Убийство на Стромштрассе - дело чрезвычайное, но редкое. Люди здесь живут не богатые, в меру. Это не задворки Альтштадта, откуда поутру тела можно выметать метлой, как осыпавшиеся груши. Смерть не делает различий между сословиями, с равным интересом она смотрит и в трущобы, и в богато отделанные особняки, но все же в этом районе по делам службы появляться мне приходилось нечасто. Дела обычно скучные, домашние. То жена ткнет подгулявшего мужа ножом, то, напротив, муж, застав благоверную в пикантных сношениях с посторонним господином, посчитает долгом достать пистолет и украсить прихожую мозгами последнего - всякое бывает. Бывают детоубийства, бывают и вовсе обычные смерти - в таких случаях я ухожу, оставив дело на жандармов. Смерть никогда нельзя было упрекнуть в однообразии.
Но след вел не в дом, и это показалось мне необычным. Значит, не тихое "домашнее убийство", как принято говорить среди нашего брата, не моя специальность. Но вызов есть - и это значит, что придется заглянуть - если, конечно, раньше меня не поспел кто-нибудь более шустрый из Ордена. Это было бы неплохо.
Тело обнаружилось в узком тупике между домов, я бы не сразу разглядел его, если б рядом не топтались несколько жандармов. Двое стояли поодаль, куря папиросы и косясь в сторону мертвеца безо всякого выражения, еще один заполнял бумаги, видимо, составлял протокол. Работа у жандармов подчас не интереснее моей.
- Курт!
В просветах сирени мелькнул синий мундир. Шеврона я не разглядел, но тон сукна спутать было невозможно - более темный, чем у прочих магильеров, не такой насыщенный, как у люфтмейстеров с их небесной лазурью, просто приглушенно-синий, скорее даже серо-синий цвет. В точности такой же, как у меня. Я вздохнул с облегчением - кажется, кто-то все же успел раньше. Ну и отлично. В такой день нечего дышать некротичными миазмами и глядеть на стылое тело, можно сдать дело и отправляться восвояси, прежде отыскав люфтмейстера и отправив донесение господину фон Хакклю.
- Эй, Курт! - кричавший, наконец, продрался сквозь сирень, хоть и не без потерь - кивер его сполз набок, ворот мундира расстегнулся, на щеке алело несколько царапин, отчего я не сразу признал его, а признав, удивился: - Вот те на! Где встретились, подумать только, а?
- Макс? Однако… Даже меня опередил?
Макс Майер, Его Императорского Величества обер-тоттмейстер второй категории, рассмеялся самым естественным образом, отчего его полное лицо пошло розовыми складками:
- Отчего бы и нет? Ты на живот-то не смотри, как до дела дойдет, еще и вас, молодежь, обгоню. Ну, здравствуй, здравствуй! - он пожал мне руку, искренне, крепко. - Вовремя ты, сейчас жандармы шушукаться начнут - гиены, мол, на пир сбегаются…
Внезапно он замер, напрягся, тело его, со стороны кажущееся неповоротливым, как у отяжелевшего с годами быка, застыло, точно в оцепенении, а на лице появилось странное выражение. "Точнее, даже не выражение, - поправил я сам себя, - а всякое отсутствие выражения". Должно быть, парой минут раньше и я выглядел не лучше. Правду говорят, ни к чему смотреть за тоттмейстером на службе.
- Это всего лишь Арнольд, - сказал я. - Он при мне. А ты, смотрю, не утратил нюха.
Оцепенение сошло, и Макс Майер рассмеялся:
- Ах, верно, я и забыл, что ты таскаешься в компании с этим висельником! Неудивительно, что в полицай-президиуме на тебя так косятся. И охота тебе с мертвецом гулять…
- Охота или нет, а он полезнее многих живых, - заметил я. - К тому же я успел к нему привыкнуть.
- Ты - да, но окружающие?.. Была б моя воля, Курт, приказал бы упокоить этого бедолагу в городском рву. - Макс постучал толстым пальцем по моему эполету. - Это из-за таких, как ты, горожане смотрят на тоттмейстеров, как на чудовищ.
- Ерунда, - сказал я, может, излишне грубовато - реплика Макса все же задела меня, хотя тема и успела стать привычной. - Арнольд зарегистрирован и стоит на учете, а устав Ордена разрешает каждому тоттмейстеру иметь в услужении покойника, если этот покойник был умерщвлен с соблюдением закона. Я в своем праве, Макс.
- И по-прежнему упрям, как старый мерин, - кивнул он. - И как ты его терпишь, Арнольд?
Арнольд, стоявший до этого времени молча, внезапно приподнял голову, так что стал виден его рот - запекшиеся узкие губы и посеревшие неровные зубы за ними. Когда они разомкнулись, один из жандармом, тот, что стоял ближе, едва не отпрыгнул.
- Уж лучше он, чем такой хитрый обжора, как ты.
Голос у Арнольда был низкий, гудящий, ровный - как гул горного ветра в расщелине. И я знал, что дело тут не в искажающем звук капюшоне.
Макс опять рассмеялся - судя по морщинам на его лице, смеялся он часто - и в восторге хлопнул себя руками по ляжкам:
- Ай, молодец, Шутник! Ах-ха-ха… Не лезешь, я погляжу, еще за словом в карман. Спасибо, повеселил.
Жандармы, курившие неподалеку от тела, глядели на нас с явным неодобрением. В глаза, однако, старательно не смотрели. "Была бы их воля, - подумалось мне, - и нас бы упокоили - в городском рву".
- Отстань от него, - сказал я вслух, глядя, как Макс пытается подавить рвущийся из него смех. - Что за тело-то?
- А, тело… - выдохнул он, остывая. - Да забудь. Я уже закончил здесь. Если хочешь, можешь сам попытаться.
- Ты его поднял?
Макс хмыкнул.
- Ну попробуй, подними его, - он махнул рукой по направлению к мертвецу. - Сможешь - я тебе дюжину шампанского выставлю.
- Такой старый? Странно, по запаху, вроде, вполне свежий… Да и нашли бы тут тело, за несколько дней-то… Почти центр города, как ни крути.
- Вполне свежий, тут не в этом дело. Голова разбита. Как арбуз. Хочешь взглянуть?
Изучать мертвеца под деланно-безразличными взглядами жандармов, таящими желтую искру ненависти и отвращения, не хотелось.
- Не очень, - сказал я равнодушным тоном. - Вряд ли этот бедняга при жизни заслужил, чтоб его рассматривали два тоттмейстера. Велика честь. Так что с головой?
Макс сжал кулак и резко растопырил пальцы, изобразив что-то вроде взрыва пушечного ядра:
- Говорю же - как арбуз. Разбита в крошку.
- О.
- Булыжник, лучшее оружие улиц… Слушай, ты уже отобедать успел?
- Еще нет.
- Тогда пошли, - он ухватил меня под руку. - Хватит дышать мертвечиной, я имею счастье знать неподалеку чудесную ресторацию, где еще подают самый замечательный тыквенный баумкухен по эту сторону Рейна. Ты ведь составишь компанию? Не все же время столоваться с мертвецами, а?
Напор Макса был способен увлечь за собой кого угодно, он, как океанская волна, опустошающая берег, утягивал и парализовал волю. Собственный желудок, прежде молчавший, подал достаточно ясный сигнал. Я вздохнул:
- Веди уж. Но если она окажется не так хороша, как ты тут расписываешь, придется тебе составить Арнольду компанию.
Шутки на эту тему всегда были популярны среди тоттмейстеров. Макс с готовностью рассмеялся:
- Пошли, Шутник, увидишь, что все без обмана. Ты отощал, смотрю, кожа да кости, сам как покойник. Гоняет тебя господин полицай-гауптман, а?
- Работы немного, - ответил я сдержанно, - но и рассиживаться не приходится.
Макс фыркнул:
- Вы там у себя, в шестом округе, бездельничаете. Тебя бы к нам на месячишко…
- Я бы отъел такой животище, как у тебя?
- А то и побольше! Веришь ли, на аппетит у нас не жалуются. На той неделе что было… Смех и грех. Представляешь, притаскивают нам тело. Не тело - чистый винегрет. Ну, вот как есть притаскивают, в мешке… Высыпают, значит, на стол мне. Запашок, а?.. Оказалось, не из Альтштадта даже, из пригородной деревни. У них там с тоттмейстерами худо, вот и решили, значит, к нам везти. Так вот, высыпают из мешка… Нашинковано, как мясо для пирога, - где кость, где мышца… требуха, понятно… Не знал бы, что человек, - веришь ли, решил бы, что корм собачий. Девчонка одна в молотилку для льна угодила…
- И зачем им тоттмейстер?
- Дураки, - Макс отмахнулся. - Подумали: а нет ли тут умысла?.. И к нам повезли, значит. И вот, стоят эти балбесы, а Фридрих - он тогда как раз дежурил по управлению - меня вызывает. Я рядом проходил, думал уже сбежать по-тихому, да не вышло. Ну и прихожу я, как полагается, весь при параде, аксельбанты и пряжки сверкают, сапоги блестят… Ну как на Его Императорского Величества парад, ей-Богу. А там стоят эти… и останки на столе. Ну, голова уцелела, как ни странно, худо-бедно начал я это дело поднимать. Слышу, за спиной бульканье, гляжу - а это наши добытчики, староста да ребята его, что девушку притащили, по стене ползут, зеленые, как капуста. А по столу, значит, считай, голое мясо ползает… Рук нет, ног нет, а движется - мышцы сокращаются, суставы работают… У самого аж дыханье сперло. И все это, значит, шевелится…
- И не тошно тебе такое перед обедом рассказывать?
Макс добродушно усмехнулся.
- А я-то что? Это же Фридрих. Зато, думаю, из той деревни к нам в Альтштадт больше гостей не будет. Насмотрелись, значит, на городскую ворожбу…