А такую строку, как "не страшен мне горящий ад, не жажду райских я наград", воспринимаемую в контексте всего учения о любви к Богу, вслед за Руми мог бы повторить каждый суфийский мыслитель. И действительно, подобные слова встречаются как у предшественников этого величайшего "шейхапоэтов", так и у его последователей.
Если суфийский шейхотдавал себе полный отчет в том, что в лице каждого мюридаему вверен для наставления бессмертный дух, наделенный безграничными потенциями развития, то его первой и ближайшей целью было – передать ученику это понимание истинного величия человека. Именно такой цели служили и многие "посвятительные" истории из суфийского прошлого и мистической практики, в том числе и знаменитое повествование о первой встрече Руми с Шамсом и о последующем их духовном единении. Понятно, что подобные истории, входя в плоть и кровь мюрида, во многом предопределяли и содержание, и форму его будущих общений с собратьями по тарикату, да и вообще с окружающими людьми.
Согласно суфийской традиции, самые важные чудеса происходят не в сфере вещественных явлений, а в области человеческих отношений, при взаимном раскрытии людей. В семьях суфиев дети посвящались не столько в знания о строении вещества, сколько в "науку" о том, чем человек может стать для другого человека. Таким образом, все психологические и иные знания, приобретенные суфиями, получали практическое воплощение в их жизни. Это относится даже к таким, казалось бы, отвлеченным рассуждениям, как диспут между Руми и Шамсом относительно "превосходства" Пророка Мухаммада или Абу-Йазида Бистами в познании Истины. Для последующих поколений суфиев значение этого диспута сводилось к различению между "прочным" состоянием духа, достигнутым суфием на данном этапе развития (именно о переходе от одного такого состояния к другому говорил Мухаммад), – и озарением свыше, временами посещающим человека (о таком опыте свидетельствовал Абу-Йазид). Озарение свыше может посетить даже того ученика, который достиг невысокой ступени развития, дабы он сумел предощутить те состояния, которые открываются на ступенях гораздо более высоких.
Переводя эти понятия с языка мистики на более обыденный, следует говорить о разнице между ежедневным упорным трудом ради достижения цели – и посещающим человека вдохновением на этом пути (Абу-Йазид). Суфийскому же ученику просто жизненно необходимо различать эти понятия. В то время как материализм внушает своим приверженцам представление о единственности земной жизни, не предполагая какого-либо продолжения духовного восхождения за ее пределами, – религиозная вера (в данном случае суфизм) утверждает, что путь самосовершенствования бесконечен: он продолжается в вечности после смерти земного тела.
В том-то и состоит блаженство, дарованное Богом человеческому духу, что никакое достижение на этом пути не является предельным и завершающим, что за каждой данной ступенью, сколь бы высока и прекрасна она ни была, следует восхождение на новую, еще более возвышенную и радостную ступень. В этом и заключается обетование вечной жизни (т. е. отнюдь не прозябания, а постоянного возобновления и развития), о котором свидетельствуют все великие религии человечества.
В дополнение к этим свидетельствам, суфизм (подобно иудейской каббале, христианскому исихазму и другим эзотерическим направлениям в разных религиях) сообщает о возможности достижения душой вечной жизни – здесь и сейчас. Суфийский путь – это переживание все новых состояний, овладевание все новыми формами внутреннего, "сердечного", опыта.
Руми говорит об этом так:
...В тленье празднуя нетленье, от начала бытия
Нас Дорога Превращений в гору Разума вела.Став из праха – минералом, ты затем взошел травой,
Зверь возник из травной кущи – в нем душа твоя жила......Вскоре Ангелом ты станешь, удалившись в горний мир,
И душа стяжает в высях, что внизу не обрела...
М. Хаткевич
Стихи Руми (Из "Дивана Шамса Табризского")
Одна из вершин суфийской и мировой поэзии – "Диван Шамса Табризского" – был создан Руми после гибели его духовного наставника и любимого друга, дервиша Шамса. По свидетельству поэта, Шамс после своей смерти слился воедино с личностью самого Руми и, поселившись в его сердце, вдохновлял его на творчество. Поэтому многие стихи "Дивана" подписаны именем не Руми, а Шамса, и созданы от лица последнего – под его "диктовку": имя Шамса – его "подпись" – заключено в последнем бейте (двустишии) таких стихотворений. "Диван" – свидетельство всеобъемлющей любви к Богу и человеку, одолевающей время и пространство, смерть и разлуку и открывающей любящему глубочайшие тайны бытия.
Несколько газелей из "Дивана" мы предпослали притчам из "Маснави", дабы читатель сразу настроился на тот высокий духовно-мистический лад, который в стихах "Дивана" выражен явно, а в большинстве притч присутствует скрытым образом.
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел...
Стихотворение говорит о предбытии человеческого духа, который, согласно суфийскому учению, существовал в Боге до создания материального мира ("задолго до Адама"). Дух человека, подобно жемчужине, заключенной в раковине ("ниспал жемчужиной с небес я в море плотской жизни"), является величайшим сокровищем, частицей Божества, тайной, сокрытой под оболочкой плоти. Мистик-суфий, пережив озарение свыше, вспоминает о своем предназначении и осознанно осуществляет ту миссию, ради которой был послан в наш мир. На это указывают слова о деснице Всевышнего ("руке Царя"), направляющей суфия, и о покорности последнего указаниям свыше ("я там, куда меня Сам Бог направить захотел"). Согласно Корану (как и Библии), Бог постоянно воссоздает вселенную Своей волей: "И когда Он решит, чтобы дело [свершилось], то говорит ему: "Свершись" – и оно свершается" (Коран 2, 117).
Д. Щ.
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел...
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел,
Я там, куда меня Сам Бог направить захотел!Я ниспадал – и восходил с добычей до Сатурна,
Я девять сфер и семь небес мгновенно облетел!Я охранял пресветлый Рай задолго да Адама,
Я среди гурий ликовал до сотворенья тел!Еще премудрый Соломон на свет не появился,
А я, всех джиннов покорив, его кольцом владел!Вступал я в пламя – и оно, как роза, расцветало,
И по моим следам огонь бутоном ярким рдел!Ниспал жемчужиной с небес я в море плотской жизни,
Но воспарю – и возвращусь в бессмертный свой удел!Миры, эпохи и века напев мой повторяют:
Я – Шамс, я первый эту нить в ушко веков продел!..
Услышьте, любящие прах: любовью вечной я горю!..
Здесь Руми говорит о любви как о творящей Божественной силе и основе мироздания. Дух поэта существовал изначально и был "влюблен" в Истину еще до сотворения вещественного мира ("когда творенье началось и утверждался мир в правах"), затем он прошел множество стадий развития (прожил "семьдесят веков", т. е. семь тысяч лет, символически соответствующих Семи Дням творения – ср.: "Воистину, ваш Господь – Аллах, Который сотворил небеса и землю за шесть дней. Потом Он утвердился на престоле" – Коран 7, 54; см. также Быт. 1, 1–31; 2, 1–3). Согласно суфийскому преданию, души всех будущих людей еще до сотворения мира предстали пред Аллахом, и Он обратился к ним с вопросом: "Не Я ль вас сотворил?" (в Коране с вопросом: "Не Господь ли Я ваш?" Аллах обращается к потомкам Адама – см. Коран 7, 172). Поняв вопрос, часть душ воспылала безграничной любовью к Аллаху. Впоследствии именно эти души стали на земле великими учителями веры, мистиками, поэтами и суфийскими мучениками. Для самого Руми лик Возлюбленного – Аллаха – как бы "отразился" в лике его духовного наставника – Шамса (в стихотворении игра слов: "шамс" – по-арабски "солнце"), душа которого слилась с душой Руми ("я стал тобой, мой светлый шах").
Д. Щ.