Теперь при мысли о грядущем возвращении к службе Курт испытывал даже некоторую долю равнодушия; наверное, того же, что у мужа, идущего к жене - той самой, которая когда-то, в юности, вызывала чувство трепета и восторга, а теперь - стойкой привычки. И к которой все же не терпелось вернуться, сколь бы ни было хорошо где-то еще…
Дверь одной из келий Курт распахнул без стука, вошел, оглядывая столы, заваленные различными деталями, колесиками, проволокой, ножами, молоточками; увидя подле одного из них человека, склоненного над развернутым по столешнице пергаментом, прикрыл за собою дверь и прошел к нему.
- А, Гессе, - поприветствовал Курта тот, распрямляясь. - Проходи. Уезжаешь?
- Доброго вечера, Фридрих, - отозвался он, кивнув. - Да. Все, засиделся. Сегодня ректор меня выдворил.
- Tempus maximum est[4], - одобрил тот, снимая сверток с одной из полок громоздкой этажерки и кладя его на стол. - Стало быть, вот - все готово. Смотри. Это то, что ты хотел?
Курт осторожно развернул ткань, на мгновение замерев в неподвижности.
- Да, - сказал он тихо, проведя пальцем по дуге сложенного арбалета размером с полторы ладони; Фридрих положил рядом цельностальную стрелку - гладкую, полированную, словно водная гладь в безветрие, хищно блестящую.
- Четырехзарядный, как просил. Заряды лучше не теряй, подбирай - с меня семь потов сошло над каждым, такой в один день не сделаешь; ну, думаю, сам понимаешь. Вот этим - крепится к ремню. Вот чехол для стрелок, я их сделал дюжину - на три захода; хватит, не хватит - не обессудь, Конгрегация не бездонная.
- Спасибо, - все так же тихо откликнулся Курт, беря арбалет в руку, осмотрел, разложил, взведя, пристроил палец на спуск, вхолостую прицелившись в подсвечник на соседнем столе. Мастер кивнул:
- Выйдешь от меня - испытай. К нему надо подладиться; на то, с чем ты тренировался, похоже, а все ж не то… К вопросу о стрелках: зарядить можно любые, только бы размер совпал. Издали этот арбалет - говно, скажу сразу, но при той убойной силе, каковой обладает этот малыш вблизи, деревянные стрелки, к примеру, имеют свою прелесть: при ударе они попросту разлетятся в щепки, и половина останется в теле. Потом только вырезать.
Курт болезненно поморщился, снова ощутив неприятную пульсацию в уже заживших бедре и ключице. Положив на стол арбалет, взял стрелку в руку, потянул перчатку за кончик пальца, но, увидев, что на него смотрит мастер, снимать не стал - приложил гладкой поверхностью к щеке. Стрелка была холодной и скользкой, как прудовая змея…
- Продолжим, - Фридрих явно заметил его задумчивость, но ничего не сказал - только махнул рукой, призывая идти следом. Свернув за очередной шкаф, которых чем дальше, тем больше было, образуя почти лабиринт, он протянул Курту два кинжала. - Длина - предплечье плюс рукоять. Гарда узкая, загнута, концы заточены. Смотри, не проткни свое будущее, если вздумаешь поваляться на травке… - он хихикнул; Курт скривился. - Это - то, что было надо?
- В точности. Спасибо, - отозвался он, взвешивая клинки в ладонях, провернул, подбросил, поймал, провертел в пальцах. - Отлично…
- Пришлось перерыть всю оружейную и переделать немного - именно того, что ты хотел, не было. Сам понимаешь - у нас тут не завалы; к тому же, ты лишь третий из выпускников, кто заинтересовался чем-то большим, нежели традиционный набор из меча с кордом.
Курт невесело улыбнулся.
- При выпуске нам говорили, что оружейная в нашем распоряжении, но обмолвились, что профессионалы обходятся без 'этих штучек'. Вероятно, лишь троим из нас жизнь объяснила, что в профессионалы мы нацелились рано… К тому же, Фридрих, лично я призадумался в тот день над тем, что бы мне хотелось из 'особенного' - и понял, что могу выйти от тебя, груженый, как караванный верблюд. Так что плюнул на все, взял, что дали, и…
- И вот ты здесь, - договорил мастер, потянув его за рукав. - А теперь посмотри на то, что я тебе предложу сам… Держи.
Курт взял за пряжку протянутый ему ремень, поднял, как дохлого ужа; особенного в нем ничего не было, но Фридрих не стал бы предлагать простой кусок кожи.
- В чем юмор? - спросил он, рассмотрев ремень со всех сторон; мастер улыбнулся.
- Отогни кожу возле пряжки, с изнанки.
Курт согнул ремень в указанном месте, потянув за нечто, блеснувшее металлом.
- Лезвие, - констатировал уже очевидное Фридрих. - Гибкое - очень тонкое, так что кости им я бы на твоем месте не пилил. Но вот веревочка какая-нибудь, кожа, нетолстая ветка - это сколько угодно. Удобная вещь на случай, когда отнимают оружие или еще что; горло перерезать, к примеру - милое дело. Или вены вскрыть.
- Кому? - уточнил Курт хмуро; тот хмыкнул, пожав плечами:
- А хоть бы и себе. Возьмешь?
Курт молча кивнул, начиная всерьез опасаться, что и впрямь выйдет отсюда навьюченным - выдумка у Фридриха была неуемная. За что, собственно, и ценили…
- Как тебе это? - судя по довольной физиономии мастера, наперсный крест величиной с пол-ладони был чем-то и вовсе редкостным; он настороженно взялся за цепочку, повертывая разными сторонами, и, наконец, спросил:
- Давай, Фридрих, не томи. Что это?
- Нажми на камень в перекрестье.
Курт надавил, уже предчувствуя, что будет, но все же едва не пропоров себе ладонь выщелкнувшимся лезвием.
- Ну, как?
- Господи… - вздохнул он, кладя крест на стол. - Ты ректору это показывал?.. И что он сказал?
Фридрих погрустнел, пожав плечами, и криво улыбнулся:
- Хоть не велел разобрать - и то ладно… Я думаю показать кардиналу; ему должно понравиться. Еще посмотришь?
- Все, - поднял руки Курт. - С меня хватит. Пока ты мне не подсунул отравленного Аристотеля, я лучше пойду. Испытаю арбалет, да и выспаться бы перед дорогой…
- Зря, - на миг ему даже стало жаль мастера - похоже, к нему и впрямь мало захаживали, и похвастать своими изысками ему доводилось нечасто. - У меня еще много любопытного… Ну, как знаешь. Распишись в получении.
Глава 1
Вот уже четверть часа Курт сидел на табурете у стены, наблюдая за тем, как Вальтер Керн, его руководитель и наставник в следовательском деле на неопределенный срок, разбирает его верительные грамоты; и он много отдал бы за то, чтобы знать, что же там написано - свиток, врученный Керну, был довольно изрядным…
Курт пытался отслеживать лицо начальства - при начале чтения оно было хмурым и недобрым; можно было догадаться, что сейчас он читает о том, как девятилетний сирота, удрав из дома тетки (не отличавшейся, правда, добрым нравом и любовью к ближнему), связался с уличной бандой, последствием чего, помимо грабежей и краж, стали четыре убийства и смертный приговор. Потом на лице напротив отобразилось равнодушное недоверие; стало быть, Керн дошел до описания того, как малолетнего злоумышленника взяла на перевоспитание Конгрегация. Следующие несколько страниц, очевидно, описывали его бытие в академии - по временам Курт ловил на себе оценивающий взгляд и выпрямлялся, стараясь выглядеть невозмутимым. Когда глаза начальника остановились на его перчатках, он понял, что чтение близится к концу, и подобрался, готовясь отвечать на вопросы, которые неминуемо должны были возникнуть…
Наконец, отодвинув свитки в сторону, Керн шумно вздохнул, опершись о тяжелый стол локтями, и уставился на него в упор.
- Знаешь, я помню, как создавалась ваша академия, - сообщил он, и Курт так и не уяснил по его голосу, какое впечатление произвело на начальство все прочтенное. - Я был убежден, что из этой затеи ничего не выйдет. Сосредоточить в одном месте сотню малолетних сволочей в уповании сделать их людьми - это было безумством.
Курт безмолвствовал, ожидая продолжения и следя, чтобы лицо оставалось если не бесстрастным, то хоть бы попросту спокойным.
- Тех, кто решился работать там, - продолжал Керн, - я считал самоубийцами и помешанными, при всем моем уважении к отцу Бенедикту… Тебя, парень, я тоже помню, кстати сказать. Я оформлял на тебя документы, когда за тобой явился представитель академии; я не сомневался, что ты вернешься в тюрьму и получишь свое рано или поздно. Однако чудо Господне свершилось, как я вижу… Почему ты избрал работу следователя? - спросил он вдруг, и Курт на мгновение опешил.
- Я не знаю, - было его первой реакцией; увидя кривую усмешку Керна, он поправился: - Точнее - едва ли сумею пояснить это так, чтобы вы мне поверили.
- А ты попытайся.
- Наверное, я тот самый неофит, который пожелал быть святее Папы Римского.
Тот хмыкнул, снова кинув взгляд в сторону документов на столе, и осведомился уже серьезно:
- Ну, а после всего этого - отчего не ушел на более спокойную службу? Тебе не могли не предложить этого. Рассчитываешь поквитаться когда-нибудь?
- Нет, - коротко отозвался он и, набравшись смелости, спросил: - У вас были ранения на службе?
Керн мгновение сидел недвижно, глядя на него внимательно и придирчиво, и усмехнулся, откинувшись на спинку тяжелого высокого стула.
- Да, Гессе, ранения у меня были, и покушения были, и всякое бывало, и - я не ушел. Спроси почему - и я тебе тоже не отвечу… Ну, хорошо, Бог с ним… Тебя пристроили?
- Да, благодарю.