"…достигли мы благословенной Богом земли, что лежит на берегу океана, лето здесь сухое, жаркое, зима теплая - ни снега, ни града, ни изморози не бывает. Встретили здесь наших, давно там живут, еще деды их острог заложили, назвав в честь Михайловской обители, что у Студеного моря, Ново-Михайловским. Много разных чудес в земле той, и люди чудны, и птицы, и звери. Рай был бы, кабы не поклонники диавола, что красны кожей и ликом, да режут людей, словно овец, в богомерзких своих капищах. Славятся они богатством и многолюдством, и в царстве их о Ново-Михайловском покуда не знают, ну да на то уповаем, а помощи просим. Землица здесь зело чудная, дай Бог володеть ею Новгороду, Господину Великому. Кроме плодов разных, полно в ней и золота, и самоцветов - валяются под ногами, ровно каменья ненужные".
- Ровно каменья ненужные!
Последнюю фразу Олег Иваныч значительно повторил дважды.
- Это еще не все, - улыбнулся Гришаня. - Ты, Олег Иваныч, переверни письмецо-то… Ага… Видишь?
На обратной стороне пергамента яркой красной краской были нарисованы моря и льды, леса и горы, неведомые рыбы и огнедышащие вулканы.
Карта!
- Глянь-ко! - заволновался владыка. - Вона - Двина-река, монастырь Михаила Архангела, дале Студеное море, река Печора - ой, далека зело - Пустозерский острог… Смотри-ко, и дальше стрелки идут. Мимо Югры, к Вайгачу-острову. Слыхивал я про те края… А дальше… Дальше, похоже, никто не хаживал.
- Да уж, видно, хаживали, - хмыкнул Олег Иваныч. - Ну-ка, дале-то разворачивай, владыко… Хо! Однако!
Олег Иваныч вдруг замолк, недоверчиво покачал головой. Как ни плохо он учил географию в школе, а все ж узнал Чукотку, Берингов пролив… и Америку! Именно туда, примерно в район Мексики, и упиралась своим концом стрелка. Там же была нарисована изба - "Острог Н-Мих-й".
- Тут и цифры какие-то мелкие, - сунулся Олексаха. - Льды, ветра, течения. И гляньте-ка! "Десять ден пути при хорошей погоде", "пять ден пути при славном ветре, а так семь", "тут рыбий зуб", "тут немирная самоедь", "гусиное лежбище", "Кащеев скит".
- Вот что, други, цены нет этому чертежу! - высказал общую мысль Олег Иваныч. - Однако все ж никто из нас не специалист. Потому - покажу-ка я ее кому из ушкуйников, кто там еще жив из старых. Стоит ли овчинка выделки? Может, врут все про золото?
- Врут? - Гришаня схватил со стола нож и, скинув кафтан, достал из рукава что-то, замотанное в тряпицу. - Вот, тоже владыке передано!
Медленно развернул…
И в свете проникающего в окно прощального солнечного луча засверкал, словно взорвался шаровой молнией, неведомый золотой божок, страшный, как посланец ада, с оскаленной пастью и голубыми нефритовыми глазами на злобном широком лице. Приземистое тело идола было опутано изображениями извивающихся змей, в одной руке он держал лук, в другой - связку стрел, ожерелье из человечьих сердец охватывало короткую шею. Страшен был идол!
- Спаси нас, Господи! - закрестился владыка, и все остальные последовали его примеру. Божок и в самом деле представлял из себя довольно жуткое зрелище, особенно ожерелье. Лишь один Олег Иваныч знал в этот момент, вернее, догадывался, вспоминая обрывки своей прошлой жизни, что не так уж и не правы были его друзья, посчитавшие статуэтку изображением злобного демона. Он и был демоном, этот кровавый бог ацтеков.
Глава 2
Северная Двина - Студеное море. Май 1476 г.
Уже с лица небес слетел туман унылый.
Ты, кормчий, встань к рулю, пускай шумит ветрило,
Режь соль седых валов рукой неутомимой.
Простерся океан вдали необозримый.
Адам Мицкевич, "Воспоминание"
Ты, Ванюша, пей да слушай -
Однова теперь живем.
Непрописанную душу
Одним махом оторвем.
А. Башлачев, "Ванюша"
На берегу Северной Двины, примерно в полсотне верст от впадения ее в Гандвик - Белое море, средь густой тайги затерялась Михайло-Архангельская обитель, одна из самых дальних в Новгородской земле, если не считать скит у Пустозерского острога, что на Печоре-реке. Ну, до того скита еще добраться надо. А к здешнему монастырю - пожалуйста. Хочешь, через Вологду, да потом по Сухоне в Великий Устюг, а там и до Двины рукой подать, знай, плыви по течению. А хочешь - напрямик, через Ладогу, Свирь, Онегу, дальше на север - где волоком, а где озерами малыми. Из Новгорода удобнее так, из каких других русских земель - через Устюг. В общем, добраться в монастырь Михаила Архангела невелика проблема, было б желание замолить грехи, или, наоборот, в ушкуйничий промысел пуститься - тоже через Двину неплохо. Сколотить ватагу, выстроить струги в том же Устюге да в путь. От устья Двины-реки все дороги открыты в стороны чужедальние, неведомые - в Печору, в великую Пермию, в Югру, где немирная самоедь так и норовит всадить в сердце ушкуйника острую костяную стрелу, смоченную гнилой рыбьей кровью. Тут же и путь иной - иноческий, к монастырю Соловецкому, впрочем, к нему лучше по Онеге, прямей будет.
Олег Иваныч, назначенный воеводой новой новгородской экспедиции, использовал оба пути. Часть людей, вместе с ним самим, шла на небольших лодьях по Свири да Онеге, далее - по морю Гандвик, с заходом в Соловки на моление, и снова на юг, к Двине. Другая часть направилась через Великий Устюг, с наказом купить там лодей, для морских плаваний пригодных. Купили, чего уж. Кочами те лодьи назывались. Прямо скажем, не каравеллы, даже не когги. Мелкие какие-то, некрасивые, с полукруглым днищем. Некоторые уж хотели было морды плотникам за такие суда бить, да знающие люди отсоветовали. Во-первых, плотницких артелей в Устюге тьма, свару затевать себе дороже выйдет, ну, а во-вторых, такие вот кораблики и нужны, чтоб с удачей по ледовитым полуночным морям плыть. Корпус хоть и неказистый, да крепкий, теплый, в каюте-каморе даже печка небольшая имеется. А что с днищем полукруглым в море болтает сильно, так то невелика беда - зато льдами вовек не раздавит, а льдов в полночных водах - видимо-невидимо. Только что летом плыть и можно, и то - как Божья воля. Бывает, затянут море туманы, да такие, что носа собственного не разглядишь, или подует вдруг борей - северный ветер, принесет громадные льдины - вот и думай, то ли дальше идти, то ли пересидеть, переждать, да только ждать-то долгонько можно. А северное лето короткое - не успеешь оглянуться, уже зима. Вот и сиди тогда, зимуй, если сможешь. Многое тут не от умения людского, от погоды зависело, ну, а уж погода, вестимо, от Господа. Можно ведь было и далече уйти, за три-то месяца, а можно и до Вайгача не добраться, туманы, да шторма, да льды пережидая. Спаси, Господи, на все Твоя воля!
С такими мыслями и приплыли ушкуйники к монастырю, где их уже поджидал в нетерпении воевода Олег Иваныч. Ненамного и разминулись - сам только третьего дня до обители добрался. Морда от комарья да мошки опухшая, что у него, что у Софьи - та напросилась с мужем плыть. Олег Иваныч тому рад был, знал - дорога дальняя, не на месяцы, на годы. По тем же причинам и Ульянка с Гришей расставаться никак не хотела, тоже вместе плыли, да и многие охочие люди так. В конце апреля еще закончился срок посадничества Олега Иваныча в Новгороде. Совет Господ ему сразу и предложил возглавить дальний поход к неведомым землям, путь к которым был обозначен в земельном чертеже покойного ушкуйника Федора - мужа Олексахиной зазнобы Настены. Та уж второй раз на сносях от Олексахи была - так и отсоветовали Олексахе в поход ехать. Олег Иваныч, с одной стороны, переживал - одним верным да умным человеком меньше, а, с другой, понимал - надо ж кого-то и в Новгороде оставить. Олексаха по всем статьям подходил: умен, оборотист, порядочен, уж в этом Олег Иваныч сто раз имел случай убедиться. Да и новоизбранный, степенной, посадник - купеческий староста Панфил Селивантов был его давним другом и, правду сказать, собутыльником. Что греха таить, любил Олег Иваныч посидеть с Панфилом где-нибудь в корчме на Лубянице, вина попить да - хоть ни слуха, ни голоса - поорать популярные в народе песни, типа "Про злых и добрых жен". Песня та мотивом очень уж была похожа на "В ожидании солнца" Джима Моррисона, особенно припев. Олегу Иванычу, старому меломану, нравилось. Панфилу - тоже.