Шиб сделал из нее чучело прошлой осенью.
– Но как же... ваши посетители... – осторожно поинтересовался он, украдкой бросив взгляд на часы.
– Наши предки покоятся в катакомбах монастыря капуцинов в Палермо, – надменно ответила графиня. – В семье не принято скрывать от мира останки дорогих усопших.
Насколько Шиб знал, единственное, что действительно было принято в семье графини, это высококлассное блядство– благодаря которому она и женила на себе графа Ди Фацио, богатейшего сицилийского судовладельца лет на двадцать старше нее. Но Шиб оценил, что графиня «подхватила» вековые обычаи семьи покойного супруга. В конце концов, саркофаг Антуана Ди Фацио не сможет еще сильнее изуродовать голубую гостиную, набитую викторианскими безделушками и фарфоровыми куклами.
– Меня не будет дней десять, – снова заговорила графиня. – Я еду на свадьбу племянника в Нью‑Йорк. Заберу Антуана, когда вернусь.
– Конечно, мадам.
Она вынула из сумочки от Шанель сложенную бумажку, положила на низкий столик из толстого пластика, простилась и вышла – воплощенное достоинство – в прохладу наступающих сумерек.
Шиб развернул чек. Все как они договорились. Кругленькая сумма. Его услуги стоили ой как недешево. Практически, никто в их деле не владел одновременно новейшими методиками и древнейшими техниками с соблюдением всех ритуалов.
Шиб налил себе воды, выпил полстакана, остальное вылил на бритую голову – у него не оставалось времени на душ. Он застегнул воротник рубашки, затянул узел черного вязаного галстука, надел пиджак из черной альпаки, подходивший к брюкам, и черную фетровую шляпенку. Уже выходя, он заметил, что забыл снять хирургические полиэтиленовые бахилы, надетые поверх черных мокасин. Он бросил их в корзину, стоявшую у письменного стола, – дерево и сталь! – в котором хранил деловые бумаги, и прошел в свою таксидермическую лабораторию в передней части дома.
Это была комната с выцветшими стенами, забитая чучелами лисиц, ласок, оленей и кабанов. На стенах висело несколько огромных тунцов и меч‑рыб. Почетное место занимала небольшая акула, пойманная экипажем яхты «Правь, Британия», стоявшей на приколе в соседнем порту.
Снаружи поблескивало море, отражая последние лучи заходящего солнца. Дом Шиба, бывший одновременно и его мастерской, Уабет– «Чистым Местом», как называли древние египтяне свои сооружения для погребальных обрядов, – находился в уединенном квартале недалеко от выезда из города и фасадом выходил на пляж. Шиб сел в свою ядовитозеленую «Флориду» с откидным верхом 1964 года выпуска и включил зажигание.
Южный бульвар кишел народом, и Шиб минут десять мотался туда‑сюда, прежде чем втиснулся прямо под вывеску «Берегись спецстоянки!». Оттуда он быстро добрался до «Навигатора», любимого ресторанчика Грега – шикарного местечка с расторопными официантами и удручающе безвкусным интерьером в желтых и розово‑оранжевых тонах.
Грег стоял у своего джипа– цвета «красный металлик»: загорелое мускулистое тело упаковано в ярко‑голубой прорезиненный комбинезон, выгоревшие на солнце длинные волосы стянуты в хвост. Грег сворачивал покрытый светящейся в темноте краской парус для виндсерфинга, а за ним невозмутимо наблюдали две девицы в босоножках на пятнадцатисантиметровой платформе и ностальгически откровенных бюстье а lа 70‑е.
Шиб разглядывал их, идя к машине приятеля: старшей около тридцати, рыжие всклокоченные волосы, колечки в носу и бровях, вторая– помоложе, толстушка с высокой грудью и крашеными платиновыми волосами, стоявшими дыбом благодаря многочисленным пластмассовым заколкам. Грег, наверное, подцепил их на пляже, думал Шиб, подходя, и вежливо поздоровался.
– Ну наконец‑то! – воскликнул Грег.