- Заткнись, - прошипела она и подкрепила свои слова жестом. - За нами следят!
- Что?.. - Непроизвольно и испытывая куда меньший, чем следовало бы, стыд, Нитц юркнул за ее широкую спину. - С чего ты взяла?
- Там что-то, - ее ноздри дрогнули, - воняет.
- Ну, может, они просто мимо идут, - тихо предположил он. - Не убивай их.
- Ладно. - Мэдди помедлила, и ее зрячий глаз вдруг округлился. - Ты что, серьезно?
- Вполне.
- Значит, - сказала она, - тебя ждет разочарование.
- Проклятье, - пробормотала Армеция. - Нас, похоже, заметили!
Полуодетая великанша и в самом деле сверлила единственным черным глазом подлесок. Глаз был сощурен так свирепо, как если бы она силилась продырявить взглядом дерево у них за спиной. Дерево, на фоне которого пыльная кольчуга Леонарда выделялась куда как отчетливо.
Это не говоря уже о длинных султанах дыма, также весьма мало способствовавших скрытности.
- С чего ты взяла? - спросил он, затягиваясь поглубже.
И тут что-то мелькнуло в воздухе, вспыхнуло серебро, зашелестела листва.
Армеция даже не услышала собственного вопля - топор пронесся над ее головой, рассек сучья и гулко врубился в древесный ствол.
Стремительно обернувшись, она опять завопила.
Топор аккуратно отделил одну руку Леонарда от всего остального. Теперь она висела на единственной струне сухожилия, тянувшейся из подмышки. Рыцарь, казалось, ничего не замечал, пока эта струна не лопнула и отрубленная конечность не свалилась в листву.
Если взгляд Армеции был полон ужаса, то его - так и остался пустым. Леонард присмотрелся к оставшемуся обрубку, пошевелил им вверх-вниз, потом по кругу и наконец причмокнул губами:
- Хммм.
- Господи! - Армеция не знала, на что смотреть, и переводила взгляд то на Леонарда, то на отделенную руку, то на сверкающее лезвие топора. - Я не… я не… мне надо подумать… придумать… Ленни, слышишь, только не двигайся!
- А по-моему, как раз следовало бы, - сказал он.
- Но что? Почему?
Ответ пришел в треске веток - сквозь подлесок в их сторону ломилось нечто громадное.
Там, где только что находилась физиономия Леонарда, внезапно возникла мускулистая нога в тяжелом кожаном башмаке. Ее лишь с большой натяжкой можно было бы признать женской.
Армеция собралась вновь завопить, но на это у нее не хватило дыхания, и она с молчаливым ужасом вслушивалась в треск, потом хлюпанье и наконец - звук тяжелого падения. Леонард вытянулся на земле.
Улучив мгновение, чтобы коротко хмыкнуть над поверженным телом, громадная варвариянка повернулась к девушке и уставилась на нее единственным глазом. Во взгляде не было ни задумчивости, ни презрения. Великанша просто признала существование Армеции, словно та была какой-нибудь птичкой или белкой.
Армеция в эти мгновения рада была бы вправду оказаться мелким грызуном, вот только женщина зачем-то нагнулась и подобрала с земли большой сук.
Дальше Армецией руководили чисто животные побуждения. Правда, она сохранила достаточную ясность рассудка, чтобы с гордостью осознать: все-таки ни одно животное не было так хорошо защищено, как она.
Эта-то ясность рассудка и позволила ей, зажмурив черный глаз, обратить на великаншу льдистый взгляд синего.
Она стиснула зубы и ощутила мгновенный бросок силы от сердца непосредственно в голову. Ее зрачок исторг морозное облако, на ресницах повисли сосульки, и тонкий синий луч уперся в торс варвариянки.
Она с торжеством отметила, как та шатнулась назад, а ее живот начал покрываться тонкой корочкой льда. Морозный холод впился в мышцы с жадностью, неведомой самому голодному зверю. Армеция удерживала заклинание, сколько могла вытерпеть. То есть пока ей не показалось, будто глаз вот-вот выпадет из глазницы и покатится по земле.
Тогда она моргнула. А в следующий миг все ее торжество рассеялось без следа. Великанша дрожала от холода, но продолжала стоять. И смотрела на Армецию очень-очень нехорошо.
- Колдовство? - проговорила она. Это, впрочем, было не обвинение, случившееся скорее позабавило ее. - Занятный прием, - сказала женщина, без особой спешки отряхивая иней с посиневшего живота. - Скажи, как называется.
- Глаз… - изумленно выговорила Армеция. - Глаз Аджида.
- Чудное название. - Женщина поудобнее перехватила увесистый сук и расплылась в улыбке. - А не назвать ли мне эту дубину Морисом?
Сук в ее руке взлетел - и с треском обрушился.
"Ну что ж, - плавая в бесконечной и непроглядной тьме, сказала себе Армеция, - все не так уж и плохо".
Ей почему-то казалось, будто смерть непременно должна оказаться более значительным и пышным событием. По крайней мере, об этом говорили все ее жизненные убеждения.
Отец рассказывал ей, что Божьих воинов препровождают к подножию Его трона сонмища крестоносцев в безупречных одеждах. Там они навеки входят в мир, не ведающий насилия и войны. И это награда за кровопролитие, творимое во имя Его.
Мать, напротив, утверждала, будто никакой загробной жизни не существует вообще. Будет лишь малозаметная пауза между двумя вздохами - и бессмертная душа перельется из треснувшего сосуда плоти в другой, обреченный влачить ту же нечестивую жизнь, что и в предыдущую тысячу воплощений.
А люди королевств то и дело кричали, что где-то там ее ждало огненное озеро, огражденное докрасна раскаленным железом. И она, израненная, обгорающая, будет вечно пытаться выбраться из него по скользким стенам, но тяжелые цепи станут раз за разом утаскивать ее обратно на дно.
При этом они так часто хватались за факелы и веревки, будто дождаться не могли, когда же это случится.
По сравнению с пылающим озером вечность в темноте выглядела не самой разочаровывающей перспективой. Армеции подумалось, что, возможно, такое посмертие предназначалось для людей вроде нее - полукровок, хранивших своих друзей в виде книг и неупокоенных тел. Наверное, в страну вечного блаженства ее не пускали грехи. Но и зла, достойного великолепной казни в огненном озере, она тоже вроде бы не сотворила.
- А не слишком сильно ты ее треснула?
Скрипучий пронзительный голос болезненно отдался в голове. Кажется, ее посмертная судьба все-таки была сопряжена с наказанием. Неужели ей веки вечные будут задавать глупые вопросы, да еще и таким противным голосом?
- Угрожала? Тебе? Вот эта тростиночка?..
Глупые вопросы. Совершенно бессмысленные.
Ко всему прочему, голоса постепенно делались громче. Может, они были предварительной пыткой по дороге к пылающему озеру? Тьма, окружавшая Армецию, словно бы в подтверждение этой мысли начала постепенно редеть, словно где-то там, впереди, брезжил огненный свет.
- Впрочем, ранена она вроде не сильно. И пульс есть. Так просто, удар по голове.
Тут Армеция ощутила боль. С нее как бы спадало покрывало бесчувствия, жертвуя ее тело всевозможным видам страдания. Ее веки затрепетали, силясь разомкнуться.
Совершенно неожиданно им это удалось, и тьма обернулась алым огнем. В голове загремели громы, ее наполнила боль, которая, как она полагала, была бы достойной казнью для людоедов, пожиравших детей… или маленьких щенков.
Каких бы грехов ни натворила Армеция, для вечного пламени их было явно недостаточно! Она потерла глаза, ощутила на пальцах что-то липкое и теплое, подняла взгляд на Божий лик над собой…
И была премного разочарована.
Угловатая физиономия, сидевшая на длинной шее. И уж забота, плескавшаяся в глазах молодого человека, не имела ничего общего с благодатью Всевышнего. Это была не та забота, с которой взирает на роженицу повитуха. Так смотрит коновал на больное животное, соображая, а не избавить ли его от страданий одним коротким ударом.
Армеция заморгала. Моргать тоже было больно. Почему, кстати?
Тут она наконец увидела свои руки, густо замаранные красным. Это заставило ее оглядеть землю, на которой она лежала. И здесь краснота! Когда она увидела в руках у юноши платок, опять-таки густо пропитанный красным, ей захотелось кричать.
- Я бы на твоем месте не стал, - сказал он. От него не укрылось, как начал приоткрываться ее рот. - Ты потеряла порядочно крови, и направлять все остатки к языку - плохая идея.
- Что… что случилось?
Армеция медленно приподнялась, держась рукой за голову, словно в попытке запихнуть ускользающие воспоминания обратно сквозь рану. Там, куда пришелся удар, все было мокрое и горело от прикосновения. И все-таки, окажись ее череп вправду расколот, болело бы определенно сильней. Ну, но крайней мере, она так полагала.
Без особых рассуждений она воскресила в памяти одно заклинание и послала часть силы в ладони. Это было просто, потому что сегодня она один раз уже такое проделала. Надобно думать, заклинание, отогнавшее от ребенка болезнь, голову ей самой уж как-нибудь да починит.
Тут чья-то рука подперла ей спину, и она замерла, а все мысли разлетелись в разные стороны.
- Осторожнее, - предостерег молодой человек. - Двигаться тоже идея не из лучших. Жаль, сразу не сказал. - Так вышло, что Армеция оказалась лицом к зияющему отверстию в земле, а юноша проговорил: - Я уж молчу о том, что сразу лупить незнакомцев по головам тоже не самое умное, что можно придумать.
Армеция проследила, куда он смотрел, и заметила стоявшую поблизости гигантскую фигуру, едва прикрытую остатками кожаной одежды. Несмотря на боль, лоб Армеции покрылся недовольными морщинами. Она вспомнила великаншу.
Правда, она не взялась бы определенно сказать, помнила ли ее варвариянка. Ибо та лишь неопределенно повела плечами, и к чему это относилось, оставалось только гадать.
- Лучше перебдеть, чем недобдеть и потом жалеть, - сказала она. - Моя любимая поговорка.