он его не ест, или пшеницу Лису!" А Кролик – или жадный прелат – заявил, что собаки, коршуны и вороны выступили свидетелями в пользу Волка и Лиса, и вынес такое решение: "Поскольку Агнец не может исполнить обещание, я в качестве залога возьму его шкуру, то есть внешнюю субстанцию, Волк и Лис – жадные архидьяконы и сельские деканы – поделят между собой мясо, коршуны и вороны – приближенные и слуги – кишки, печень и легкие, а собаки – или светские правители – обглодают кости и жадно выпьют кровь бедняков"… Шкура означает движимое имущество, кости – имущество недвижимое и передаваемое по наследству. Едят плоть и пьют кровь, поскольку то, что нажито потом и трудами плоти, забирают насильно. Кишки, печень и легкие пожирают, когда похищают то, что добыто волнениями и тревогами. Вот как плохо поступают с невинными, когда судьей назначается вор и нечестивый из нечестивых, когда с помощью лжесвидетелей бедняков грабят те, кто их должен защищать!" Подобному толкованию гражданского процесса могли бы позавидовать многие (даже современные) ораторы, подвизавшиеся в политике.
За отдельными ветвями романа порой стоят и вовсе незатейливые истории. Так хрестоматийная басня о вороне и лисице превращается в историю Рейнарда и Корбанта, пересказать которую можно в нескольких словах, как это сделал Яков де Витри: "Когда ворон держал сыр в клюве, лисица, которую зовут Рейнардом, принялась нахваливать, что он хорошо умеет петь и что отец его, Корбант, пока был жив, всегда славился среди птиц своим пением, и еще принялась она уговаривать ворона, чтобы тот спел, ибо пение его для нее так приятно. И вот ворон, вняв пустым похвалам, раскрыл клюв, чтобы спеть громким голосом, а сыр выпал у него из клюва, а Рейнард, добившись своего, похитил сыр и скрылся". Примечательно, что автор изображает своего персонажа одновременно и в мужском, и в женском роде. Сюжет о Рейнарде и Шантеклере был пересказан в одном из сборников басен, приписываемых Эзопу, следующим образом: "Множество людей, не задумываясь о последствиях своих слов, говорят такое, из-за чего позднее им приходится раскаиваться и терпеть немало невзгод. Послушай-ка басню. "Как-то раз лиса, почувствовав голод, отправилась в деревню, нашла там петуха и сказала ему: "О господин мой петух, до чего прекрасный голос был у моего господина, отца твоего. Я пришла сюда, чтобы послушать твое пение. Прошу тебя, запой громким голосом, чтобы я, послушав, могла определить, твой или отцовский голос звучит лучше". И петух, напыжившись и закрыв глаза, принялся петь. Лиса набросилась на него, схватила и потащила в лес. Жители деревни побежали за нею вслед, приговаривая: "Что это лиса утащила нашего петуха". Тогда петух сказал лисе: "Послушай, госпожа, о чем это там толкуют грубые крестьяне. Скажи им, что петух, которого ты несешь, принадлежит тебе, а не им". И вот лиса, выпустив петуха из пасти, произнесла: "Да своего петуха несу, не вашего!" Петух взлетел на дерево и добавил: "Лукавишь, госпожа моя, лукавишь. Ведь я их, а не твой". И лиса, ударив себя по устам, ответила: "О уста, что говорите, чего мелете, кабы вы промолчали, то не упустить вам своей же добычи"". Так и многие помногу говорящие люди не могут избежать неприятностей". Этот сюжет (вторая ветвь романа) в XIV веке был использован Джефри Чосером в "Кентерберийских рассказах". Чосер вложил в уста монастырского капеллана "Рассказ о петухе и курочке – Шантеклере и Пертелот", сдобрив весьма бесхитростную историю обильными сентенциями и классическими аллюзиями.
Третья ветвь "Романа о Лисе" также упоминается в проповедях Якова де Витри: "Слышал я о лисе, которого в народе называют Рейнардом, что он мирно приветствовал птичку, которую по-французски называют синицей, а она ему говорит: "Откуда идешь?" А он: "С королевского собрания, где был клятвенно утвержден мир между всеми зверями и птицами. А поэтому, прошу тебя, давай поцелуемся примирения ради". – "Боюсь, как бы ты меня не схватил". А ей Рейнард: "Подходи, не бойся, я закрою глаза, чтобы тебя не поймать". Птичка подобралась ближе и стала летать вокруг, он же, разинув пасть, попытался ее схватить, но она успела ускользнуть от лиса, который хоть и дал клятву, однако был готов нарушить мир".
Порою о том, был ли позаимствован сюжет для пополнения коллизий "Романа о Лисе" или, наоборот, проник в новеллистическую литературу из романа, судят по присутствию или отсутствию у зверей имен собственных. Известно, что большинство из этих имен значимы. Медведь Брюн – "бурый", петух Шантеклер – "поющий зарю", собака Кортойс – "придворный лизоблюд".
"Роман о Лисе" весьма быстро распространился по Европе и шагнул в пограничные с французским языком страны. К концу XII – началу XIII века относится фрагмент (всего 668 строк) стихотворного романа "Райнеке Лис" , написанного на языке, бытовавшем в Эльзасе (две другие, полные рукописи "Райнеке лиса" относятся к XIV веку). Эльзасский роман – первое произведение, где отдельные ветви цикла о Лисе были сложены в единое целое. Хотя созданная во Фландрии поэма "Рейнард Лис" сохранилась только в рукописях первой половины XIV века, однако анализ ее содержания позволил датировать это произведение рубежом XII – XIII веков, ведь именно в это время жили упоминаемые в поэме клирики и каноники. Франко-итальянская поэма "Райнардо и Лезенгримо" известна в двух рукописях XIV и XV века и представляет собой перевод отдельных ветвей романа, выполненный скорее всего еще в начале XIII века. Все это говорит о том, что роман не просто оказался популярен – он расходился по рукам, переписывался и дополнялся с невероятной быстротой. В конце XIII века в недрах итальянских канцелярий появилась новая интерпретация романа – переписка короля Льва со своим придворным, Зайцем. Цель составления подобного рода документов очевидна. С одной стороны, лишний раз отточить свое перо в делопроизводстве, с другой – посмеяться над собственным трудом и соратниками по канцелярии, погрязшими во всякого рода реестрах и рескриптах.