Должный интерес к эсэсовским "самострелам" и необходимое для успешных занятий бесстрашие проявляли только сам Бурцев, китайский мудрец Сыма Цзян да жадная до чужих тайн Ядвига. Бывшую шпионку тевтонского ландмейстера настолько занимали диковинки "небесного воинства", что Бурцев не удержался - дал в индивидуальном порядке этой рыжей бестии несколько практических уроков стрельбы. И из "шмайсера", и из ручного "MG-42".
Возлюбленная добжиньского рыцаря визжала от ужаса и восторга. Пару раз даже попала в мишень. Просила "погромыхать невидимыми стрелами" еще, но Бурцев отказал. Такой дай волю - все патроны переведет развлечения ради. Зато Ядвиге и Сыма Цзяну, как самым продвинутым в стрелковом деле, было позволено сколь угодно долго лязгать затворами и упражняться с разряженным оружием. А вот до гранат у них дело так и не дошло.
Новгородцев не на шутку встревожили занятия Бурцева. Господин Великий Новгород всегда опасался за свою свободу, но порой опасения эти, умело подогреваемые местной знатью, превращались в болезненную фобию. Вот и пополз по городу слушок, будто Александр заключил договор с нечистой силой, а княжеский воевода-чернокнижник - посредник в том договоре. "Ты, княже, немцев одолел адовым оружием и им же теперь нашу вольницу прибрать к своим рукам хочешь!" - обвинило вече Ярославича.
Речи те были неприятны и опасны. И дабы не будоражить народ понапрасну, князь устроил показательную казнь колдовских "громометов". Все как положено: крестный ход к Волхову и - бултых, бултых... С моста... Ствол за стволом, ящик за ящиком...
Однако в речные воды кануло не все. Кое-что из трофеев предусмотрительный Ярославич припрятал и передал на хранение Бурцеву. Князь знал теперь куда больше других и не видел уже дьявольского промысла в грозном оружии будущего. Наоборот, желал иметь в своем распоряжении хотя бы малую его часть. Стрельбы, конечно, пришлось прекратить, но несколько "шмайсеров", с полдесятка гранат, небольшой запас "невидимых стрел" и пулемет "MG-42" заняли свое место в заветном подвальчике, ключ от которого Бурцев всегда держал при себе.
Там же, в тайном арсенале, лежала и чудо-кольчуга Фридриха фон Берберга, что не налезала на князя, но оказалась впору княжескому воеводе. А вот прочный щит да титаново-вольфрамовый меч-кладенец Александр оставил себе. В комплекте не хватало только шлема - рогатое боевое ведро эсэсовского штандартенфюрера благополучно упокоилось на дне Чудского озера вместе с головой фон Бербергова оруженосца.
Глава 8
Снова возмущенный гул донесся с площади перед Софией. Из-за фашистской кольчужки да пулемета разгорелся весь сыр-бор! Если б дружина Бурцева изрубила бунтовщиков мечами и переколола копьями, если б спалила при подавлении массовых волнений полгорода, если б вырезала подчистую семьи смутьянов - никаких претензий к воеводе, наверное, и не было бы. Но обратить против новгородцев "невидимые стрелы" и свалить запретным "колдовством" два с половиной десятка человек - это, как оказалось, совсем другое дело. И вот...
- Пошто воевода утаил громометы адовы?! - вопрошало вече.
- Моя воля такова была! - держал ответ Александр.
- Недобрая то воля, княже!
- А кабы немец Псков занял и к новогородским стенам подступил, тогда добрая стала б?!
- Васька-чернокнижник не немцев - новгородцев калечил и живота лишал.
- А что еще ему оставалось?
Ответа не было. Были возмущенные разноголосые вопли...
- Не надобен нам такой князь!
- Не надобен такой воевода!
Спорили долго. И владыка держал слово. И Господа Новогородская. И черные люди кричали.
Кое-кто еще пытался под шумок сбросить князя. Не вышло. Без зачинщиков Ивановской ста - никак. Но...
- Не надобен Васька-воевода Новгороду! - тут уж голоса с вечевой площади звучали слаженно, единодушно. Никаких подстрекательств, никаких подкупных крикунов сейчас не требовалось. Бурцев слышал пресловутый глас народа.
- Не-на-до-бен!
- Все колдовские самострелы-громометы в Волхо-о-в! Все без остатка!
- И доспех Васькин заговоренный - туда же!
Но жизнь своему воеводе князь все же отстоял:
- Громометы - берите, топите! Кольчугу - тоже! Нужен вам другой воевода - да будет так! Но Василько казнить не позволю!
На том и порешили.
Вече расходилось, гудя и бурля. Но все же мирно расходилось. А через четверть часа в горницу вступил хмуролицый князь в сопровождении владыки Спиридона. Сказал, отведя глаза:
- Нужен мне, Василько, верный человек в Пскове. Князя псковичи себе никак не выберут, и неспокойно там нынче. Да и за балвохвальской башней никто лучше тебя не присмотрит. Что, возьмешься?
Бурцев усмехнулся. Вроде как почетная ссылка выходит? Альтернатива казни и позорному изгнанию. Что ж, оно и к лучшему. Буйным Новгородом он уж сыт по горло.
- Возьмусь, княже, - Бурцев кивнул. - Только людей своих с собой заберу.
- Бери, - охотно согласился Александр, - И еще дам, сколько потребно. Ты уж прости, Василько, но новгородцы тебе здесь все равно жить не дадут. И...
И к величайшему удивлению владыки, гордый князь Александр Ярославич, по прозвищу Невский, не гнувший спину ни перед врагом, ни перед другом, поклонился вдруг в пояс своему воеводе.
- ...И спаси тебя Господь, что не пропустил бунтовщиков к семье моей и к семьям дружинных людей. Не держи зла, Василько, ни на меня, ни на господина Великого Новгорода.
Бурцев вздохнул, кликнул китайского мудреца, протянул ключ от тайного арсенала, что перестал быть тайным:
- Сыма Цзян, сдай князю оружие "небесного воинства". Все оружие. И кольчугу немецкую не забудь.
Китаец кивнул, вышел с князем за дверь. Эх, славная будет нынче пожива ненасытному, ничьей воле неподвластному Волхову.
...Уезжали скрытно, как тати. Поздней ночью уезжали. Лишь выбравшись из притихшего города, засветили факелы. А на душе при всем при этом было хорошо и покойно.
- Васлав... - Сыма Цзян вдруг заговорщицки подмигнул глазом-щелкой.
- Что, Сема?
Китаец приоткрыл седельную сумку. Два "шмайсера" и ручная граната-колотушка "М-24" на миг попали в факельный свет.
Ну, проныра китайская! Заховал-таки от Ярославича!
- Да как ты...
- Не сердися, Васлав - зашептал Сыма Цзян. - Князя Александра говорилась, что в Пскова-города тоже сильна неспокойна и...
- Что "и"?
- Князя сама положила эта в моя сумка, когда никто никакая не видела. Князя сказала - отдавай для Василька.
Ах, вот оно в чем дело! Прощальный подарочек, значит. Ну, спасибо, князь, на добром слове... Бурцеву стало веселее.
- Ну-ка, Дмитрий, Гаврила, чего как на похороны едем? Запевайте!
Теперь можно. Дурной буйный Новгород давно уж позади. А под рукой два ствола с гранатой. Чего еще желать?
Подтянули все. Даже китайский мудрец Сыма Цзян и татарский юзбаши Бурангул старательно выводили разудалую древнерусскую, слов которой и сам воевода толком не знал.
Одна лишь дочь Лешко Белого, малопольская княжна Агделайда Краковская, смотрела печально. Но слезу, скользнувшую из-под ресниц, в темноте не заметил никто.
Глава 9
- Ну, в чем дело, Аделаидка? - Он держал ее за плечи, он всматривался в лицо жены. И гадал: ну отчего ж оно так выходит? Почему любимое лицо ни с того ни с сего вдруг становится чужим и отрешенным? И не находил разумного объяснения. Не мог найти.
Новгородские беды остались позади, а в Пскове все складывается, как нельзя лучше. Народец здесь - после рейда Александра Ярославича и изгнания изменников-израдцев - притихший, покладистый. И под началом у Бурцева - полтыщи дружинников. И лучший дом на дружинном подворье достался воеводе и его молодой жене. Живи да радуйся. Ан нет!
Она отводила глаза - красные, воспаленные. Ночью плакала. Опять...
- Я ведь вижу - сама не своя ты, Аделаидка. Может, скажешь, наконец, что душу гложет-то?
И вновь нет ответа. Лишь взгляд, исполненный невысказанной муки. Лишь слабая выстраданная улыбка на дрожащих губах. Лишь слезы в уголках глаз.
- Слушай, может, нам пора с тобой бэбика завести? Нет, в самом деле, пора ведь?
- Кого? - Она озадаченно взмахнула ресницами.
- Ну, ребенка...
Аделаида молча мотнула головой. А по щекам - дорожки слез.
Бурцев вздохнул. Отпустил жену. Почти отбросил. Не нежно - грубо. А как с ней еще? Никакой, блин, нежности не хватит, если молчит, как партизанка.
Подошел к окну. Душно... Тошно... За мутным бычьим пузырем, уже натянутым к грядущим холодам в небольшом оконном проеме, трудно что-либо разглядеть.
Хотелось чистого свежего воздуха. Но эта закупорка... Бурцев сплюнул, рванул раму с пузырем на себя. Труха, пыль, сухой мох и утренний ветерок с ранней, почти осенней, прохладцей ворвались в горницу. И шум дружинного подворья посреди псковского Крома...
Неприступный Кром - древний детинец, кремль-первооснова наиважнейшего новгородского пригорода - жил своей обычной жизнью. Главная и единственная пока крепость Пскова, не обросшего еще Довмонтовой стеной и Середним градом, и градом Окольным, и Завеличьем. Крепость, стоящая на высоком скалистом мысу, промеж рек Великой и Псковой - там, где малая речка под острым углом впадает в большую.
Удобное место для цитадели... Над медлительными речными водами на мощном земляном валу - две деревянные стены. Стены образуют вытянутый, чуть изогнутый и удлиненный со стороны Псковы клин. А в основании треугольника-детинца - от реки до реки - непреодолимой дугой выгибается мощная стена из камня, обмазанного глиной.