- Ладно… Иди. Послушницам тем скажешь - ночевать в Евдоксиной келье будешь - она пуста сейчас. Запомнила?
- Запомнила, - кивнув, девица Феврония лукаво взглянула на обнаженную игуменью. - А ты… Ты, матушка, красива вельми. Я быстро обернусь!
- Ну, иди же. Да не задерживайся, дщерь…
- Мигом, матушка, мигом!
- Три раза стукнешь, не перепутай. Да плат накинь, чудо!
Выпроводив девицу, игуменья улеглась на широкое ложе и, проведя руками по бедрам, довольно улыбнулась:
- А ведь не так и стара еще… Не стара!
На ходу завязывая платок, девица Феврония быстро выбежала из кельи игуменьи. Потопала ногами, постояла немного, затем, прислушавшись, на цыпочках подобралась по коридору к двери. К той самой. За которой плакали…
Поскреблась тихохонько. Никакого результата!
Оглянувшись опасливо, постучала громче.
Дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла боярыня Софья - в монашеском платье, на голове плат черен, на плечах телогрея накинута. В больших золотисто-карих глазах стояли недавние слезы.
- Чего тебе, сестра?
- Впусти-ка, боярыня.
Зайдя, девица выглянула наружу, осмотрелась и лишь затем тихо прикрыла дверь. Обернулась:
- Поклон тебе от Олега Иваныча, боярыня Софья!
- Господи…
Боярыня тихо опустилась на узкую лавку, обхватив лицо руками.
- Скорей, боярыня! Не время слезы лить-проливать!
- Не время?
- Бежать надоть! Все в лесу ждет, рядком. И лошади, и одежка, и люди… Ну, и Олег Иваныч самолично! Все очи уж, поди, проглядел! Так что скорей собирайся, боярыня!
- Олег?! Да чего уж мне собирать-то? Готова я… Идем, девица. Скажи хоть, кто ты?
Феврония с усмешкой сняла платок.
- Господи! Никак, Гриша?! Гриша!!!
Со слезами на глазах, Софья обняла отрока и поцеловала его в губы.
- Идем, идем, Гриша.
"Ну, дают бабы, - подумал про себя отрок. - Не одна, так другая на шею вешается!"
Они быстро прошли по темному коридору, первым - Гришаня - дорогу оглядывал, за ним боярыня поспешала проворно.
- Как же мы выйдем-то? - на ходу шептала, спрашивала. - Без игуменьи благословения сторожа нас нипочем не выпустят.
- Верно, не выпустят. Олег Иваныч чрез стену махануть советовал. Разорвете, говорил, какую-то простыню… что это такое, не сказывал… свяжете. Ладно, придумаем. Вон, похоже, ход к стене!
Никем не замеченные, они вышли к стене, представлявшей собою высокий тын из крепких трехсаженных бревен. Со стороны двора к стене была пристроена небольшая площадка - заборол, где хранились увесистые камни да запас стрел на случай нападения - предосторожность по тем временам далеко не лишняя, даже в женском монастыре. На заборол вело узкое суковатое бревно с прибитыми там, где не хватало сучков, перекладинами.
- Лезем, боярыня!
Цепной пес Злоб выбрался из будки, забрехал, привязанный, - молодцы, девчонки, не подвели! Страшен пес, зубаст, лапы толстые, хвостище косматый. Из пасти пена! Как есть волкодлак-оборотень. Худо б было, ежели б не привязан был. Ну, а так - пусть себе лает! Только, конечно, поспешать надо.
На веревку изорвали Гришанин сарафан - не жалко ему носить его, что ли? - перебросили чрез тын… Спустились! Ух, и ловка боярыня, словно каждый день по веревкам лазит! Гришане-то боязно поначалу было, а эта… Уж и не скажешь, что не столь давно слезы лила-проливала!
Спустившись - ноги в руки - и к лесу. Гришка впереди - на коленки голые рубаху натягивал - стеснялся, за ним боярыня, плат по пути потеряла - волосы светлые на ветру растрепались, вьются. Обернулся Гришаня - не Софья то - валькирия-дева!
В лес вбежав, остановились. Нет вокруг никого! А холодно, между прочим, особливо Гришане, в рубахе-то одной поди-ка, побегай…
- Где ж они? Где… Если б знать.
А! Вот, кажется, лошадь заржала. Ага… И тени какие-то в лесу, близ, замаячили…
А вдруг - не те? Вдруг шиши какие лесные, шпыни ненадобные?
Гришаня ветку увесистую с земли поднял, что попалась под руку, вернее - под ногу, за березу толстую спрятался, ежели что… Софья тоже затаилась. Ждали.
- Эй, Гри-и-иша!!! Со-о-офья!!!
Закричали тени-то… Свои!
Боярыня первой навстречу кинулась - волосы по плечам, валькирия!
- Олег!
- Софья…
- Ну, ну! Хватит целоваться-то, успеете. Одежку скорей давайте, замерз однако.
Вскочив на приготовленных лошадей, поскакали. Быстро скакали, проворно. Хоть и не ждал Олег Иваныч столь рано погони, однако Гришаня подгонял - сказал, что обязательно скоро погонятся, и солнце взойти не успеет. Почему так - не сказывал, но говорил уверенно, видно, знал что-то.
- Где, ты говоришь, Ставр-то с людями? - на скаку кричал отрок Олексахе.
- В монастыре мужском, Мирожском, рядом тут, за холмом только.
- Поспешать надо, им собраться недолго. А дорога тут одна.
Как в воду глядел отрок!
Далеко еще было до рассвета - едва Гришаня с Софьей к лесу припустили - как открылись ворота обители женской. Выскочила на коне послушница, разъяренной игуменьей за боярином Ставром посланная. В Мирожском Ставровы люди не долго не копошились. Услыхали только про побег Софьин, собрались споро.
Ставр на скаку усмехался. Нехорошо усмехался - короткий путь знал. Никуда от него Софья не денется, как и вызволители ее, курвины дети. Перехватим, ужо посчитаемся!
Со злостью хлестнув плетью коня, боярин махнул своим людям, чтоб не пропустили лесную повертку. Она, повертка-то, путь скрадывая, к самой реке выходила, к мосту. А уж мост миновать те никак не могли бы, хоть и неширока речка - да не лето! И не зима - лед-то стаял почти.
Там и встретились, у мосточка.
Только обманулись малость люди Ставровы - избавители Софьины уже чрез мосток переехали - да, затаясь, ждали. Уж не совсем был в лесу-то найденный Олег Иваныч, человек житий, предвидел погоню.
А Ставровы-то - ну, скакать к мостику… А мостик возьми да подломись! А и чего б ему не подломиться? Зря, что ли, Гришаня с Олексахой бревнышки пилили, упарились? Дескать, что это удумал еще Олег, свет Иваныч? А тот посмеивался только да приговаривал чудно: "Пилите, пилите, Шура!" Еще Гришаню заставил лед на речке переколоть, как раз под мосточком… Хорошо, нырять не приказал, сатрап персидский!
А вот и пригодилось все!
Аж душа возрадовалась, как полетели Ставровы на всем-то скаку в речку! Кругом вопли да брызги ледяные… А под мосточком Олексаха с самострелом. Попробуй - выберись! Сам Олег Иваныч, с Софьей да Гришей, из лесочка не торопясь выехал - навстречу Ставру-боярину, вражине лютому…
Ага, навстречу… как бы не так!
Хоть Олег Иваныч и не в лесу найден, так и боярин Ставр тоже не в поле валялся. Умен был, сволочь. За людишками своими не очень-то вперед лез. Как мост подломился - успел-таки коня удержать. Развернулся - и вскачь! Миг - и скрылся из глаз. Иди - лови, попробуй! Моста-то нет.
Ну, и черт с ним, с козлом! - сплюнул Олег Иваныч…
Проскакав по лесной дороге, Ставр свернул влево, к скиту, где оставил пешую часть отряда. Добрался быстро - и стемнеть не успело. Ярость ушла по пути, лишь серые, словно из олова, глаза боярина светились обидой и грустью. Подъехав к скиту ближе, он спрыгнул с коня, помочился на придорожную ольху. Тут и людишки вышли….
- Здесь где-то неподалеку должен быть московский отряд Силантия Ржи, идущий от Красного Городка, - оправившись, тихо произнес он. - Сегодня же разыщите его. Ты, Онфим, поедешь со мной во Псков, выкупим из поруба Митрю Упадыша. Пригодится еще шильник. Остальных жду к вечеру в Мирожском монастыре. Все!
Красным кругом выкатилось из-за дальнего леса солнце. В обеих обителях, мужской и женской, звонили к заутрене. Колокольный звон медленно плыл над весенним лесом, над вздувшимся льдом реки, над коричневой от грязи дорогой. Запели в лесу птицы, проталины зазеленели в солнечных лучах первой травой, заголубело небо - по всему, день обещал быть теплым. Звонили колокола, порывы легкого ветра колыхали ветви деревьев. Приближалась Пасха.
Глава 3
Балтика. Апрель - май 1471 г.
Пусть шторм, пусть ветер, все одно!
Нет, мне другое суждено:
Моя погибель - плаха.
Так что ж дрожать от страха?