- Моё мнение вы знаете, Лавр Георгиевич. Необходимо уходить на Дон и уже оттуда начинать свою войну, бить немцев и большевиков до победного конца.
- Чёрт возьми! - воскликнул Марков. - Согласен!
- Я подумывал об уходе за Кавказ, - проговорил Корнилов задумчиво, - в Турецкую Армению или даже в Персию. Но Дон - это получше. И поближе.
Верховный повернул голову к Романовскому.
- А вы, Иван Павлович?
- Думаю, ваше превосходительство, - мягко проговорил Романовский, - что, уходя, надобно громко хлопнуть дверью - всех позвать за собою, на Дон! В листовках, по телеграфу обратиться к народу, к армии и флоту, ко всем, кому дорога Россия! Думаю, что Квашнин-Самарин и Тимановский передадут наше воззвание по всем фронтам.
- Поддерживаю, - поднял руку Лукомский.
Корнилов выслушал всех и сказал:
- Генерал Алексеев, пока мы тут "томимся", уже собирает новую армию из военной молодёжи и младшего офицерства. Юнкера, кадеты, студенты и даже гимназисты - вот оно, ядро Белого воинства! В нужный час члены "Алексеевской организации" сойдутся в боевые отряды, добудут оружие и начнут пробиваться на Дон, к атаману Каледину. Договорённость с Калединым есть, правда, устная, но Алексей Максимович всегда был человеком слова. - Он перевёл раскосый взгляд на Кирилла. - Вам есть что добавить, поручик?
Авинов встал навытяжку и дал ответ:
- Есть ещё одна договорённость, ваше высокопревосходительство! Я взял на себя смелость предложить генералу Алексееву свой план того, как без потерь добыть оружие. Разрешите изложить?
- Излагайте, - спокойно сказал Лавр Георгиевич.
Выслушав план Авинова, генералы одобрительно закивали, а Марков выразился в своей бесподобной манере:
- Твою-то ма-ать… И чего я не на воле?
Все расхохотались, снимая напряжение. В этот момент в комнату вошла супруга Лукомского, представительная и умная женщина, дочь знаменитого генерала Драгомирова. Очень тактичная, она подмечала отменным чутьём слабые места в человеке и говорила каждому то, что ему было приятно услышать.
- Добрый день, господа, - улыбнулась она, стоя на пороге. - Надеюсь, посекретничали вволю? А то мы уже накрыли внизу, в столовой.
- Господа офицеры! - резко, отчётливо, внушительно сказал Лукомский. - К столу!
Все оживились, задвигались. Кирилл сделал попытку уйти по-английски, но её тут же пресёк Корнилов.
- Приглашение, поручик, - сказал он, - распространяется и на вас.
И Авинов не стал перечить Верховному.
Рано утром первого октября Кирилл привёл на аэродром свою команду - десяток текинцев. Пришлось их переодеть в обычные бушлаты и тужурки, чтоб не выделялись, и текинцы кисли от смеха, наблюдая за товарищами, искавшими на головах мохнатые тельпеки, а нащупывавшими фуражки да картузы.
Однако при посадке в бомбовоз они мигом присмирели. Рассаживались на полу и беспокойно зыркали по сторонам. Штабс-капитан Томин разговаривал через головы текинцев, обращаясь к Авинову:
- Залечили мы "Ильюшку"! Да-а! Нам ещё повезло, что один только движок заклинило, пришлось менять. Ага…
- А вам ничего за это не будет? - осторожно поинтересовался корниловец. - А то слетали туда, слетали обратно…
- Кирилл, - сказал пилот с непривычной серьёзностью, - я толком не знаю даже, кто у меня начальство! В "революционной армии" порядка не может быть по определению, а другой у нас пока нет.
- Будет, - твёрдо пообещал Авинов.
Томин осклабился и гаркнул:
- Спиря!
- Готово! - отозвался механик.
- От винта!
Аппарат задрожал, сдвинулся, покатил по полю. Текинцы побледнели, когда корабль поднялся в воздух, но держались изо всех сил, "сохраняли лицо".
- Что, уши заложило? - спросил Авинов сочувственно. - Глотни, пройдёт!
- Ай, шайтан… - прошептал Махмуд и прикрыл глаза, лишь бы не видеть упадавшей вниз тверди…
…На шестом часу полёта завиднелся Петроград.
- Эй, шайтаны! - кликнул командир корабля. - Все в хвост! Спиридон, хватайся…
"Илья Муромец" пошёл на посадку. Внизу замелькала выгоревшая трава Комендантского аэродрома, и вот уже она стелется под колёса аэроплана - родная, близкая, растущая на твёрдом и стойком. Ударила, приняла, остановила бег.
Текинцы моментально воспряли духом, заулыбались, заболботали на своём наречии.
А вот Томин напрягся. Обернувшись к Авинову, он очень серьёзно сказал:
- Нас уже ждут.
- Кто?!
- Товарищи!
Кирилл бросился к окну и увидел, как к "Илье Муромцу" подъезжает грузовой "Руссо-Балт", на борту которого было написано "Да здравствуетъ Интернацiонал!", а в кузове тряслись красногвардейцы с длиннущими винтовками - человек десять, как минимум. Метрах в сорока от аппарата грузовик развернулся, и "Красная гвардия" запрыгала через борта. Мужики пролетарского облику приземлялись, крякая, сгибая колени так, словно вприсядку готовились пойти, - и, деловито передёргивая затворы, картинно целились в воздушный корабль. Они словно играли в красногвардейцев, не понимая, как же всё это серьёзно.
- Выходите по одному, - негромко сказал Томин, - с поднятыми руками. Сделаете ровно десять шагов - и сразу падайте! Игорь! Феликс!
Князев понятливо кивнул, бесшумно проникая в люк для стрельбы из верхнего пулемёта. Черноус прокрался к хвостовому гнезду.
- Выходим! - скомандовал Авинов и покривился - горло пересохло. - Саид! Махмуд! Слышали?
- Шагаем, - кивнул Батыр, - и падаем.
- Вперёд.
Кирилл вышел первым и спокойно зашагал по полю, считая про себя шаги и больше всего боясь сбиться. (Четыре, пять, шесть…) Красногвардейцев он видел размыто, как фон. (Восемь, девять… Десять!)
Авинов бросился на землю, и в ту же секунду загрохотала пара "льюисов". Толстые чёрные трубы пулемётов расцветились дрожащими "розочками" огня. Струи пуль секли строй красногвардейцев - фигуры в тужурках ломались в поясе, выгибались, падали, корчились, двое или трое попытались открыть огонь, но хлёсткие очереди выбивали жизнь из задёргавшихся тел.
Шоффэр грузовика вылез из брезентовой кабины, пополз на карачках, но и его достали раскалённые, увесистые кусочки металла - впились, изорвали спину, лишили жизни.
"Льюисы" смолкли, и упала тишина. Ошеломлённый, оглушённый Кирилл поднялся, тщательно отряхивая брюки. Он отряхивал их и отряхивал, пока полностью не пришёл в себя. А текинцы, как ни в чём не бывало, уже обыскивали трупы, вырывали винтовки из скрюченных пальцев, выворачивали карманы.
Подошёл Томин, бледный, но спокойный.
- Кто-то сдал нас, - выцедил он, - ещё в Быхове.
- Революционной сволоты везде хватает… - пробурчал Матвей, показываясь в дверях корабля.
- Улетайте отсюда, - сказал Кирилл авиаторам, - и поскорее. Где сейчас эскадра? В Виннице? Вот, туда и махните. Скоро здесь станет жарко. Очень жарко.
Штабс-капитан серьёзно кивнул и отдал честь.
- Удачи, поручик.
Авинов молча козырнул в ответ, благо фуражка была при нём. Шинель он оставил в Быхове, а взамен генеральские жёны облачили Кирилла в чёрную куртку-кожанку - вылитый комиссар получился.
Авиаторы заметались, спеша заправить бензобаки, а корниловец побежал к грузовику, перескакивая через окровавленные тела. Запекшейся крови и розовых костей он насмотрелся на фронте, но здесь, на траве аэродрома, растерзанная плоть смотрелась дико, противу всех заповедей. "Сами виноваты! - озлился Авинов. - Первыми начали!"
Он запрыгнул на место водителя и завёл мотор.
- Махмуд! Эй! Все в кузов!
Текинцы с готовностью полезли в кузов "шайтан-арбы" - что им какое-то авто после прогулки в поднебесье? Вооружённые трофейными винтовками, бойцы здорово походили на прежних пассажиров-красногвардейцев, разве что изрядно осмуглённых.
- Сердар! - окликнул командира Махмуд. - А тут водка! Один… два… три ящика!
- Много не пей! - натужно пошутил Кирилл.
Он тронул с места и порулил мимо трибун, пока не выбрался к Коломяжскому шоссе.
…На Галерную Авинов подъехал в третьем часу дня. Генерал Алексеев поселился в общежитии московских общественных деятелей как член Предпарламента - замечательное прикрытие.
Искать его высокопревосходительство не пришлось - отставной генерал вышел сам. С тросточкой, в пальто и шляпе он стал неузнаваем.
Оглядев текинцев, Алексеев бегло улыбнулся.
- Садитесь, Михаил Васильевич, - Кирилл похлопал по сиденью рядом.
Покряхтывая, генерал взобрался и заворчал:
- Как на облучок садишься…
- Куда едем? - поинтересовался Авинов, трогая с места.
- Есть тут один заводец. Паровозостроительный. Езжайте прямо, я покажу дорогу…
Корниловец покосился на генерал-адъютанта. Тому наверняка были любопытны новости из Быхова, но лицо Алексеева было спокойно и безмятежно, будто и не сжигало его нетерпение.