- Перевяжу по новой тебя сейчас, Яшенька. Вот, и снадобье уже готово, примочку положу. Эх, Аника-воин!
- Однако ж не они меня, а я их, - улыбнулся Гурьев. - Доброе утро, голубка. Зеркало принеси, Полюшка. Надо мне рану самому посмотреть.
- Да что понимаешь-то в этом?!
- Понимаю, голубка. Ты не командуй, есаул в юбке, ты зеркало неси.
Осмотрев рану, Гурьев поджал губы недовольно:
- Да-с, комиссия-с. Ты вот что, Полюшка. Бумагу и карандаш мне принеси.
- Зачем?
- Неси, неси. Объясню.
Написав несколько иероглифов на листке, Гурьев отдал его Пелагее:
- Я слышал, в Хайларе есть доктор китайский. Ты сама к нему не езжай, пошли кого. Я заплачу. Иголки мне специальные нужны и притирания. Он по этой бумажке должен всё выдать. Дня за три обернёмся?
- Обернёмся, Яшенька.
- Ну, значит, поживу ещё, - он улыбнулся и потрепал женщину по щеке.
Пелагея, закрыв глаза и всхлипнув, вцепилась в его руку обеими руками изо всех сил.
На третий день после возвращения Гурьева появился в станице урядник из Драгоценки, сотник Кайгородов. Подъехал к кузнице, окликнул Тешкова:
- Здравствуй, Степан Акимыч.
- Здоров и ты, Николай Маркелыч, - кузнец вышел на двор, пожал руку спешившемуся сотнику. - С чем пожаловал?
- Да вот, хотел с хлопцем твоим парой слов перемолвиться.
- А нету у меня его, - проворчал кузнец. - Он с той ночи у Пелагеи в избе лежит, не отходит она от него ни на шаг.
- У Пелагее-е-е-и?! Не отходит?! - ошарашенно протянул Кайгородов. - Ну, тем более, требуется мне на него взглянуть.
Они подъехали к воротам, постучали. Пелагея вышла, посмотрела на урядника и кузнеца, поздоровалась, сказала хмуро:
- Слаб он ещё. Крови много потерял, да рана гноится. Не надо б его беспокоить.
- А ты, Пелагея, власти-то не мешай, - осторожно проворчал Тешков. - Известное дело, смертоубийство. Власть интересуется, что да как. Ответить-то не отломится?
- Смотри, Маркелыч, - прошипела вдруг Пелагея, глядя на урядника горящими углями глаз. - Ежели тронешь его – я тебя со свету сживу, ни дна, ни покрышки тебе не будет. Вот те крест святой, понял?! - она быстро, истово и размашисто перекрестилась.
- Ну, тихо ты, сумасшедшая баба, - отпрянул урядник. - Чего выдумала-то?! Никто хахаля твоего не собирается трогать. А поговорить всё одно надобно. Отчиняй калитку-то!
Они вошли в горницу. Гурьев сидел на стуле, в исподнем, босой, раскладывая привезённые вчера вечером из Хайлара иголки и баночки с притираниями. Обернулся к вошедшим, улыбнулся чуть запёкшимися губами:
- Здравствуйте, дядько Степан. Здравствуйте, господин сотник. Прошу извинить за непрезентабельный вид. Недомогаю. Чем могу служить?
Кузнец вытаращил глаза, - как и Пелагея. Если б он не знал точно, что это его подмастерье Яшка! Кто ж ты таков на самом-то деле, пронеслось в голове кузнеца. И заговорил-то враз по-господски, как по-писаному! Даже в простом крестьянском белье, бледный и осунувшийся, этот юноша выглядел, как…
Если б не молодость, подумал Кайгородов, руку бы дал себе отрезать, что сей господин не иначе как в гвардии служил. Белая кость, голубая кровь. И откуда взялся?! Кузнецов подмастерье. Он отдал почему-то честь и произнёс:
- Сотник Кайгородов. Здравия желаю, господин…
Гурьев назвал себя и добавил:
- Вы спрашивайте, господин сотник, не стесняйтесь. Мне, собственно, скрывать нечего.
- Позвольте документы ваши, господин Гурьев.
- Документов при себе не имею, они в моих вещах, что у Степана Акимовича остались. Если настаиваете, могу с вами вместе туда проследовать.
- Буду весьма признателен, - прищёлкнул каблуками урядник.
- Полюшка, - Гурьев повернулся к женщине.
- Мы снаружи подождём, - добавил урядник. - С вашего позволения.
- Как угодно, - Гурьев, соглашаясь, кивнул утвердительно.
Сотник и кузнец вышли на крыльцо. Достав папиросы, большую в здешних местах по нынешним временам редкость, Кайгородов протянул одну Тешкову:
- Ты поглянь, - Полюшка! А молодой же какой! Это и есть твой подмастерье, что ли, Акимыч?
- Он самый, - буркнул кузнец, остервенело затягиваясь.
- А ты документы-то его сам видал?
- Чего мне в его бумаги смотреть?! - разозлился кузнец. - Он меня от лихоимцев тогда в Харбине, под самых Петра и Павла, отбил, налетел, что твой ястреб. Те и пикнуть-то не успели! Вот руки-то у него, - Тешков помедлил, подбирая слово, - непонятные, это я сразу заприметил.
- Кто ж он за птица такая, - задумчиво разглядывая огонёк папиросы, проговорил Кайгородов. - Знаешь, что он с хунхузами-то этими сделал?
- Нет. А чего?
- Это хорошо, что не знаешь, - усмехнулся урядник. - Крепче спать будешь, Степан Акимыч.
- А сколь их было-то? - спросил Тешков, вдруг холодея от посетившей его догадки.
- Кого?
- Хунхузов. Шестерых лошадей привёл, а…
- Семнадцать.
- Чего-о?! - прохрипел, вылупляясь на Кайгородова, Тешков. - Бога-то побойся, Николай Маркелыч!
- Это не мне, это хлопцу своему шепни, - скривился сотник, сосредоточенно затягиваясь дымом. - Это не ко мне. Они уж и утечь от него хотели, видать. Не дал. Всех положил. До единого.
Дверь отворилась, и на крыльце возник Гурьев, опираясь на плечо Пелагеи:
- Я к вашим услугам, господин сотник.
- Ты в бричку садись, Яшенька, - сказала женщина, бросив настороженный взгляд на урядника. - Я тебя и отвезу, а потом и назад.
- Не возражаете, господин сотник? - улыбнулся Кайгородову Гурьев.
- Отнюдь, - кинул тот, озираясь в поисках места, куда можно опустить окурок.
- Бросай на землю, - проворчала Пелагея. - Ничего, приберу потом.
Оставив Пелагею во дворе, они втроём вошли в кузнецову избу. Гурьев шагнул к своим вещам, вытащил из подсумка метрику и протянул уряднику. Тот читал её вдоль и поперёк раз, наверное, двадцать. Наконец, поднял на Гурьева изумлённый взгляд:
- Однако! Десятого года вы, значит? - Гурьев кивнул, а сотник вернул ему метрику: – А из каких вы Гурьевых, простите моё любопытство, будете?
- Из флотских.
- Вот как. А к нам Вас какими судьбами забросило, Яков Кириллович?
Закончив свой рассказ, Гурьев виновато развёл руками:
- Доказательств я, разумеется, никаких не могу предоставить. Придётся вам поверить мне на слово. Или не поверить, это уж дело ваше.
- Почему не поверить, - сотник только теперь снял папаху, положил её на лавку. - Времена настали такие, что любая фантастическая нелепица запросто самой что ни на есть доподлинной правдой оборачивается. А с бандитами-то, с хунхузами этими, будь они неладны? Не расскажете, как вышло?
- Отчего же, - Гурьев спокойно кивнул. - Позвольте карандаш и бумагу.
Сотник с готовностью раскрыл планшет, выудил оттуда пару желтоватых листков и карандаш, и положил всё это перед Гурьевым. Тот быстро набросал кроки, обозначил позиции, свои и нападавших. Слушая его спокойный, обстоятельный рассказ, Кайгородов чувствовал, как ручеёк пота прокладывает щекотную дорожку между лопаток. То, что сделал Гурьев, было невозможно. Но это было сделано, уж тут-то урядник никак сомневаться не мог. Тешков слушал, прищурившись. И молча.
- А… Что, обязательно нужно было с ними вот так-то? - осторожно спросил Кайгородов, когда Гурьев закончил.
- Да не было у меня времени антимонии с ними разводить, - поморщился Гурьев. - Мне требовалось узнать наверняка, нет ли другого отряда поблизости. Это первое. Не хватало ещё в станицу их на хвосте у себя притащить. А второе, - Он посмотрел на урядника, усмехнулся вдруг незнакомо и так страшно, что Тешков обмер, а Кайгородов за ус схватился и шеей крутанул до хруста. - Что, пошёл уже слушок-то?
- Пошёл. Ещё какой, - закряхтел сотник.
- Вот и хорошо. Авось, поубавится порядком желающих продемонстрировать грабительское мастерство да удальство перед бабами да ребятишками. А ведь это они Потаповский хутор сожгли, разве нет?
- Они, судя по всему, - качнул головой сотник. - Ружьишко вот, похоже, Ивана Матвеича, - Он вздохнул, перекрестился: – Упокой душу рабов Твоих, Господи. - И снова перевёл взгляд на Гурьева: – А какие планы у Вас на будущее, Яков Кириллович?
- Да вот, - Гурьев опять досадливо дёрнул подбородком в сторону, - рана давала о себе знать. - Как поправлюсь, буду дальше кузнечное дело постигать, если Степан Акимович не прогонит. Перезимуем, а там посмотрим.
- Понятненько, - протянул Кайгородов, - понятненько. И последний вопрос, Яков Кириллыч, если позволите: за каким лядом вас туда, собственно, понесло?
- Да мальчишество, конечно, Николай Маркелович, - не дрогнув ни единым мускулом на лице, сказал Гурьев. - Понимаю и раскаиваюсь. Но как же без карты в этих местах? Да и вообще – лавры Арсеньева покоя, знаете ли, не дают.
И только-то, усмехнулся про себя Кайгородов. Так я тебе и поверил. Что ж ты за молодец такой – у самого чёрта из зубов выдрался, да ещё и с добычей?! Кто ж тебе так ворожит – разве Пелагея? Да куда ей, деревенской бабе… Нет, не простой ты молодец, не простой. Недаром люди говорят – ох, недаром…
- Ну, что ж, - сотник поднялся. - В таком случае, желаю поправиться поскорее. Какие-нибудь просьбы ко мне имеются?