* * *
Мустафа отряхивал пыль с рубахи, вполголоса ругая себя за то, что не надел ничего менее маркого для столь грязного дела.
Набежавшие люди - кто с вилами, кто с мотыгой, кто с охотничьим ружьем - окружили его, старика Егорыча и валявшегося в пыли Роху, который понял, что рыпаться ему поздно и опасно.
- Ах ты мать твою ити, - беззубо выругался старик Егорыч, почесывая посохом седой затылок.
- Ты чего, Демьян? - спросил Засоль, продолжая отряхиваться и удерживать ногой лежавшее на земле оружие пленника.
- Я кепку там свою оставил, на! - Старик вскинул руки, обреченно глядя на пылавшее здание, где нашли свою смерть Пастух и его бандиты.
- И что?
- Что-что, на! Этой кепке, на, годков больше, чем тебе, чернявый! Довоенная еще!
- Может, самое время пришло от нее избавиться? - усмехнулся Мустафа.
Кто-то недовольно проворчал:
- Избу спалили. Три бочки топлива. По-другому нельзя было никак?
- По-другому? Ну так и шли бы на них с вилами. Что у вас? Две вертикали и одна "мосинка". Много вы навоюете. - Мустафа наконец поднял автомат и начал его рассматривать, недовольно морщась.
Оружие было совсем ушатанное и для серьезных дел годилось мало. Он отыскал взглядом в толпе настоящего старосту общины и протянул автомат ему.
- На. Забери себе. Мне едва ли пригодится. Ты, кстати, говорил, что вы хотели снести эту хижину. Чего же твои возмущаются?
- Да все правильно сделал, - отмахнулся староста. - Не бери в голову. А с этим что делать?
Засоль склонился над пленником, который от страха перед безмерно осмелевшими местными старался не подавать признаков жизни. Обыскав его, Мустафа обнаружил неплохой обоюдоострый тесак и рожок к автомату, полный патронов. Еще он нашел кисет махорки и сделанные из пистолетных гильз четки. Все это он решил оставить себе.
- Что делать? Пусть пока поживет, стерегите его до прихода казаков. Они его быстро разговорят - где их банда кантуется, сколько человек и прочее.
- Ну да, и то верно, - кивнул староста. - А ты куда? С нами кончено?
- Да, все. Загостился я у вас. Бак заполнили?
- Заполнили. И провизию загрузили. И монеты. Все без обмана.
- И мясо?
- Как просил. В маринаде.
- Спасибо. - Мустафа впервые за все время улыбнулся и двинулся по главной улице поселения между скромных деревянных строений в сторону амбара, где его ждал верный "Урал-волк". Единственный мотоцикл в "волчьей стае", оснащенный коляской.
- Это тебе спасибо! - крикнул вслед староста.
- Делов-то! - Засоль отмахнулся, не оборачиваясь. Затем вдруг остановился. - Антоныч!
- Чего? - отозвался староста.
- Там это… В доме горящем у одного зубы золотые.
- Понятно. Тебе их отдать?
Мустафа задумался на какое-то время. Затем мотнул головой.
- Да нет. Это я так, на всякий случай подсказываю.
* * *
Мотоцикл мчался по хорошо накатанной грунтовой дороге, оставляя за собой шлейф придорожной пыли. Мустафа держал путь на север, в местечко под названием Девица. Въехав на пригорок, он увидел, как впереди забрезжило пылевое марево, и вскоре показалось около трех десятков всадников, мчавшихся навстречу. Крупных банд в округе не водилось, но терять бдительность не следовало, и Мустафа это знал хорошо. Отъехав на обочину, он развернул мотоцикл поперек дороги, чтобы в случае чего быстро уехать в обратном направлении. Однако он довольно скоро признал девицких казаков - тех самых, за которыми отправил гонца староста земледельческой общины Петино, пока Засоль реализовывал там коварный план по кремации группы пришлых рэкетиров и кепки Егорыча.
Рейтары из "волчьей стаи" пребывали в довольно добрых отношениях с местным казачеством, и опасаться за себя ему было незачем. Многие знали его в лицо.
Вооруженная конница быстро проследовала мимо, обдавая Мустафу густыми клубами пыли. Он снова подумал о своей черной рубашке и выпачканных черных с проседью волосах. Хоть бы дождь пошел да прибил эту пыль. А дождя уже месяц не было, даже дольше. С другой стороны, грунтовки развезет от ненастья, и будет еще хуже.
Казаки носили банданы, а у Мустафы вообще не было головного убора. Даже шлема, хотя он рекомендовался рейтарам, особенно со стеклянным забралом - хорошо помнилась печальная история Циклопа Комаровского, которому майский жук выбил глаз, когда тот на полной скорости мчался на своем байке по тракту. Но где же их взять, шлемы-то эти с забралом? Редкость.
Какой-то всадник кивнул ему, как бы благодаря за то, что Мустафа освободил неширокую дорогу и стоял на обочине. Кто-то из знавших Мустафу в лицо приветственно махнул рукой. Когда спешившая на выручку крестьянам конница пролетела мимо, замыкающий, молодой совсем казачок, вдруг натянул вожжи, заставляя коня притормозить. Животное зафыркало, мотая головой и тряся гривой, не сразу восприняв изменение скорости. Очевидно, конь и всадник еще плохо знали друг друга. Казачок приблизился к Мустафе.
- Ты Засоль из "волчьей стаи"? - спросил он, продолжая натягивать вожжи и усмирять беспокойного коня.
- Я. А что?
- Ищут тебя!
- Кто?
- Артем Полукров со товарищи. Они сейчас в Ендовище на постое. В "Короле дорог". Знаешь?
- Знаю это место, - кивнул Засоль. - Спасибо.
- Да не за что! Н-но! Пшла, хей! - Казачок лихо развернул коня и рванул догонять товарищей.
Глава 3
ПАСТЫРЬ
Серафим был высок и довольно упитан, ходил в черной рясе и с внушительным крестом на шее, упиравшимся в солидный живот. У Серафима были густые каштановые, тронутые сединой волосы до плеч и поповские усы с бородкой. Держа речь и делая паузы, Серафим чесал бороду и задирал руку вверх, чтобы необъятный рукав рясы сполз к локтю, и тогда обнажались одетые на запястье костяные четки. Все остальное время, которое он проводил с детьми, Серафим прикрывал ладонью левой руки правый кулак, вдоль костяшек которого была вытатуирована надпись: "Уверуй, падла!" Юным отрокам нет надобности созерцать сей отпечаток бурной молодости.
На окраине станицы Девица, в поросшем деревьями уединении расположился старый монастырь, единственным постоянным обитателем которого и был пожилой Серафим. В будни, когда казаки работали в поле и на фермах, детей сводили сюда, под присмотр монаха, который учил их грамоте, арифметике и прочим премудростям.
- Итак, дети. - Серафим почесал бороду и прикрыл надпись на кулаке. - Вчера вы изучали большие числа и теперь приблизительно представляете себе, что такое миллион. Верно?
Собравшиеся в большом зале монастыря дети согласно закивали.
- Но сегодня мы изучаем историю, а здесь могут встретиться и большие числа. До Великой Смуты на нашей планете жило больше семи миллиардов человек. Что такое миллиард? Представьте себе число миллион и помножьте на тысячу. Можете?
Ответом были растерянные взгляды.
- Похоже, что нет. - Серафим снова взялся за бороду. - Тогда представьте себе пшеничное поле. Вы все его видели. Сколько там зерен?
- До фига! - воскликнул конопатый отрок, и остальные негромко рассмеялись.
- Вот! - Монах воздел перст. - Семь миллиардов, это до фига! Понимаете?
Дети закивали.
- Ну, вот и славно. Итак: тот мир был не такой, как нынешний. Во-первых, царил совсем другой климат. У нас было холоднее, чем сейчас. Выпадало очень много снега, и суровая зима длилась дольше, чем нонче. Ходило много всяких животных всюду, некоторых мы более и не увидим. И наоборот - многих тварей, что бродят сейчас в Чертогах и пустошах, раньше не было. Вся земля тогда делилась на государства. То есть существовала какая-то территория, по краям которой была граница, и переступать ее полагалось только по специальному разрешению. На каждой территории имелся свой флаг, герб, гимн, язык и так далее. И вроде как народ, живший в государстве, сам выбирал себе правителя. Ну, так считалось. - Серафим задумчиво поскреб в бороде. - Но это все брехня. В то время всякая власть была от лукавого. Так вот: у государства была столица, а столицей выступал большой город.
Дети вдруг ахнули и посмотрели на учителя с недоверием и испугом. В новые времена слово "город" вызывало иные ассоциации.