Авинов припомнил случайную встречу с самодержцем российским, объявившим себя Главковерхом, хотя сам пребывал в чине полковника. Кирилл углядел императора мельком, но впечатление чего-то мелкого и ничтожного осталось навсегда - Николай говорил невнятно, путался, делал слишком много вялых движений и жадно пил из графина воду. Воистину "Царскосельский суслик"…
- Не переживайте, ваше высокопревосходительство, - сказал корниловец великодушно. - Царь был лишним, и его убрали. Ещё бы "временных" скинуть да всю шушеру советскую пересажать… Совсем бы хорошо стало!
Решив скоротать путь, оба запрыгнули в полупустой вагон трамвая. Трамвай еле полз, пьяно пошатываясь и сотрясаясь, дребезжа пыльными стёклами и разболтанными сочленениями.
Хмурый, всем недовольный кондуктор взял с Кирилла плату за проезд.
- За двоих, - сказал Авинов.
- Сам заплачу, - отверг генерал его помощь. - Что я, двадцати копеек не найду?
Посапывая, он вынул из кармана шинели двугривенный и передал по назначению.
- Ваш билет, товарищ, - буркнул кондуктор и прошёл в следующий вагон "обилечивать" граждан.
Кряхтя, Алексеев присел на сиденье.
- Так зачем же вас послали? - спросил он.
- Чтобы наладить связь, - бойко ответил Авинов. - Чтобы бороться вместе, а не врозь.
- Бороться за что?
- За единую, великую и неделимую Россию! За Корниловым идут многие - и монархисты, и республиканцы. Одни жаждут вернуть царя, другие резко против, но все более-менее готовы признать Лавра Георгиевича Верховным правителем Русского государства, хотя бы временно.
Генерал снял фуражку и положил на колени. Прищурился.
- Поверьте, Кирилл, мне очень хочется довериться вам полностью, но я не один.
- А сколько вас?
Взгляд Алексеева словно ледком подёрнулся, и Авинов тут же договорил, словно предупреждая резкость:
- Я не подослан, ваше высокопревосходительство, и не пытаюсь что-либо выведать у вас. Мне и так всё известно - вы собираете вокруг себя офицеров, юнкеров, кадетов, сплачиваете их в Добровольческую армию. Вы разбиваете добровольцев на офицерские пятёрки, и ваши подопечные скрываются на бездействующих заводах перед отправкой на Дон.
Он говорил, сдерживая рвущееся из него знание, следя за тем, как бы не выдать лишнее, и всё же чувствовал радостное облегчение от того, что неявное, ведомое лишь ему и Фанасу, хоть как-то проникает в мир и смыкается с явью.
- Я даже знаю, - вдохновенно вещал корниловец, - что вам удаётся собирать средства через "Белый крест", помогать бездомным военным деньгами, одеждой, билетами, отправлять группы добровольцев на казачий Дон. Теперь вы верите?
Генерал, выглядевший растерянным, только руками развёл.
- А что мне остаётся?
Поговорив о делах, не забывая посматривать по сторонам, поручик и генерал-адъютант смолкли, задумались. Понурившийся Алексеев покачал седой головой.
- В России триста тысяч офицеров, - сказал он с горечью, - но в их опалённых душах царит упадок и унылость. Я и сам теряю веру… Спасибо вам, Кирилл.
- За что? - удивился Авинов.
- За надежду, - улыбнулся генерал. Оглянувшись на немногих пассажиров, он понизил голос и предложил: - Хотите, я познакомлю вас с моими орлами?
- Не сейчас, - покачал головою корниловец. - Я постараюсь вернуться пораньше, первого или второго, и приведу с собой взвод текинцев. Попробуем достать… - Вспомнив о позаимствованном мандате, Кирилл поправился: - Да не попробуем, а обязательно достанем оружие с Кронверкского арсенала. Опередим большевичков! Но чтобы мне успеть… Мм… Ваше высокопревосходительство…
- Михаил Васильевич, - поправил его Алексеев. - Хватит меня по-строевому величать.
- Михаил Васильевич, мне срочно нужно вернуться в Могилёв. Даже не в сам Могилёв, а в Старый Быхов. Может, найдётся какой-нибудь аэропланчик на Комендантском аэродроме? Иначе мне не поспеть, а времени у нас очень-очень мало!
- Аэропланчик, говорите?.. - задумался генерал. - На Комендантском я никого не знаю, а вот на Гатчинском… - Он достал из кармана шинели записную книжку и вырвал из неё листок. На коленке написал пару строк.
- С утра езжайте в Гатчину, - сказал Алексеев отрывисто. - Увофлот находится в руках большевистской коллегии, но вы обращайтесь напрямую к авиатору Томину. Покажете ему мою записку, и он вам поможет. Штабс-капитан Томин является командиром корабля "Илья Муромец". У того на борту нарисован Змей Горыныч - не ошибётесь.
- Замечательно! - вырвалось у Авинова. - Спасибо вам, Михаил Васильевич! Но полёты - это завтра, а сегодня я в вашем полном распоряжении. Если что нужно, приказывайте!
- Не прикажу, - улыбнулся генерал, - но попрошу. Прогуляйтесь, если не трудно, на Центральный телеграф и отошлите телеграмму… Запишите, а то забудете.
Кирилл вынул блокнот и ниже коряво начерканных заданий по МНВ, данных ему Фанасом, застрочил карандашом.
- Северо-Американские Соединённые Штаты, Нью-Йорк, Пятая авеню, адвокатская контора Дэниела Грэйнджера, - медленно проговаривал генерал, - для Александра Васильевича Колчака. Записали?
Авинов кивнул.
- Это адрес, а теперь сам текст. Записывайте: "Передавай привет дядюшке. Скажи, что мы его по-прежнему любим и ждём в гости с подарками. Затеваем генеральную уборку. Приезжай к тёте в Ростов. Владимир Вадимович".
- Это шифровка?
Генерал серьёзно кивнул.
- Я прошу вице-адмирала начать переговоры с президентом Вильсоном, - перевёл он текст для Кирилла. - Пусть тот знает, что Россия готова выполнить союзнические обязательства, если Антанта поможет нам финансами, оружием, боеприпасами… Мы ради них столько солдат положили, что не грех и потратиться на нашу борьбу, на нашу победу!
- Согласен, - кивнул Авинов. - А "генеральная уборка" - это…
- …Установление военно-административной диктатуры. Ну, что? Берётесь?
- Конечно, Михаил Васильевич. Бегу на телеграф!
- Тогда расходимся, соблюдая конспирацию, - сказал генерал, молодея на глазах.
Утро двадцать девятого сентября, первого дня жизни, давшейся Кириллу дважды, выдалось хмурым и холодным. Дождя не было, но воздух просто сочился влагой.
До Гатчины Кирилл добрался на моторном омнибусе "Дукс-Панар". Рассчитанный на восемнадцать пассажиров, "омнибус-мотор" довёз до места человек тридцать.
В Гатчине промозглая погода дополнилась ветром с моря, так что Авинов поднял воротник шинели не только для пущей секретности. Хоть шею не продует…
Какие-то неясные личности в шинелях маячили в отдалении. Не упуская их из виду, Кирилл выбрался на лётное поле. Там почивали с полдесятка аппаратов "Анатра" - "Анадэ" и "Анассаль", полуразобранный "Лебедь" и ещё одна "птичка" - немецкий "Альбатрос", видимо угнанный. Но все эти аэропланы выглядели сущими птенцами рядом с орлами-бомбовозами Сикорского - три "Ильи Муромца" стояли в ряд с краю аэродрома, три богатыря Императорского военно-воздушного флота. Впечатляли даже металлические ангары, сооружённые для этих гигантских бипланов.
Широко и мощно раскинув по четыре крыла, воздушные корабли стояли ровно, не приседая на хвост, как "Ньюпоры" или "Фарманы". По их жёлтым бортам вились нарисованные вымпелы-триколоры, а на несущих плоскостях расплывались розетки для опознания - большие белые круги, окаймлённые узкими лентами синего и красного цветов.
Кирилл обрадовался, приметив на фюзеляже крайнего из бомбовозов великолепного Змея Горыныча - с перепончатыми крыльями, неизвестно как могущими поднять в воздух громадное тулово с тремя головами, пыхавшими огнём. В общем, чудище что надо. Дракон!
"Илья Муромец" покоился на сдвоенных колёсах, попарно обшитых кожей, и на одном из них сидел в ленивой позе, откинувшись спиною на стойку шасси, молодой мужчина в чёрной форме и в фуражке с высоким чёрным околышем, с крылышками на серебряных погонах. Лицо его выражало скуку и томление духа, он то и дело прикладывался к бутылочке с сельтерской и всякий раз морщился так, словно пил гадостную микстуру.
- Мне нужен штабс-капитан Томин, - обратился к нему Авинов. - Не подскажете, где я могу его найти?
- Подскажу, - кивнул авиатор и сделал ещё один глоток. - Вымываю излишек шампанского, - объяснил он доверительно. - А Томин - это я.
- Тогда… вот.
Кирилл передал записку генерала-адъютанта штабс-капитану, и тот ухмыльнулся, прочтя коротенький текст.