Сергееву иногда казалось, что этот запах гвоздики никогда не выветривается из его квартиры. Наоборот, становится только сильнее после ее ухода. Пряный, сильный, запоминающийся запах. Он даже начал нравиться ему - словно в квартире курили не сигареты, а жгли благовонные палочки. Но эти симпатии зависели от настроения и фазы их взаимоотношений. Когда они ссорились, он ненавидел эту гвоздичную вонь - до тошноты, до аллергии, до слезящихся глаз. Когда же она вот так возлежала на диване или на кровати в спальне, бесстыдная и целомудренная одновременно, как языческая богиня, запах ее индонезийских сигарет казался ему фимиамом.
- О чьем прошлом я должен спрашивать?
- Ну о моем, например.
- Не хочу.
Он варил кофе, стоя на кухне, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер, и мог видеть ее через отражение в зеркале стенного шкафа.
- Я тебе не интересна?
- Ты? Интересна.
- Я интересна, а то, что меня касается, - нет?
Шипел газ в конфорке. От турки поднимался чудесный аромат свежемолотого кофе - коричневая пенка уже начала расти, готовясь рывком выплеснуться на плиту, и испортить Сергееву удовольствие от приготовления и потребления любимого напитка. Он ненавидел чистить плиту после того, как кофе сбегал, но и терпеть коричневые пятна, похожие на коросту, на белоснежной эмали до прихода домработницы - тоже было выше его сил. Кофе обыкновенно сбегал два раза из пяти, доказывая Михаилу, что жизнь - беспрерывная цепочка компромиссов и с этим пора смириться.
Сегодня ему не хотелось ссориться.
- Мне интересно то, что касается нас.
- Я знаю, почему ты никогда не задаешь вопросов. Для того чтобы самому не давать ответов.
Пенка подошла к верху джезвы, и в тот момент, когда Сергеев наконец-то погасил газ, Вика вошла в кухню, не потрудившись набросить на себя хоть что-то.
Без каблуков, босая, она была Михаилу чуть выше плеча. Беспричинно разгневанная. Выплескивающая наружу желание поскандалить. И удивительно красивая.
Сергеев, глядя на нее, удивлялся, как совокупность в общем-то далеких от совершенства черт дает столь впечатляющий результат? Чуть длинноватый нос, выделяющиеся скулы, не самая совершенная по форме грудь, не самые длинные в мире ноги… Список несовершенств можно было бы продолжать, если бы не результат, который, как убедился Сергеев, опустив взгляд на полотенце, которым были обмотаны его бедра, был, что называется, налицо.
- Ты разберись, что для тебя проще - отвечать на вопросы или выслушивать ответы? - сказал он с примиряющей интонацией.
- Лживые ответы?
- Ну, зачем же так?
- Хорошо. Не до конца правдивые?
- Я бы предпочел другую формулировку - не до конца откровенные.
- Послушай, Сергеев, - сказала она, наблюдая, как он разливает по керамическим чашечкам густой, сладкий кофе. - Я всегда думала, что в этой стране могу узнать все и обо всех. Включая детские симпатии, сексуальные пристрастия и гастрономические выверты.
- У меня нет гастрономических вывертов, и ты все знаешь о моих сексуальных пристрастиях.
- А детские симпатии?
- Если сказать честно, то в детском саду мне нравилась девочка по имени Галя. Мы с ней спали.
- Что? - она удивленно подняла брови.
- Наши кровати стояли рядом. И во время дневного сна она трогательно держала меня за руку.
- Очаровательная деталь.
- Но это еще не все.
- Да?
- Да. Еще мне нравился мальчик Сережа…
Она засмеялась своим бархатным смехом, от которого у Михаила по спине бежала теплая волна.
- Ты меня пугаешь!
- С Сережей было интересней играть, но Галя так держала меня за руку во сне, что я просто не мог ей изменить.
- Ты меня разыгрываешь?
- Нет, просто рассказываю о своих детских симпатиях. Ты же просила.
- О детских симпатиях ты готов со мной говорить?
- Да. Пей кофе - остынет.
- А о своем недавнем прошлом?
- Нет.
- Сергеев, - она подошла к нему вплотную, прижалась всем телом и пристально посмотрела ему в глаза снизу вверх.
Она почему-то редко называла его по имени, даже в интимные моменты.
- Я тебе обещаю, что когда-нибудь, рано или поздно, я расскажу тебе твою биографию. От и до. За исключением детского сада. Хочешь ты того или не хочешь - я узнаю о тебе все. Ты мне веришь?
Он поцеловал ее в губы, пахнущие гвоздикой, но она не ответила на ласку, только прищурилась, вглядываясь в его лицо.
- Ты мне веришь? - повторила она настойчиво.
Сергеев не хотел врать. Поэтому всего лишь отрицательно качнул головой.
- Зря, - сказала Вика зло, высвободилась, взяла чашку с кофе и подошла к окну. На фоне светлых занавесок, выбеленных ртутным светом уличного фонаря, она смотрелась как статуэтка - Сергеев невольно залюбовался.
За окном шел дождь. Плотный летний ливень, полоскавший запылившиеся за день киевские мостовые, умывающий каштаны и липы бульваров прохладной чистой водой. Он превращал огни мостов, переброшенных через Днепр, в нерезкие мазки на огромной палитре темной, глубокой и могучей реки.
Грозы не было. Не сверкали молнии. Не гремел гром. В этой стихии, в воде, падающей с небес, не было ровным счетом ничего демонического. Просто шел дождь.
Автомобили прятались во дворах. Опоздавшие занять места на своих стоянках вместе с пешеходами шлепали по теплым лужам. Город не собирался засыпать - он ждал ночной прохлады и свежих запахов зелени из скверов и парков.
- Ты не задумывался, почему мы вместе?
- Потому, что нравимся друг другу.
Она хмыкнула, и даже в движении ее чуть угловатых плеч сквозила ирония.
- Нравимся. Превосходно сказано. Мне, Сергеев, нравились многие. Сегодня - один, завтра - второй. Послезавтра - мог быть и третий.
- Назови другую причину.
- Не назову. Ты ни разу не сказал, что меня любишь. Я ни разу не сказала, что люблю тебя. У нас нет общего прошлого. Я не вижу общего будущего. Знаешь, что нас держит вместе?
- То, что нам хорошо вдвоем.
- О боже, - она резко развернулась к нему лицом, - до чего же вы, мужики, примитивны! Ну, это-то при чем? Почему вы полагаете, что ваш член может быть осью чьего-то мира? Ты же неглупый человек, Сергеев, чтобы всерьез говорить о своей мужской исключительности! То, что у нас с тобой сейчас, - это даже не связь - так, случайные встречи. Я не знаю, что ты там надумал, какую драму, но о себе я знаю точно. Я с тобой только потому, что не могу тебя понять. Я каждый раз даю себе слово, что это будет в последний раз! Я не хочу к тебе привязываться! Я сама по себе! Но потом, потом я вдруг понимаю, что вот уже полгода мы вместе, а я все еще не знаю твою тайну. Все остальное - только приправа. Ты хороший человек, Сергеев. Я так искренне о тебе думаю. Но я не знаю, какой ты в действительности. Я чувствую, что ты способен на очень разные поступки. Я не шучу. Может быть, ты их уже совершал, а может быть, просто готов совершить. И эти разные поступки могут быть такими, что и представить себе трудно. И я ловлю себя на мысли, Сергеев, что из-за этой недосказанности, из-за того, что ты первый из мужиков, которого я не прочла вдоль и поперек после нескольких ночей, мне с тобой интересно. А это плохо, Сергеев, очень плохо! Время, проведенное вместе, - это привязанность. Привычка, мать бы ее так. К теплу чужого тела. К чужому дыханию. К тяжести чужой руки на бедре. А привычка - это зависимость. А я ненавижу зависимость! Настолько сильно ненавижу, что слово "любить", считаю синонимом слова "рабство".
Михаил кожей ощутил, что она говорит правду. Может быть, под влиянием момента, а может быть, расчетливо и осознанно, что было гораздо вероятнее, если учитывать ее характер.
- Это и есть причина, мистер Икс. Твоя тайна. Мне интересно ее разгадать. Настолько интересно, что для этого я готова полюбить тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Нельзя любить человека только за то, что не можешь его понять.
- Да? - сказала она, ухмыльнувшись. - А я-то думала, что человека нельзя любить, если сразу понимаешь его полностью. Такой человек банально не интересен. Если бы ты был раскрытой книгой, пусть даже с темными пятнами в биографии, если бы я не чувствовала в тебе готовность к поступкам - все бы ограничилось тем нашим десертом после хорошего стейка. Один раз, - она подняла указательный палец вверх, словно грозила кому-то. - Не более. Мы бы даже друзьями не остались.
- Значит, мне повезло.
- Значит, тебе повезло. Или не повезло. Это как посмотреть.
- Я не такой меркантильный. И не такой расчетливый. И совсем не такой любопытный.
- Дело в том, что я не могу понять, какой ты.
- А если обычный? - сказал Сергеев, подходя к ней вплотную. - Можешь ты себе представить, что я самый обычный человек? Просто человек, без второго или третьего дна, который влюбился? Не в журналистку, не в местную знаменитость, а в красивую женщину? Шел себе, шел по жизни и вдруг - раз! Так случилось!
Он взял ее за плечи и притянул к себе, не отрывая взгляда от ее лица. Они снова играли в гляделки, как несколько месяцев назад, во время их первой встречи.
- Почему нужна тайна? Почему мы просто не можем любить друг друга? На что надо оглядываться? На биографию? На национальность? На профессию? Мы начались друг для друга в тот день, когда встретились, - не было нас до этого! Ты можешь это понять? Или я говорю о чем-то необычном?
- Нет, - проговорила она, не отводя взгляда.