Он продолжал спать, намертво прижимая к себе папку. Интересно, что там у него? Я потянул ее, вот тогда профессор ожил: глаза его вспыхнули и погасли.
- Не надо, - попросил он меня. - Берите что угодно, а это… не надо, прошу вас…
Я ничего не ответил ему. Я ткнул его кулаком в морду, он мягко упал спиной в лужу и остался лежать, а папка осталась в моей руке.
Там были только ноты! Эти очкарики ненормальные, честное слово… Ладно, не будем лишать человечество культурных ценностей. Нас интересуют ценности материальные. Мы не варвары, культурные ценности нам не мешают.
Я бросил папку рядом с хозяином, а сам быстро вышел из подворотни. На ходу обследовал добычу. Для начала сладострастно пересчитал доход - ровно двести пятьдесят, новенькими, будто из типографии. Ну, повезло! Все, завтра отдаю долг этому гаду, и хватит с меня игрушек… Еще в бумажнике имелся аккуратно сложенный листок бумаги, и я развернул его.
Вначале ничего не понял. Даже испугаться не успел. Просто в груди у меня вдруг замерло, я остановился и разинул пасть. Вместо бумажного листочка мои грязные пальцы сжимали нечто похожее на щель, в которую смотрели чьи-то глаза. Я среагировал мгновенно: ойкнул и разжал пальцы. Бумажка плавно опустилась на асфальт, я же опомнился и наклонился следом. Я парень любопытный и вовсе не трус. Меня загадками человеческой психики не проймешь - снова взял эту бумаженцию и внимательно рассмотрел ее. Обыкновенная записка. Было четким почерком выведено: "Жду Вас в номере 215, второй этаж, налево".
Записка, ничего больше. Однако в памяти осталась ясная картинка: висящие в воздухе глаза смотрят на меня в упор. Глаза небесно-голубого цвета. И не глаза даже, а узкая полоска человеческого лица - брови, переносица… Смех на палке. Что это мне мерещится?
Собственно, я направлялся к Балаболу. Заведение располагалось точно напротив моего рабочего поста возле гостиницы - никакому нормальному дубине не придет в голову ловить меня здесь, рядышком с местом происшествия. Перекушу, расслаблюсь, и дельце одно имеется. Жизнь дается человеку для того, чтобы он жил, как человек. А интеллигентский бумажник мне должен в этом помочь. Правильно я излагаю?
Смешной старикашка, думал я, наискосок пересекая проспект Первого Съезда. Народной милицией решил напугать. Да заори он во все горло что-нибудь вроде: "Помогите, убивают!" - никто бы даже к окну не подошел полюбопытствовать, в чем дело. Кого там убивают и как. Чтобы расшевелить этот снулый мир, надо кричать "пожар" или "землетрясение". Или, например, "революция" - пусть в кальсоны поналожат. Хотя, ату его, с такими вещами не шутят… Интересно, вдруг вспомнил я, кого ждали в номере 215? Неужели старикашку? А может, все еще ждут? Я развеселился. Надо же, каков игрун - ему бы тихо кефирчик сосать дома, а он по отелям шастает. Впрочем, я уже дошел до места, и эта мысль достойно завершила приключеньице.
Над входом помаргивало название: "БУТСА". Чуть ниже - скромное пояснение: "ЛУЧШЕЕ МЕСТО ОТДЫХА". А в витрине горел стих: "Заходи скорей сюда! Делать все позволим! Развлекайся до утра, выползешь довольным!" Делать что вздумается можно в любом другом месте, если есть чем платить, разумеется, но Балабол поступил на удивление мудро, воспользовавшись вечной всенародной тягой к поэзии и к свободе.
Забавно происхождение названия. Существует легенда, будто знаменитый центрфорвард Серов однажды провел пару недель в той гостинице напротив и, рассорившись со своей поклонницей, швырнул с балкона бутсу - прямо через проспект. Спортивный снаряд пробил витрину насквозь и влетел в столовый зал. С этим преданием знакомит красивый стенд в вестибюле, здесь же под стеклянным колпаком обрел вечную стоянку вонючий ботинок - жуткого размера, кстати. Идиотизм и коммерческий успех, как известно из новой истории, близнецы-братья. В общем, местечко это было как раз по мне. Я поежился от холодного ветра и торопливо толкнул крутящуюся дверь.
Было душно и весело. Большинство столиков оказались заняты. Стоял многоголосый гул, звенела посуда, из игрального автомата лилась мирная старомодная музыка. Я огляделся и подошел к столику, за которым одиноко сидел Лошак.
- Привет, мальчик, - сказал я ему.
Он нехотя поднял глаза. Глаза были задумчивыми. После некоторого размышления Лошак эхом откликнулся:
- Привет, Александр…
Видно, принял уже стаканчик-другой. Что ж, надо догонять. Я подсел к нему и рявкнул в воздух:
- Эй, ну-ка сюда быстро!
Выскочил парень, обслуживающий столовый зал, побежал ко мне, мастерски виляя между столами. Да, заработанная им кликуха вполне соответствовала его деловым характеристикам.
- Ловкач, - сказал я ему, когда он, нисколько не запыхавшийся, вырос передо мной. - Дай-ка мне горячей.
- Пожалуйста, - сказал парень, живо снимая с подноса графин и стакан. - Добрый вечер, сударь, здравствуйте.
- И принеси что-нибудь пожрать.
- Секунду, - пообещал Ловкач и стартовал в обратном направлении. Поднос он держал на вытянутой вверх руке. Почему-то ничего не падало. Смотреть на этот акробатический этюд было страшно, и я повернулся к соседу по столу.
- Лошак, милый, - позвал я. - По какому праву ты здесь скучаешь? Ты знаешь, где находишься?
- А? - вдруг спохватился тот и стал бешено озираться. - Где я нахожусь?
- В "лучшем месте отдыха"! - возгласил я.
Плеснул себе в стакан, залпом выпил, и мне стало жарко. Тогда я надолго присосался к горлышку графина. Стало еще жарче. Стало так хорошо, что я заорал и метнул пустую стекляшку в подбегавшего официанта. Ловкач красиво поймал мой пас, принялся ставить на стол тарелки со жратвой, и я прекратил баловаться - рыча, обрушился на еду. Парень попытался подсунуть мне вилку, но я расхохотался и согнул ее посередине. Потом он куда-то исчез, а передо мной оказался новый графин. Молодец, Ловкач! Лучше клиентов знает, что им нужно, скотина этакая… Кстати, о животных. Интересно, где Лошак берет деньги, чтобы оскотиниваться каждый вечер? Настоящее его имя не то Васенька, не то Ванечка, в детстве он мечтал стать ковбоем, лошадиным ассом, а Лошак - это так, уменьшительно-ласкательное для удобства, отзывается и ладно. Бедняга! Зря мечтал. Был и останется дешевкой, никогда ему уже не оседлать коня своей удачи… А Балабол - просто Балабол, без имени, без фамилии, и никто не знает, что сие означает. Сам он, наверное, тоже. Хитрая стерва! Для нас он - владелец "Бутсы", председатель этого второсортного кооп-кабака, то есть мелкая сволочь. Якобы мелкая. Потому что ходят слухи, будто господин предприниматель ворочает такими делами - представить страшно. Вот, например, вчера взяли Областной банк, чисто взяли, просто конфетка, а не работа. И трудяг до сих пор не нашли, куда там! Жидковата милиция такие дела поднимать. Хотя, при чем здесь Балабол?.. А еще поговаривают, будто он связан с пауками. Я-то лично в это не верю - Балабол, конечно, темный тип, но не до такой же степени! И не дурак ведь он. Всем известно, что нет в нашем мерзком мире большей мерзости, чем пауки. А Балабол настоящий трудяга, он наверняка не свяжется с подобной компанией, и вообще, в газетах ясно написано: только начнешь интересоваться пауками, тут же чокнутым и станешь. Страшные люди. Даже не люди, а нелюдь поганая, проклятье наше, и кретины появляются от них, и нищета вся от них, а вот сами они откуда появляются, в газетах почему-то не знают. Спросить у Балабола? Вдруг знает?.. Эй, парень, еще горячей!.. Смачная в этой забегаловке горячая! Из сахара гонят, черти. Глоток сделаешь, и словно огнем охватит - адский жар во рту, пустота в груди. И сразу - покой. А у непривычного глаза вылезают, язык вываливается, он рвет на себе ворот, дышать-то ему нечем, потом горячая его отпускает, ему становится на все плевать, он делает второй глоток и отрубается… Эй, сюда!.. Странно только, почему она вечно дорожает? Впрочем, ничего странного. Горячая дорожает, потому что дорожает сахар, из которого ее гонят. Сахар дорожает, потому что увеличивается зарплата рабочих, изготавливающих его. Зарплата рабочих увеличивается, потому что те регулярно встают на рога. А на рога они встают, потому что им не хватает денег на горячую, которая дорожает. Вот так. Заколдованный круг. И вообще, жизнь стала паршивой… Ловкач! Ловка-ач!..
Я очнулся и обнаружил, что валяюсь под столом. Как собака. Сильно ныл глаз, я потрогал его пальцем: глаз заплыл. Проклятье! В руке обнаружился пустой графин. Кряхтя и ругаясь, я выбрался, бухнул графин о стол и поманил дежурившего неподалеку официанта.
- Скажи, это какой по счету?
- Четвертый, сударь, - невозмутимо ответил он мне.
- А где второй и третий?
Ловкач показал на пол Там были осколки.
- А это откуда? - я дотронулся до глаза. Парень промолчал, тогда я схватил его за шиворот. - Говори, змееныш! - рявкнул ему в ухо.
Мальчишка вздрогнул.
- Тот тип уже ушел, - протараторил он. - Расплатился и ушел. Я его не знаю, честное слово, первый раз видел.
- Проваливай, - разрешил я. - Принеси воды.
Лошак сладко спал, положив голову на руки, около него стояло шесть пустых графинов и стакан с трещиной. Общество за соседними столиками сонно поглядывало в мою сторону. Я сел, проглотил поднесенную мне воду, после чего понял, что здесь скучно. Тогда я потряс Лошака за плечо. Тот помычал, почмокал губами, отвратно почесался и проснулся.
- Что такое? - просипел он, поднимая голову.
- Эй, - сказал я ему, - ты знаешь, что такое "лошак"?
Он тупо огляделся, мучительно вникая в суть вопроса. С соседнего столика лениво подсказали:
- Это помесь лошади с ослом.
- Вот-вот! - подтвердил я. - Лошадь и осел. Лицом ты лошадь, а умом осел. Понял, ковбой?
- Почему? - вспыхнул он.
- Ну ты же лошак?