Он стал вылезать из-за стола, крохотный, но очень грозный.
- Шуток не понимаешь, - равнодушно сказал я, и он с готовностью влез обратно. Скучно было невыносимо. Я посмотрел вокруг, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.
- Балабола нигде не заметил?
Лошак отрицательно мотнул головой.
- А про банк слыхал что-нибудь?
- Грабанули твой банк, - сипло ответил он.
- Это и без тебя известно. Чья работа, не в курсе?
Вот такой вопрос был, прямо скажем, громок. Особенно после упоминания имени Балабола. Общество навострило уши, тревожно замерло. Лошак принялся непотребно зевать, и я сразу дал задний ход, потому что глазки у моего соседа стали пугающе неподвижными. Я добавил:
- Говорят, там пауки потрудились.
Зевота мгновенно прошла.
- Какие пауки? - искренне удивился Лошак.
- Неграмотный, что ли? Эти… Из организации "Миссия".
- Которые пьют кровь? - уточнил он, - Не знаю, может, и они… Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.
- Лошадь и осел, - выцедил я. - Идиотские слухи.
Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графина - это доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этой твари деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?
Народу поубавилось - посетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое тело - культурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.
- Шолом, - сказал я бармену. Тот искоса глянул:
- Свобода - наше знамя, дружок. Тебе налить?
- Обязательно, - сказал я. - Только что-нибудь помягче, а то я уже… сам видишь.
- "Жидкий воздух"? Со льдом или без?
- Все равно.
- Понятно, - он вздохнул. - У тебя ко мне дело?
- А то! Как же можно без дела?
Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.
- Я слушаю.
- Какие новости в городе?
- Ничего интересного, дружок, - сразу ответил он. - Начальник службы безопасности утопился в унитазе.
- О-о, ты был знаком с таким человеком!
- Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.
Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.
- Да ты остряк, - похвалил я его. - Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?
- Глупый вопрос, - сказал он. - Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?
- Он уже пришел?
- Его сегодня не будет, Саша. Приболел… Вообще-то я болтун, - в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться.
Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:
- Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства… Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк - чья работа?
Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.
- Почему ты спрашиваешь именно у меня? - наконец подал он голос.
Я объяснил:
- Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?
- А почему это ограбление тебя так волнует?
Я разозлился.
- Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечать - отлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!
- Тихо, тихо, - попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.
- Смех на палке! - продолжал я чуть тише. - Чего ты боишься? Я же не прошу тебя свидетельствовать в суде.
Он побарабанил пальцами по сифону.
- Я не боюсь, - сухо уведомил он меня. - Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.
Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова - прежде, чем это сделаю я:
- Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.
- Насреддины?.. - с сомнением сказал я. - Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей… - я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. - И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Странные, знаешь, слухи про него витают.
Бармен распрямился. Потом сгорбился.
- Балабол опасный человек, - только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. - Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.
- Дурак мнительный, - горько сказал я. - Кому передать?
- Я не знаю, кому. Я просто бармен.
- Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова…
- Прости.
- Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку…
Он деликатно меня выслушал и спросил:
- Еще хочешь выпить?
- Дай газету посвежее, - угрюмо приказал я ему.
Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж.
- Тошнит, - сообщил подскочившему в испуге бармену. - Сплошные пауки. Тебя лично, Иосиф, они не беспокоят?
Он пожал плечами.
- Пауки? Это не по моей части. Крысы в подвале меня беспокоят гораздо больше.
- А если серьезно?
- Если серьезно, - с готовностью сказал он, - то все это в принципе несерьезно. Потому что неизвестно главное - существует ли в природе такая организация, как "Миссия". Сплетни определенно существуют, одна другой глупее.
Я возмутился:
- Неужели и здесь не можешь без тумана?
- Я могу налить "жидкого воздуха". Или желаешь горячей? - Иосиф посмотрел в упор. Я тяжко вздохнул.
- Говорят, пауки заманивают человека в какие-то хитрые ловушки, связывают, а потом сосут из него жизненные силы, - подкинул я тему. - Потому их так и назвали. А сами они вроде бы живут вечно.
Он неожиданно хихикнул.
- Вот публика, - сказал неизвестно о ком. - Пяток болтунов напишет, остальные учат наизусть… Ладно, если серьезно, то изволь. Я, дружок, знаю наверняка только одно: пауки, если они действительно есть, это плохо. Хуже, чем демократические газеты. Даже хуже, чем "Бутса" и моя барменская стойка. С момента, когда Большой Мор кончился и оставшиеся в живых придурки добились наконец в нашей стране свободы и процветания, это второе по-настоящему страшное событие. И сосут они не кровь, не твои жалкие силенки, а мозг. Пообщаешься с ними разок - и все, стал кретином. А кретин - это уже самое дно, естественно.
- Откуда они могли взяться? - спросил я. Без всякого интереса. Бармен кивнул, соглашаясь с вопросом.
- Вон, изучай прессу, - он наступил туфлей на бумажный ком и сладострастно хрустнул. - Сам я полагаю, что это мутация. В нашей-то помойной яме… Ты читал в детстве фантастику или только студенток со мной мял?
Я перестал его слушать. Мне уже давно было тоскливо. О деле разговор не получился, и сейчас мы, очевидно, приступим к подсчету семи чудес света. Осторожная сволочь! Трачу с ним время. Хотя, все равно делать нечего… Я предположил:
- Если они мутанты, то должны быть уродами, да? Монстрами? Но тогда бы их всех быстренько повыловили.
Друг детства обрадовался. Давно ему не попадался такой благодарный, такой восхитительно девственный в смысле начального образования слушатель. Он сказал монолог. Было длинно, я почувствовал, что вот-вот засну или вот-вот взорвусь, и тогда я оттолкнулся руками от стойки, побрел прочь, усмиряя раздражение, уговаривая себя не ломать стулья, а он продолжал бубнить мне вслед:
- …Уродство и красота, дорогой Александр, категории относительные. И то, и другое - всего лишь отклонение от общепринятой нормы, поэтому все здесь зависит от выбранной обществом точки отсчета. Например, некий античный красавец, попав в страну, где уродство является эталоном внешности, будет признан несомненным, классическим уродом. Так что не обольщайся, если дама называет тебя красавчиком…
Болтун! Убил настроение, гад, десяти минут ему хватило… Я вдруг обнаружил, что часики мои встали. И чуть было не повернул обратно к бару - спросить точное время, но тут же одумался. Зачем пугать человека провокационными вопросами?
За столиком в одной из ниш сидел Тихоня. Он был не один: девка в купальнике обнимала его с дешевым рвением. Или он ее, не разберешь. Во всяком случае глаза у него были прикрыты, а руки находились отнюдь не на столе.
- Тихоня! - позвал я его. - Часы есть? Сколько на твоих натикало?
Он открыл глаза, зло блеснув зрачками. Но не сказал ничего грубого - молча освободил левую руку и выставил напоказ светящийся циферблат.
- Спасибо, - поблагодарил я. Затем, не удержавшись, громко съязвил. - Поздравляю, вы прекрасная пара.