- Нет, но есть правило, по которому они должны платить членские взносы - в которых надобность есть всегда, - а помянутый джентльмен не платил взносы многие годы. Сэр Исаак - президент Королевского общества - им недоволен. Я объяснил нью-йоркскому джентльмену, что сэр Исаак смешает его с дерьмом - приношу извинения, приношу извинения. Мои доводы оказались столь убедительны, что он без долгих слов одолжил мне своего лучшего скакуна.
- Красавчик, - говорит Бен и дует коню в ноздри. Тот поначалу не одобрил Бена как нечто маленькое, юркое и пахнущее убоиной, но теперь принял мальчика в качестве одушевленной коновязи, способной оказывать кой-какие мелкие услуги, как то: чесать нос и отгонять мух.
Паромщику скорее забавно, чем досадно обнаружить, что гавкер охмуряет его раба. Он отгоняет сектанта прочь. Тот распознаёт в Енохе свежую жертву и пытается поймать его взгляд. Енох отходит и делает вид, будто внимательно изучает приближающийся берег. Паром огибает плывущий по реке плот из исполинских стволов, помеченных "королевской стрелой", - они пойдут на строительство военного флота.
За Чарльстоном начинается редкая россыпь хуторов, соединённых протоптанными дорожками. Самая большая ведёт в Ньютаун, где расположился Гарвардский колледж. Впрочем, внешне он представляется почти сплошным лесом, который дымится, но не горит. Оттуда долетает приглушённый стук топоров и молотков. Редкие мушкетные выстрелы эхом передаются от деревеньки к деревеньке - видимо, это местное средство связи. Енох гадает, как отыщет здесь Даниеля.
Он подходит к разговорчивой компании, которая собралась в центральной части парома, предоставив менее учёным пассажирам (ибо разговаривающие, очевидно, принадлежат к Гарвардскому колледжу) служить им заслоном от ветра. Это компания напыщенных пьяниц и шустроглазых живчиков, пересыпающая фразы плохой латынью. Одни одеты с пуританской строгостью, другие - по прошлогодней лондонской моде. Грушевидный красноносый господин в высоком сером парике, судя по всему, дон этого импровизированного колледжа. Енох ловит на себе его взгляд и ненароком распахивает плащ, показывая рапиру. Это не угроза, а демонстрация общественного положения.
- К нам пожаловал гость из дальних краёв! Рады приветствовать вас, сэр, в нашей скромной колонии!
Енох совершает все требуемые вежливые телодвижения и произносит все положенные слова. К нему проявляют заметный интерес - явный знак, что в Гарвардском колледже не происходит ничего нового и занимательного. Впрочем, этому заведению всего три четверти века - что здесь может происходить занимательного? Спрашивают, из германских ли он земель, Енох отвечает, что не совсем. Высказывается предположение, что он прибыл с каким-то делом алхимического свойства; догадка блестящая, но ошибочная. Выждав приличествующее время, Енох называет фамилию человека, к которому приехал.
Он никогда не слышал такого зубоскальства. Все как один безумно огорчены, что джентльмен счёл нужным пересечь Северную Атлантику и теперь реку Чарльз, чтобы испортить себе путешествие встречей с этим субъектом.
- Я с ним не знаком, - врёт Енох.
- Тогда позвольте подготовить вас, сэр! - говорит один из собеседников. - Даниель Уотерхауз - человек преклонных лет, но годы обошлись с ним суровее, нежели с вами.
- К нему пристало обращаться "доктор Уотерхауз", не так ли?
Тишину нарушают приглушённые смешки.
- Я не беру на себя смелость кого-либо поправлять, - говорит Енох, - лишь желаю не совершить промашки при личной встрече.
- И впрямь, он считается доктором, - говорит грушевидный дон, - хотя…
- …доктором чего? - спрашивает кто-то.
- Шестерён, - предполагает другой к бурной радости остальных.
- Нет, нет, - с притворным великодушием утихомиривает их дон, - ибо все шестерни бесполезны, пока отсутствует primum mobile, источник движущей силы…
- Франклинов мальчишка! - И все разом смотрят на Бена.
- Сегодня это может быть юный Бен, завтра, допустим, его сменит маленький Годфри Уотерхауз. Впоследствии, возможно, это будет мышь в ступальной мельнице. Но в любом случае vis viva сообщается шестерням доктора Уотерхауза посредством чего? Кто подскажет? - Дон сократовским жестом подносит ладонь к уху.
- Кривошипов? - предполагает один.
- Шатунов! - кричит другой.
- Отлично! В таком случае наш коллега Уотерхауз - доктор чего?
- Шатунов! - кричит весь колледж хором.
- И наш доктор шатунов до того предан своей работе, что буквально не щадит живота, - восхищённо продолжает дон. - Ходит с непокрытой головой…
- Вытряхивает графитовую смазку из рукавов, садясь преломить хлеб…
- Лучше перца!
- И дешевле!
- Так, возможно, вы приехали, чтобы вступить в его институт?
- Или закрыть его за долги? - Говорящий заходится от смеха.
- Я слышал про его институт, но ничего о нём не знаю, - говорит Енох Роот. Он смотрит на Бена, который покраснел до ушей и, отвернувшись, гладит лошади морду.
- Многие учёные мужи пребывают в таком же неведении, посему не стыдитесь.
- С самого приезда в Америку доктор Уотерхауз подхватил местную инфлюэнцу. Её главный симптом - стремление затевать новые прожекты и начинания вместо того, чтобы исправлять старые.
- Так он не вполне удовлетворен Гарвардским колледжем? - вопрошает Енох.
- О да! Он основал…
- …на собственные средства…
- …и самолично заложил краеугольный камень…
- …краеугольное бревно, если быть точным…
- …в фундамент… как он это называет?
- Институт технологических искусств Колонии Массачусетского залива.
- Где я могу найти институт доктора Уотерхауза? - спрашивает Енох.
- На полпути от Чарльстона к Гарварду. Идите на скрежет шестерён, покуда не увидите самую маленькую и продымлённую хибарку во всей Америке.
- Сэр, вы - образованный и трезвомыслящий джентльмен, - говорит дон. - Коль скоро вас влечёт философия, не лучше ли вам направить стопы в Гарвардский колледж?
- Мистер Роот - видный натурфилософ, сэр! - выпаливает Бен, чтобы не разреветься. По тону ясно, что он считает Гарвард прибежищем неестественного знания. - Член Королевского общества!
Вот нелёгкая!
Дон делает шаг вперёд и, заговорщицки ссутулившись, произносит:
- Простите великодушно, сэр. Не знал.
- Пустяки.
- Доктор Уотерхауз, должен вас предостеречь, подпал под влияние герра Лейбница…
- Который украл дифференциальное исчисление у сэра Исаака, - добавляет кто-то в качестве примечания.
- Да, и подобно Лейбницу заражён метафизическими предрассудками…
- …которые суть пережитки схоластики, сэр, несостоятельность коей сэр Исаак продемонстрировал со всей убедительностью…
- …и сейчас трудится как одержимый над созданием машины - построенной по принципам Лейбница! - которая, он мнит, будет открывать новые истины путём вычислений!
- Может быть, наш гость прибыл сюда, чтобы изгнать из него лейбницевых бесов! - предполагает кто-то очень пьяный.
Енох раздражённо прочищает горло, отхаркивая желчь - гумор гнева и сварливого нрава. Он говорит:
- Несправедливо по отношению к Лейбницу называть его просто метафизиком.
Наступает недолгая тишина, затем - общее веселье. Дон криво улыбается и пытается разрядить обстановку.
- Я знаю одну таверну в Гарварде, где смогу развеять ваши прискорбные заблуждения…
Мысль посидеть за кружечкой пива и просветить этих остряков до опасного соблазнительна. Чарльстонская пристань всё ближе, невольники уже гребут не так широко, "Минерва" натягивает якорные канаты, спеша отплыть, а дело ещё не сделано. Лучше было бы обойтись без лишнего шума, но после слов Бена это невозможно. Ладно, сейчас главное - действовать без промедления.
Кроме того, Енох вне себя.
Он вытаскивает из нагрудного кармана сложенное запечатанное письмо и, за неимением лучших доводов, потрясает им в воздухе.
Письмо берут, изучают - на одной стороне написано "герру доктору Уотерхаузу, Ньютаун, Массачусетс" - и переворачивают. Из обшитых бархатом кармашков извлекаются монокли, и начинается изучение печати - красной, восковой, размером с Бенов кулак. Губы движутся, из охрипших глоток вырывается странное бормотание - попытки читать по-немецки.
До всех профессоров разом доходит. Они пятятся, словно это образчик белого фосфора, внезапно занявшийся огнём. Конверт остается в руках у дона. Тот с мольбой во взоре протягивает его Еноху Красному. Енох в отместку не спешит избавить дона от бремени.
- Битте, майн герр…
- Английский вполне уместен, - говорит Енох, - и даже предпочтителен.
По краям одетой в мантии толпы некоторые близорукие профессора исходят досадой от того, что не могут прочесть печать. Коллеги шепчут им что-то вроде "Ганновер" и "Ансбах".
Кто-то снимает шляпу и кланяется Еноху. Другие следуют их примеру.
Они ещё не успевают ступить на чарльстонский берег, как ученые мужи разводят невероятную суматоху. Носильщики и будущие пассажиры недоумённо таращатся на паром, с которого несутся крики: "Расступись! Дорогу!" Палуба превращается в плавучую сцену, наполненную плохими актёрами. Енох гадает, неужто эти люди и впрямь рассчитывают, что весть об их усердии достигнет ганноверского двора и слуха их будущей королевы? Возмутительно - они ведут себя так, будто королева Анна уже мертва и в могиле, а Ганноверы заняли престол.