Эверард, застыв, лихорадочно перебирал в уме все эпохи, известные ему по путешествиям и книгам. Эти автомобили похожи на паровые - значит, культура индустриальная, но почему радиаторы машин сделаны в виде корабельных носов? Топят углем, - может, период Реконструкции после ядерного века? Нет, килты тогда не носили, да и говорили по-английски…
Ничего похожего он вспомнить не мог. Такой эпохи никогда не было!
- Удираем отсюда!
Его руки уже лежали на пульте, когда на него прыгнул какой-то здоровяк. Сцепившись, они покатились по мостовой. Ван Саравак выстрелил, парализовав одного из нападавших, но тут и его схватили сзади. На них навалились сверху, перед глазами у патрульных поплыли круги…
Эверард смутно увидел каких-то людей в сверкающих медных нагрудниках и шлемах, которые дубинками прокладывали себе дорогу сквозь бушующую толпу. Его извлекли из-под кучи малы и, крепко держа с обеих сторон, надели на него наручники. Затем их обоих обыскали и потащили к большой закрытой машине. "Черный ворон" выглядит одинаково в любой эпохе.
Очнулся он в сырой и холодной камере с железной решетчатой дверью.
- Ради всего святого! - Венерианин рухнул на деревянную койку и закрыл лицо руками.
Эверард стоял у двери, выглядывая наружу. Ему были видны только узкий коридор с цементным полом и камера напротив. Оттуда, через решетку, на них уставился человек с типично ирландской физиономией, выкрикивавший что-то совершенно непонятное.
- Что произошло? - Ван Саравака била дрожь.
- Не знаю, - с расстановкой сказал Эверард. - Просто не знаю. Этим роллером может управлять даже идиот, но, по-видимому, на таких дураков, как мы с тобой, он не рассчитан.
- Такого места не существует, - в отчаянии сказал ван Саравак. - Сон? - Он ущипнул себя и попытался улыбнуться. Губа у него была рассечена и опухла, подбитый глаз начал заплывать. - Рассуждая логически, друг мой, щипок не может служить доказательством реальности происходящего, но определенное успокаивающее действие он оказывает.
- Лучше бы не оказывал! - бросил Эверард.
Он схватился за решетку и с силой тряхнул ее.
- Может, мы все-таки напутали с настройкой? Есть ли где-нибудь на Земле такой город? В том, что это Земля, черт побери, я уверен! Есть ли какой-нибудь город, хоть отдаленно похожий на этот?
- Насколько я знаю, нет.
Эверард взял себя в руки и, вспомнив уроки психотренинга в Академии, сосредоточился. В таком состоянии он мог вспомнить все, что когда-то знал, а его познаний в истории (даже тех эпох, в которых он сам никогда не бывал) с избытком хватило бы на несколько докторских диссертаций.
- Нет, - сказал он наконец. - Никогда не существовало носивших килты брахицефалов, которые бы перемешались с индейцами и использовали паровые автомобили…
- Координатор Стантель Пятый, - пробормотал ван Саравак. - Из тридцать восьмого столетия. Ну, тот великий экспериментатор с его колониями, воспроизводившими культуры прошлого.
- Таких культур никогда не было, - сказал Эверард.
Он уже начал догадываться, что случилось, и сейчас готов был заложить душу, лишь бы эта догадка оказалась неверной. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не закричать и не заколотиться головой об стену.
- Нужно подождать, - уныло сказал он.
Полицейский (Эверард полагал, что они находятся в руках закона), который принес им поесть, попробовал заговорить с ними. Ван Сараваку язык напомнил кельтский, но разобрал он всего лишь несколько слов. Еда оказалась неплохой.
Ближе к вечеру их отвели в уборную, а потом позволили умыться, держа все время на мушке. Эверард сумел рассмотреть оружие - восьмизарядные револьверы и длинноствольные винтовки. Помещения освещались газовыми рожками, выполненными в виде все тех же переплетающихся лоз и змей. Обстановка и оружие, как, впрочем, и запахи, соответствовали уровню развития техники начала девятнадцатого века.
На обратном пути он заметил пару надписей на стенах. Шрифт, несомненно, был семитическим, но ван Саравак, который бывал на Венере в израильских поселениях и немного знал иврит, не смог ничего прочесть.
Снова оказавшись взаперти, они увидели, как ведут мыться других заключенных - толпу на удивление веселых оборванцев и пьяниц.
- Кажется, нас удостоили особым вниманием, - заметил ван Саравак.
- Ничего удивительного, - ответил Эверард. - А ты бы что стал делать с таинственными незнакомцами, которые появились из воздуха и применили невиданное оружие?
Ван Саравак повернулся к нему: выглядел он непривычно угрюмым.
- Ты думаешь о том же, о чем и я?
- Вероятно.
Губы венерианина дрогнули, в его голосе послышался ужас.
- Другая мировая линия! Кто-то ухитрился изменить историю.
Эверард кивнул.
Ночь они провели плохо. Сон был бы для них благодеянием, но в других камерах слишком шумели - с дисциплиной здесь, видимо, было неважно. Кроме того, не давали покоя клопы.
Толком не проснувшись, Эверард и ван Саравак позавтракали и умылись; потом им разрешили побриться безопасными бритвами, похожими на те, к которым они привыкли. После этого десять охранников отвели их в какой-то кабинет и выстроились там вдоль стен.
Патрульные уселись за стол и стали ждать. Как и все остальное, мебель здесь была одновременно знакомой и чужой. Через некоторое время показались начальники. Их было двое: совершенно седой краснолицый мужчина в зеленом мундире и кирасе - видимо, шеф полиции - и худощавый метис с суровым лицом; в волосах у него пробивалась седина, но усы были черными. Он носил голубой китель и самый настоящий шотландский берет. Слева на груди у него красовалась золотая бычья голова - видимо, воинский знак различия. В его внешности было что-то орлиное, но общее впечатление портили тонкие волосатые ноги, выглядывавшие из-под килта. Его сопровождали двое вооруженных молодых людей, одетых в такие же мундиры; когда он сел, они встали позади него.
Эверард наклонился и прошептал:
- Держу пари, что это военные. Кажется, нами заинтересовались.
Ван Саравак мрачно кивнул.
Шеф полиции многозначительно откашлялся и что-то сказал… генералу? Тот раздраженно ответил и повернулся к пленникам. Отрывисто и четко он выкрикнул несколько слов - Эверард смог даже разобрать фонемы, но тон ему совсем не понравился.
Так или иначе, им нужно было объясниться. Эверард показал на себя и назвался:
- Мэнс Эверард.
Его примеру последовал ван Саравак.
"Генерал" вздрогнул и заспорил с полицейским. Затем, обернувшись, он выпалил:
- Ирн Симберленд?
- Но! Спикка да Инглиз, - ответил Эверард.
- Готланд? Свеа? Найруин Тевтона?
- Эти названия, если только это названия, напоминают германские, - пробормотал ван Саравак.
- Как и наши имена, сам подумай, - напряженным голосом ответил Эверард. - Может, они думают, что мы немцы?
Он повернулся к генералу.
- Шпрехен зи дойч? - спросил он, но не встретил понимания. - Талер ни свенск? Нидерландс? Денс тунга? Парле ву франсэ? Черт побери, абла устед эспаньол?
Шеф полиции снова откашлялся и показал на себя.
- Кадваладер Мак-Барка, - сказал он. - Генерал Синит ап Сеорн.
По крайней мере так воспринял произнесенное им англосаксонский ум Эверарда.
- Точно, кельтский, - пробормотал он. Под мышками у него выступил пот. - Но все-таки проверим…
Он вопросительно указал на нескольких человек в комнате и в ответ получил такие имена как Гамилькар ап Ангус, Ашшур ир Катлан и Финн О’Картиа.
- Нет… Здесь чувствуется семитический элемент. Это согласуется с их алфавитом.
Ван Саравак облизнул губы.
- Попробуй классические языки, - хрипло предложил он. - Может, нам удастся обнаружить, где эта история сошла с ума?
- Локверисне латина? - (Опять в ответ молчание.) - Элле-нидейс?
Генерал ап Сеорн дернулся и, сощурившись, раздул усы.
- Хеллена? - требовательно спросил он. - Ирн Парфиа?
Эверард покачал головой.
- По крайней мере, о греческом они слышали, - медленно сказал он и произнес еще несколько слов по-гречески, но ему никто не ответил.
Ап Сеорн прорычал что-то одному из своих людей, тот поклонился и вышел. Воцарилось молчание.
Эверард вдруг обнаружил, что будущее его больше не страшит. Да, он попал в переделку, смерть стоит у него за плечами, но, что бы с ним ни случилось, все это сущая ерунда по сравнению с тем, что произошло со всем миром.
"Боже милостивый! Со всем мирозданием!"
С этим было трудно смириться. Перед его мысленным взором поплыли картины Земли, которую он знал, - ее широкие равнины, высокие горы и гордые города. Как живой, встал перед ним отец, и он вспомнил, как в детстве отец, смеясь, подбрасывал его высоко вверх. И мать… Они прожили неплохую жизнь.
А еще там была девушка, с которой он познакомился в колледже, самая прекрасная девчонка из всех - любой парень гордился бы возможностью прогуляться с ней, даже под дождем… Берни Ааронсон - и ночные беседы за кружкой пива, в табачном дыму… Фил Брэкни, который под пулеметным огнем вытащил его с поля боя во Франции… Чарли и Мэри Уиткомб - и крепкий чай у горящего камина в викторианском Лондоне; Кит и Синтия Денисон в их нью-йоркском хромированном гнездышке; Джон Сандоваль среди рыжеватых скал Аризоны… Собака, которая когда-то у него была… Суровые терцины Данте и гремящие шекспировские строки, великолепие Йоркского собора и мост Золотые Ворота… Господи, там была целая человеческая жизнь и жизни тех, кого он знал, - миллиарды людей, которые трудились, страдали, смеялись и уходили во прах, чтобы уступить место своим сыновьям… Всего этого никогда не было.