– Для образования кораллового рифа необходимо несколько условий: определенная глубина, температура, чистота воды, но все это опускаем. Для нас важно, чтобы коралловая икра могла выбрать удобное место, закрепиться и развиваться. Это хоть понятно?
– Понятно, – кивнул Шилов.
– Так, значит, какой отсюда следует вывод?
– Вывод? – оглянулся Шилов.
– Без каменной гряды нет развития, – подсказал сержант Валенда с автоматом "ППШ" наперевес.
– Молодец, Василий Петрович! Именно без этой глобальной "гряды" нет развития барионной материи. Это и есть те самые зародыши неоднородности! Таким образом, Ваня, Вселенная – это некий "лабиринт", подобный трехмерной пещере с бесчисленным количеством туннелей, которые переплетены, как корни деревьев в лесу. Обычная барионная материя, двигаясь по такому туннелю, оседает на "стенках" подобного лабиринта. Таким образом, формируются, предположим, галактики, звездные системы, подобные Солнечной, и другие космические объекты. Так что это всем "грядам – гряда". Очень непростая "гряда". Она всегда была, есть и будет. Хоть сейчас-то понимаешь?
– Да, по-моему, до меня что-то стало доходить, – вздохнул Шилов.
– До меня тоже. Стой! – бодро скомандовал сержант Валенда. – Лицом к стене!
И нажал кнопку вызова дежурного.
– Василий Петрович, – обратился учтиво Кондратьев к охраннику, – и все равно доложишь?
– Конечно, – и, подражая Николаю Ивановичу, Валенда неожиданно продекламировал сиплым голоском, – "и случайно вместо лампы включил соленоид!".
Кондратьев остолбенел и перестал дышать.
Валенда помолчал секунд пятнадцать и продолжил: "Тихим дождем бесконечным, капли-слова ниспадают! Просто закачаешься. Джа-а-а, гуру-и де-и-и-ва-а! О-о-м-м! Nothing’s gonna change my world, Ваня! Представляешь! комната наполняется фиолетовым туманом".
– Я понял, Ваня, – Николай Иванович горячо зашептал в ухо Шилову.
– Вот так вот, ребята! – сержант Валенда поставил автомат на предохранитель, – проходите, чего встали?
– Ванька! я нарисовал Лабиринт!
Глава 5
Суббота, 17 июля 1999 года. Уральск
В этот день Юрий Петрович Лукьянов был приглашен к своим родителям на обед.
Необходимо пояснить, что в сорок один год Юрий Петрович остался без жены и без квартиры, потому что не далее как полгода назад был изгнан с площади совместного проживания на улицу. Чуть не умерев от горя в суде при разводе, Юрий Петрович стал вести уединенный образ жизни, полный тоски и печали, продолжая до недавнего времени преподавать физику и астрономию в одной из школ города Уральска и проживая "на птичьих правах" в пустующей теткиной квартире. Но три недели тому назад Лукьянов неожиданно для многих уволился и засобирался в Москву к своей старшей сестре – Ольге, проживающей в столице с семьей уже лет десять. Родители, как водится, узнали о решении Юрия Петровича последними.
Итак, утром в субботу Юрию Петровичу позвонил его отец – Петр Осипович и, сообщив о смерти их родственника, пригласил пообедать вместе и помянуть Николая Ивановича.
– Мам, спасибо. Ничего больше не надо! Я и так уже объелся, – Юрий Петрович восседал в центре маленькой кухни за обеденным столом, покрытым истертой клеенкой.
– Да ешь, не стесняйся, – приговаривала Зоя Федоровна, пытавшаяся против желания сына подлить ему борща. – А то может, вы с отцом еще по рюмочке? Еще раз помянете Николая? Или еще пельменей? Как тебе – понравились? Вчера с отцом налепили – настоящие, мясные! Фарш сами накрутили!
– Мам, да не могу я уже есть, и пить больше не буду в такую жару, – отдувался Юрий Петрович. – Только чая выпью. Потом. А то отяжелел, а мне еще собираться.
– Да. Правильно – не пей. Не надо больше, – согласилась Зоя Федоровна. Покачав головой, тихо, но настойчиво начала опрос:
– И чего ты забыл в этой Москве? Зачем тебя понесло туда на старости лет? И как тебе только в голову взбрело уволиться из школы? У тебя же ученики, выпускники!
Юрий Петрович никак не реагировал на эти в высшей степени справедливые вопросы.
– Когда у тебя поезд?
– Сегодня. В двадцать три тридцать местного. Я договорился – меня отвезут, – торопливо отвечал Юрий Петрович. – Мам, ну как? С чемоданом-то, решили?
– С этим чемоданом, – перешла почему-то на шепот Зоя Федоровна, – как говорится, сплошная мистика.
Юрий Петрович насторожился и стал весь внимание.
– Ты же знаешь, – продолжала шептать Зоя Федоровна, – отец этот чемодан ни разу в жизни не открывал. Хотя и ключ был – один на два замка.
– Да, да, я помню, – кивал Юрий Петрович.
Чемодан всегда лежал на верхней антресоли, и Юрию Петровичу с самого детства хотелось узнать, что в нем находится. Но чемодан был объявлен неприкосновенным, и его содержимое по сей день оставалось тайной для семьи Лукьяновых. А чемодан этот был очень приличный даже по современным меркам – полностью кожаный, с металлическими уголками, с двумя ремнями и двумя замками. На крышке чемодана имелся тисненый вензель "NT" из переплетенных латинских букв. И каждую неделю из года в год чемодан протирали от пыли.
Когда Юра стал старше, эта "почетная обязанность" по удалению пыли перешла к нему, и каждый раз, поднимая этот таинственный во всех отношениях предмет, Юра отмечал призывную тяжесть, а его воображение рисовало хоть небольшое, но сокровище. На Петра Осиповича никакие провокационные разговоры: "Пап, а давай посмотрим, что там внутри" не действовали. Ответ всегда был один: "Нет".
– И вот, после нашего с тобой разговора, – продолжала Зоя Федоровна шепотом, – я думала, что теперь точно уговорю отца дать тебе этот чемодан для поездки в Москву, но он опять уперся и, ни в какую. Даже слушать не захотел, только заладил свое, – "я слово дал Николаю: хранить чемодан и не открывать!". А рано утром звонит Валентина и сообщает: Николай умер в больнице. Ты же знаешь, Николай Иванович сильно болел после всех этих лагерей. Последние лет десять был прикован к инвалидному креслу.
– Да, – вздохнул Юрий Петрович, – жаль, что так и не увиделись. Я помню, последний раз видел его лет восемь тому назад – на седьмое ноября – они нас пригласили. Дядя Коля еще пел под гитару.
– Давно это было, – продолжала шептать Зоя Федоровна. – Хороший был человек. Жалко, что в последнее время мало виделись: у всех свои проблемы. Кажется, что еще успеем, встретимся, поговорим. А Кондратьевы как уехали в Волгоград к дочери семь лет тому назад, так мы больше Николая и не видели. Так, что прости уж нас, Николай Иванович, и вечная тебе память.
– Прости и меня, Николай Иванович и вечная память, – тихо проговорил Юрий Петрович.
– Так вот, после этого разговора, – продолжала Зоя Федоровна, – отец вдруг стал что-то искать. Я спрашиваю: "Что потерял?". Молчит. Ходил битый час по всей квартире. Потом говорит: "…точно помню, что ключ был здесь и показывает мне шкатулку. А теперь его тут нет?"
"Не знаю, – отвечаю, – ты этот ключ сам прятал. От всех. Так что ищи".
А тут снова телефонный звонок. Мы аж, подскочили. Думаем, не дай Бог, что еще случилось. Опять звонит Валентина и говорит отцу: "Ты почему не хочешь отдать чемодан Юрию?". Отец покраснел весь и отвечает: "Не могу ключ найти, а замки ломать не хочу". А Валентина ему: "Коля перед смертью велел тебе сказать, чтобы ты отдал чемодан Юрию. И сказал, что ключ лежит в коробке под часами".
– И что? – также перешел на шепот Юрий Петрович, – нашли ключ?
– Да, сразу нашли ключ в коробке под золотыми часами твоей покойной бабушки.
– Понятно, – прошептал Юрий Петрович. – А что там – в чемодане?
– Мы его не открывали, сынок, – перешла на нормальный тон Зоя Федоровна. – Валентина сказала, чтобы чемодан отдали тебе. И все. Ключ у отца. Иди – он тебя ждет. Да, чуть не забыла, – спохватилась Зоя Федоровна, – звонила Юля. Юля Подгорная. Она тебя найти не может.
– Звонила из Екатеринбурга? – уточнил Юрий Петрович.
– Нет. Она в Уральске. Сказала: давно развелась, вернулась, и что они живут с сыном у мамы. Это совсем рядом с тобой – Социалистическая, восемь, по-моему. Я записала и адрес, и телефон. Вот, возьми, – подала Зоя Федоровна лист бумаги. – Юля просила, чтобы ты позвонил. Хотела повстречаться с тобой.
– Да, давненько мы не виделись, – проявил интерес Лукьянов, – года три, а может, больше. Значит, она с Игнатом развелась?
– Да, развелась, – подтвердила Зоя Федоровна.
– Понятно. Социалистическая восемь, – спрятал записку в карман Юрий Петрович. – Позвоню как-нибудь.
– Как же ты Юльку тогда не отстоял? Какая бы пара была, – вздохнула Зоя Федоровна. – Этот ваш Игнат как медведь, на нее набросился и увел ее у тебя из-под носа. Откуда он только взялся?
– Мам, ну хватит уже, – пресек очередную попытку вспомнить былое Юрий Петрович.
– И чего тебя понесло в эту Москву? – опять вздохнула Зоя Федоровна.
– Мам, ну хватит уже…
– Ты где там застрял? – послышался громкий голос Петра Осиповича из комнаты. – Я тебя уже заждался.
– Ладно, иди к отцу, – промолвила Зоя Федоровна, – а то он ждет тебя с самого утра.
– Иду, пап, – подал голос Юрий Петрович, напоследок оборачиваясь к матери, – спасибо большое. На целую неделю наелся, – попробовал он шутить.
С отцом разговор был не таким легким.
– Садись, – скомандовал Петр Осипович и прикрыл дверь комнаты, – мне надо с тобой потолковать. У тебя есть время?
– Конечно, пап, – откинулся на спинку старого дивана Юрий Петрович, – для тебя время есть.
– Так вот, – начал осторожно Петр Осипович, – сегодня утром из Москвы позвонила Валентина и сообщила, что Николай Иванович скончался этой ночью.
– Прими мои соболезнования, – проговорил расстроенный Юрий Петрович.