Сон все не шел. В животе урчало от баланды. Пузо вроде полное, но сытости нет. Да и откуда этому чувству взяться – одна вода да хлеб?! На такой жратве да при такой работе долго не протянуть.
Болели намозоленные ладони. Кожа в этих местах побелела, под ней скопилась жидкость. Чуть-чуть надорвешь – она выступит, а кожа отслоится. Как лопату завтра держать?
Тело ныло от непривычно тяжелой работы, душа болела от безысходности: за что, за что, за что?..
Над ухом назойливо зудели жаждущие крови комары. В углу, попискивая, шебуршали голодные крысы.
Вонючая ткань тонкого комбинезона не грела совершенно. Ноги в кирзачах уже давно гудели, но, если сапоги снять, станет совсем холодно…
За что?.. Почему?.. Почему?..
13
– Подъем!
Громкий крик вырвал Липатова из тяжелой дремы. Он всю ночь проворочался, отлежал бока, извел душу переживаниями. Погружался в поверхностный сон, просыпался, вновь забывался в дремоте, опять просыпался от холода – ночью в коровнике совсем похолодало. Только под утро сумел кое-как уснуть.
Никому повторять приказ дважды не пришлось. Пленные начали подниматься. Хмурые, помятые, всклокоченные. Они зевали, выдыхали несвежий запах, хрустели суставами, что-то бубнили под нос, терли глаза, почесывались, кашляли, кряхтели…
Впрочем, никто не рассиживался. Нестройной толпой потянулись на улицу. Пятнадцать минут на оправку в соседнем коровнике. Женщины в один угол, мужчины – в другой.
Там стоял тяжелый дух и повсюду виднелись следы жизнедеятельности человека. Выбрав место посвободнее, тревожно озираясь: не видят ли женщины, не обращая внимания на соседей, Липатов сделал свои дела и поскорее покинул это место.
На улице невольников построили и разделили на две команды.
Теперь Андрей попал на сельхозработы. Их партию вывели на засаженное картофелем поле, начинавшееся сразу за фермой. Часть угодий оказалась уже убрана, но оставшаяся была куда больше.
Липатову и еще нескольким мужикам вручили вилы. К каждому в пару встал кто-то из пленников с ведрами. Те, что были с вилами, подкапывали кусты, выворачивая землю с клубнями. Напарники разгребали ямки, выискивая картофелины, собирали их в ведра, а потом сносили в одну большую кучу.
Андрей оказался в паре с парнем, которого он заприметил еще вчера на стройке.
Охрана не запрещала рабам переговариваться. Улучив подходящий момент, Андрей спросил напарника:
– Тебя как зовут?
– Илья.
– А меня – Андрей. Будем знакомы.
– Ага, будем.
– Давно здесь?
– Больше месяца.
– Слушай, Илья, какой сейчас год?
Парень все это время разговаривал, не поднимая головы, но тут с подозрением глянул снизу вверх. Молча подхватил полное ведро, отнес к куче, аккуратно высыпал и вернулся обратно. Так же молча принялся заполнять ведро картошкой.
– Чего молчишь-то? – не выдержал Липатов.
– А то ты не знаешь, какой год, – недовольно пробурчал напарник.
– Контузия у меня была, – нашелся Андрей.
– Воевал?
Липатов мысленно отметил, что был прав в своих подозрениях насчет случившейся войны, но развивать эту тему с новым знакомым не стал.
– Не, под обстрел попал. С тех пор провалы в памяти.
– Понятно, – кивнул тот. Очевидно, объяснение его удовлетворило. – Две тыщи двенадцатый на дворе.
– А кто сейчас президент? – задал очередной вопрос Андрей, попутно вспомнив лозунги на стене пятиэтажки про съезд и пятилетку.
– Где, в Америке? – уточнил собеседник.
– Почему в Америке? В России.
Илья удивленно хекнул:
– Да-а! Здорово тебя приложило!
Андрей смущенно пожал плечами. Дескать, что было, то было. Чего отпираться?
Парнишка продолжил:
– Какой президент? В Советском Союзе их отродясь не было. Есть Генеральный секретарь ЦК КПСС. Правда, сейчас ситуация сложная.
– А с кем война? – продолжил любопытствовать Андрей, надеясь выжать из собеседника максимум полезной информации.
– Слушай, дружище, – не выдержал Илья, – на тебя вредно влияют эти вилы. Дай-ка их мне, а сам пособирай картошечку и поноси.
Липатов беспрекословно подчинился.
– Я правда не помню, – виновато вымолвил он.
Парень снисходительно усмехнулся:
– Ладно, че ты? Верю. При контузии и не такое бывает. Для начала тебе надо знать, что попал ты к Магомеду Магомедову. Свои его называют Мага, а нам положено обращаться к нему Хаким-бей, еще и кланяться при этом. Да вас, новеньких, Никодимов, должно быть, уже просветил.
– Да, – кивнул Андрей.
– Но вряд ли он вам говорил, что Мага раньше служил прапорщиком в желдорбате, а когда началась война, дезертировал, сколотил свою банду, в основном из земляков, но есть и русские. Однако "мазу держат" дагестанцы. Это и понятно: их больше, во главе сородич. Они захватили земли заброшенного совхоза, строят тут укрепрайон и заодно продают урожай в город. Мы – их рабы. Такие, брат, дела.
– Откуда знаешь про Магу?
– Был тут один. Говорил, служили они вместе. Потом его забрали и увели. Больше я этого мужика не видел.
– А война с кем?
– Войны сейчас нет. Больше года как заключили перемирие.
– Кто с кем воевал-то? – гнул свою линию Липатов.
– Ты что, и впрямь не помнишь?
– Говорю же – нет, – вздохнул Андрей.
– Андропова хоть помнишь?
– Который Юрий Владимирович? – уточнил Липатов.
Илья кивнул.
– Конечно, помню, – осторожно подтвердил Андрей.
– Его все помнят, – вздохнул Илья. – При нем порядок был. А как помер он в конце девяностого, так и начался этот бардак. Не сразу, правда. После него был Черненко. Его помнишь?
– Да.
– При нем-то все и началось. Хотя он, по сути, и ни при чем был – живой труп. Без бригады реаниматологов ни шагу. Остальные Черненко прикрывались и вертели, как им заблагорассудится. За десять с лишним лет его "правления" бардак разросся до невиданных пределов. А как в две тысячи первом Черненко помер, так вообще началось невообразимое.
– А что началось? – спросил Андрей.
Он вернулся с пустым ведром и стал наполнять его снова.
Илья многозначительно посмотрел на Липатова.
– Ну правда не помню, – виновато сказал Андрей. – Сколько тебе повторять?
– Двоевластие. Верховный Совет раскололся на два лагеря.
Парнишке, похоже, было не впервой проводить политинформации, и он шпарил тщательно подготовленными предложениями.
– Этому в значительной мере способствовал начавшийся еще при Черненко парад суверенитетов под лозунгом "Больше власти местному самоуправлению". Чуть ли не каждая из областей тянула одеяло на себя. Некоторые регионы и раньше были донорами, а тогда из них начали выжимать последние соки. Тамошние руководители встали на дыбы и заговорили об отделении от Москвы. Другие области оставались дотационными, они приняли сторону центра. – Рассказчик замер и после секундной паузы спросил: – Это помнишь?
– В общих чертах, – ответил Андрей, впитывая, как губка, незнакомую информацию, стараясь по возможности скрыть обуревавшее чувство: "Вот попал, а!"
– Ну вот, эти десять с лишним лет и коробит страну вместе со всем народом. Одни за Блок Регионов, во главе которого Даниловский Петр Нилович. Он удерживает совсем отдаленные от Москвы территории. Другие за федеральную власть, то бишь за Центр. Там руководит Шелепин Станислав Аркадьевич.
А четыре года назад началась гражданская война. Кровь лилась рекой, столько народу полегло, особенно мирного населения… Чуть более года, как заключили перемирие.
– А мы сейчас на чьей земле? – спросил Андрей.
– Мы? – усмехнулся Илья и, тяжело вздохнув, пояснил: – Есть еще так называемые ничейные территории. Они не подчиняются вообще никому. Ни у Центра, ни у Блока Регионов нет сил, чтобы навести порядок в таких районах. В них заправляют местные "бароны" типа Маги и ему подобных, которые постоянно воюют между собой.
– Так вот почему мы строим укрепрайон! – догадался Липатов.
– Восстановил я твою память? Вспомнил теперь, на какой мы земле?
– Да, спасибо. А то у меня и впрямь провал после контузии.
– Так за кого ты все же воевал, а? – недобро прищурился Илья.
– А ты? – парировал Липатов.
– За кого надо, – процедил парень.
– А я не воевал. Правда, – ответил примирительно Андрей.
– Ну-ну. Не воевал так не воевал, – хмыкнул напарник. – Давай тащи ведро. А то нарвемся на наказание. Без еды оставят, да еще палок получим.
Андрей торопливо подхватил дужку, чувствуя, что ведро становится все тяжелее, а до конца светового дня еще ой как далеко. И нет никакой надежды на спасение…
14
Прошло семь дней.
Пленники вкалывали на износ. Работа чередовалась каждый день – стройка, поле. На скудной кормежке Липатов здорово похудел. Комбинезон с чужого плеча, вначале сидевший как влитой, теперь свободно болтался. Андрею даже пришлось подвязывать проволокой штаны, дабы избавиться от ощущения, что они вот-вот спадут.
Он уже притерпелся к провонявшей заскорузлой одежде и таким же портянкам, перестал обращать внимание на щетину, покрывшую прежде всегда гладко выбритый подбородок, и стоически терпел траурную кайму под отросшими ногтями на руках.
Тяжело переносилось постоянное чувство голода из-за одноразовой вечерней кормежки. В глазах уже частенько "плыло", хотелось лечь и не вставать, уснуть и проснуться дома, в своем мире.
Но каждое утро раз за разом звучала безжалостная команда: "Подъем!"
А потом весь день тяжелая без перерывов пахота.