- Не больно и хотелось, - оскорблённый в лучших чувствах профессор отвернулся от старшего десятника и принялся рассматривать громадный замок на амбарной двери. Покойная бабушка почти таким же запирала кладовку, напрасно надеясь, что дед не доберётся до запасов хранимой к праздникам ракии. Хотя чего там добираться? Дедушка пользовался шилом и кривым гвоздём. А если попробовать поковыряться остриём ножа?
- А говорил, будто не учили! - Барабаш хлопнул Еремея по плечу и ногой отшвырнул упавшее на землю творение деревенских кузнецов. - Всегда догадывался, что знание - сила!
Склад не поражал воображение разнообразием содержимого, но дал бы сто очков вперёд оружейному хранилищу любой пограничной заставы. Так, во всяком случае, утверждал старшина Твердимир Свистопляс, а ему врать присяга не позволяет. Он же первым и заметил скромно стоявшую в тёмном углу треногу, небрежно прикрытую рваной мешковиной.
- Командир, да это же…
- Ага, - Матвей потянул на себя грязную тряпку. - Станковая шестиствольная огнеплюйка. "Дырокол Шлюкса-Кульбарта", сокращённо - ДШК.
- Потрясающе! - пограничник спрятал руки за спину, видимо сдерживая естественное для мужчины желание произвести неполную разборку-сборку оружия. - Поверить не могу, как же пикты нам его оставили?
- Это не нам, это вообще оставили, - уточнил Барабаш. - Самим пользоваться нельзя, ихняя магия с кристаллами не дружит - чего-то там не совмещается и может в любой момент взорваться.
- А глорхи?
- Да кто же аблизьянам чего серьёзное доверит? Вот ты думаешь, почему у них луков нет?
- А должны?
- Кочевник без лука - это не кочевник, а сущее недоразумение.
- Так почему же…
- Потому что мозгов у них тоже нет, в драконов стрелять начинают. Добыча вроде как.
- Инстинкты? - блеснул учёным словом Еремей.
- Они самые. Летающим ящерицам на стрелы чихать, но по имперским законам виновные в нападении на пиктийского аристократа подлежат уничтожению. Как сами, так и вся родня их - до седьмого колена.
- А воевать-то кто будет?
- Вот они так и подумали.
Но профессор уже не слушал дальнейший разговор Барабаша и Свистопляса, его внимание было занято совсем другим. Ручная огнеплюйка, такая знакомая и родная… С ореховым ложем и поцарапанной крышкой кристаллоприёмника… Одна из многих тысяч, выпущенных на заводах Родении… Но именно та, что верно служила в первом бою у безымянной рощи. Почему она светится в темноте?
Горячий комок в горле. И странно щиплет глаза. Рука тянется погладить зарубки на твёрдом дереве. Одна, две, три… пять… восемь… Можно не считать, их там двенадцать. Как она сюда попала?
- Матвей, - голос Баргузина прозвучал подобно царапанью железа по стеклу. - Матвей, это же моя…
Старший десятник проследил за взглядом профессора и вздрогнул.
- Что? - забеспокоился Еремей.
- Ничего, - Барабаш закусил губу. - Ничего.
- Врёшь.
- Вру. Тебе обязательно нужно знать правду?
- Нужно.
- Зачем?
- Потому что она - правда.
- Горькая.
- Пусть.
Матвей потянулся к светящейся огнеплюйке, но вдруг резко отдёрнул руку:
- Ты теперь воин.
- Я и раньше…
- Раньше не так. Я слышал о подобном, извини, но… так бывает.
- Говори.
- Оружие и ты стали одним целым. Вы нашли друг друга, понимаешь? Половинки души.
- Это как?
- Вот так. Руку подними!
Еремей выполнил неожиданную команду, а огнеплюйка сама собой взмыла в воздух и со шлепком впечаталась в раскрытую ладонь.
- Так бывает, Ерёма, - повторил старший десятник. - Редко, но бывает.
- И что оно обозначает?
- Вечный бой, - грустно усмехнулся Матвей. - Ты живой, пока воюешь. Извини, брат, но это - судьба.
ГЛАВА 4
Горные совы в отличие от равнинных пернатых собратьев и сестёр, ведут дневной образ жизни. Попробуй засни, если наглые и жадные вороны, извечные соперники и конкуренты, слетятся со всей округи на давно облюбованную добычу и всё сожрут. Сволочи они, эти вороны.
- Кыш, проклятые! - Матвей бросил камень в падальщика, нацелившегося клювом на блестящие от слёз глаза Мозгол-нойона. - Кыш, уроды лупоглазые! Вот сдохнет, тогда и прилетайте.
Степняка растянули между вбитыми в землю колышками - после увиденного в деревне было бы неоправданным милосердием даровать ему лёгкую смерть. Когда-то старшего десятника учили подобному, и если наказуемый умирал быстрее трёх дней… но то в молодости, в неопытной молодости. А вот этот жирный кочевник может рассчитывать на неделю. Уж столько-то Матвей Барабаш сможет удержать его на грани жизни и смерти.
- И охота тебе, командир, с дерьмом возиться?
- Отстань! - Старший десятник проводил взглядом уходящего профессора и крикнул в спину: - Оружие почистить не забудь!
- Не забуду, - буркнул Еремей и скривился от воспоминаний прошедшего утра. Неприятных воспоминаний.
Баргузин явственно представил утренний бой. Нет, не бой… бойня, скорее всего. Когда по спящим в походных шатрах глорхийцам бьет ДШК, а спасающихся степняков встречают меткие выстрелы ручных огнеплюек, то это трудно назвать боем. Резня? Может быть, и резня. Может, если бы дело дошло до белого оружия. Нет, вопящих кочевников, выскакивающих из горящих шатров, уничтожили на расстоянии, брезгуя сходиться врукопашную. И лишь потом, когда всё закончилось, роденийцы ходили по полю, добивая стонущих раненых.
Странное единение с огнеплюйкой чувствовал сегодня Еремей. Он выбирал цель, а она делала всё, чтобы попавшая в прорезь прицела мишень не ушла. Огненные шары совершали немыслимые пируэты, попирали все законы магии и физики, но всё равно находили жертв. Лежащих, бегающих, поднявших руки… Благородная ярость не нуждается в пленных.
Единственный, кого взяли живьём, был застигнут врасплох пограничным старшиной Свистоплясом в самом начале случившейся заварухи. Выползающему из самого большого и яркого шатра нойону дали по башке, стянули ремнями по рукам и ногам да бросили в ближайшую канаву, дабы никто случайно не прикончил бедолагу. Под "никто" подразумевался старший десятник Барабаш, самозабвенно поливавший стоянку кочевников из всех шести стволов станковой огнеплюйки. А утром Пашу Мозгула отыскали… к большому разочарованию последнего, напрасно надеявшегося на шальной огнешар.
- А не желает ли блистательный кагул облегчить душу беседой о превратностях военных судеб? - с преувеличенной вежливостью обратился Матвей к пленнику. И, не услышав ответа, пнул того под рёбра. - Поговорим?
Степняк скрипнул зубами - назвать воина кагулом, то есть винторогой свиньёй, не брезгающей падалью, означало смертельно оскорбить. Такое смывается кровью обидчика, а ещё лучше - заставить его сожрать собственные кишки…
- Нам не о чем говорить.
- Ну как же? - удивился Барабаш. - Есть многое на свете, что может заинтересовать такого любознательного человека, как я.
- Убей.
- Ты куда-то торопишься? Ближайшие пять дней я совершенно свободен.
- У тебя не будет этих пяти дней. И двух не будет. Сегодня… - глорхиец прикусил язык, сообразив, что сказал лишнего.
- Да? Забавно-забавно… Вот с этого места давай-ка поподробнее.
Война войной, а обед по распорядку. Простейшую и самую важную заповедь в роденийской армии знали даже штабные писаря, пограничники же предпочитали не рассуждать о теории, а сразу перейти к практике. Весело булькало варево в котле над костром, на двадцать шагов распространяя запах крепкого бульона - он для раненых и оголодавших товарищей. По здравом размышлении жирного барашка из глорхийских запасов им готовить не рискнули, а вот в меру постный, но упитанный любимый скакун Мозгол-нойона как раз подошёл.
Ксаверию, как самому молодому, выпала почётная обязанность следить сразу за всем. Одной рукой снимал пену с бульона, другой переворачивал над угольями прутики с шипящими кусками конины… и не успевал нигде. Говорят, будто за Тибскими горами в стране Хунд живут шестирукие бабы с тремя глазами… Сюда бы такую, а то ещё нужно нарезать найденную в ближайшем огороде зелень, попробовать варево на соль, разложить чёрствые лепёшки. И чтоб всё одновременно. А если нет шестируких, тогда обычную. И лучше - четыре штуки.
- О чём замечтался? - подошедший Глеб бросил у костра охапку дров. - Как думаешь, дождя сегодня не будет?
- С чего бы это?
- Да степняк слишком тонким голосом орёт, видать, к непогоде.
- Ну не скажи, - не согласился Ксаверий. - Дожди в предгорьях случаются гораздо реже, чем глорхийцы, так что здесь твои приметы не действуют.
- Может быть, - не стал спорить Глеб и потянулся к прутику с мясом. - Пробу не пора снимать?
Не дожидаясь ответа, впился зубами, вдумчиво прожевал.
- Ну?
- Пойдёт с голодухи. Горячее сырым не бывает. Звать всех?
- Да командир сам сюда бежит, - засмеялся пограничник. - Хороший десятник жратву за версту учует.
Но Барабаш ещё издали замахал руками:
- Туши костёр!
- Что случилось? - сидевший около раненых Свистопляс повернул голову. - Или у тебя в брюхе не свистит?
- Сейчас пиктийские дракониры прилетят и всех накормят, - уже спокойным голосом произнёс Матвей. - Глорхиец тут поведал кое о чём.
- Плохо, - пограничный старшина рывком поднялся на ноги. - Когда?
- Не позднее полудня.
- Вполне успеем.
- И порядок навести успеем? - старший десятник показал на всё ещё тлеющие остатки шатров. - Хоть бы времянки какие поставить, чтобы с воздуха сразу не разглядели. А уж ежели сядут…