- Вы упали на дерево, - объяснил боксер, - дерево не сломалось, а согнулось, потом разогнулось и швырнуло вас сюда на манер катапульты. Это третий этаж, соседний подъезд. Вы очень везучий.
- Но мертвый, - я вспомнил про свой труп в моей квартире. И про запах тоже вспомнил.
- Нет, вы живы, - снисходительно сказал боксер, - то был обычный бред, во время делирия и не такое привидится.
- Это точно, - поддержал я. - Говорящие собаки, к примеру.
Боксер повернул голову в сторону двери и гавкнул. Как будто кого-то позвал, но никто не появился.
- Ватсон, - позвал боксер по-русски.
Ватсон.
Раздался шум, как будто что-то тащили по полу. Затем в комнату вошли. Я сначала не понял, что это вообще такое появилось - без головы, с пятью ногами, влажное и в тряпках. Потом это фыркнуло, чихнуло, и картинка сложилась.
Это была давешняя собака Баскервилей. Ватсон. Он был раза в два крупнее боксера, с короткой белой в черных пятнах шерстью. Теперь он головой упирался в банное полотенце, лежавшее на полу, и толкал его перед собой, при этом он вертел мордой, избавляясь от воды и остатков фосфора.
- Ватсон, дьябл, - сказал боксер, - у нас гости. Ведите себя прилично.
Ватсон поднял голову. Полотенце повисло у него на морде, придав ему весьма глупое выражение.
- Ватсон, - повторил боксер досадливо.
Ватсон коротко махнул головой - полотенце перелетело в кресло. Затем он посмотрел на боксера.
- Ватсон, дьябл, - сказал боксер, - вы привели наконец себя в порядок?
Тот кивнул, совсем по-английски - сухо и коротко.
Дьябл.
- Это у вас что? Испанский? - спросил я.
- Нет, - ответил боксер. - Дьябл - это по-русски. Это анаграмма одного знакомого вам слова.
Ватсон с сомнением поглядел на меня и тихо гавкнул.
- Ах, да… Гм… В общем, это когда буквы в слове переставлены, - сказал боксер.
Я обиделся. Пару секунд я думал, как бы поехиднее ему ответить, но ничего не придумав, грубо сказал:
- Я знаю, что такое анаграмма… мистер Хер Локшолмс.
- И вы туда же, - скучно ответил боксер. - Разумеется, если мраморного дога зовут Ватсон, то боксера, естественно, зовут Шерлок Холмс. Ватсон, скоро вы там? Я потерял интерес к нашему гостю, отдаю его на ваше попечение.
Я сцепил зубы и попытался дотянуться до ножки ближайшего стула. Мне вовсе не улыбалось сделаться игрушкой для мраморного дога чуть не в полтора метра ростом.
- Да вы не волнуйтесь, - сказал боксер. - То, что он с вами сейчас сделает, никакого удовольствия ему не доставит.
Я посмотрел на Ватсона. Тот снова сухо и коротко кивнул. От этого я почему-то слегка успокоился.
- Это просто его долг, - продолжил боксер. - Как врача.
Ватсон гавкнул и вышел из комнаты.
- Юмор, - сказал боксер. Он подошел к полке, стал на задние лапы и вытащил оттуда за ремешок небольшой бинокль. Положил аккуратно на пол. Затем сдернул с кресла маленькую подушку и положил ее на подоконник, усыпанный стеклом и листьями. После этого взял бинокль и умостил его на подушке, неловко помогая себе лапами. В конце концов он засунул обе передние лапы под подушку, наклонил ее вперед и уставился в окуляры.
- Пора, - сказал он. Бинокль соскользнул и крепко стукнулся сначала об подоконник, затем об пол. Я вздрогнул.
- Ничего страшного, - сказал боксер. - Не впервой.
Появился Ватсон. В зубах он тащил бутылку коньяку.
Это было уже слишком.
Дог, осторожно ступая среди осколков, подошел ко мне, поставил бутылку прямо перед моим носом и гавкнул.
- Ватсон просит вас помочь ему открыть бутылку, - сказал боксер. - Если вы ее подержите, то он выдернет пробку.
Ага! Одной рукой я покрепче схватился за бутылку, дог ловко ухватил зубами пробку и вытащил ее.
Коньяк.
Бухло.
Аааааааааааа.
- С-спасибо, - сказал я, осушив бутылку почти на треть. - Правда, спасибо.
Обе собаки сидели рядышком, наблюдая за мной.
- Я бы на вашем месте не торопился с выводами, - заметил боксер. - Этот коньяк вовсе не жест доброй воли. Это анестезия.
Я замер - хотя и до этого не сказать чтобы уж прямо сильно шевелился. Что значит - анестезия?
- Ватсон, прошу вас, - сказал боксер. На меня он не смотрел.
Дог подошел ко мне и, схватив зубами за брючной ремень, перевернул на живот. Я орал как резаный - и рассчитывая на то, что кто-нибудь услышит, и от дикой боли в спине и боку. Затем Ватсон встал на меня двумя передними лапами, одну он поставил на ногу, а вторую на спину - я заорал еще отчаяннее. Нечеловеческим усилием вывернув шею, я увидел, как аккуратным и хирургически точным движением проклятая тварь лишила меня половины задницы.
Ненавижу Англию, подумал я.
И потерял сознание.
* * *
Огромная и какая-то особенно круглая луна висела над летним городом. Возле подъезда дома разгорался скандал. Его могло и не быть, если бы милиция и фельдшер с медбратьями были порасторопнее и укатили бы чуть пораньше, но несколько соседей уже покинули свои постели и вовсе не собирались туда возвращаться без того, чтобы высказать свои претензии.
Боксёр и Ватсон чинно сидели на балконе. Перед ними было множество раскрытых журналов. Собаки, одинаково наклонив головы, прислушивались к шуму снизу. Как обычно, соседи прекрасно справлялись с врагами и без них. Голоса утихали - милиция вслед за скорой покинула двор.
Ватсон, шкрябнув когтями по глянцевой бумаге, перелистнул журнал и внимательно уставился на следующую страницу. Боксер смотрел на луну и изредка что-то шептал в лежащий на табурете диктофон.
* * *
Бессмертные
(В.Карпов)
Мы с тобою там и тут
Светлы.
Наши шеи не берут
Петли.
Шиты головы к телам
Прочно,
Но без эшафота нам
Скучно.
На работу каждый день
Слепо.
Мы уже забыли цвет
Неба.
Кто-то едет отдыхать
В Ниццу.
А у нас одна беда -
Спиться!
Кто ведет меня с тобой
В пропасть?
Это точно не любовь,
Просто
Слишком страшно не писать
Песен.
А для целой жизни я
Тесен.
…И со скукой смертной нет
Сладу.
А спокойствие, оно
Рядом.
Только дайте нам любовь
Срочно.
Мы бессмертные с тобой,
Точно!
Волк-убийца
Вообще говоря, волк пока что не был убийцей. Но очень хотел им стать. Так часто бывает: подростковый максимализм, гормональный шторм, и вот юное существо даёт себе клятву ни-в-чём-ни-в-чём не походить на своих родителей, и определённое время это (не походить на родителей) ему (юному существу любого пола, вида и семейства) даже удаётся. Некоторые в этом состоянии умудряются ожениться, наплодить детей и благополучно умереть в счастливом осознании того, что Клятва В Углу Коленями На Горохе выполнена на все сто.
Но основная масса через энное время начинает маяться.
Волк-убийца маялся.
- Чего ты маешься, - говорил ему его друг, олень. - Пойдем лучше кору жрать ивовую.
Волк с плачем бросал в изящного тупицу смерзшимся снегом. Олень, хмыкая, убегал к реке и ивам. Он, в отличие от волка, жил в полной гармонии с собой - был мощен, красив, рогат, жрал мох, кору и подъедал хомячьи запасы, потому что стояла зима и было не до церемоний. Дружба же с волком у него не вызывала никакого диссонанса, потому что олень был туп, как и любой веган.
Расставим же декорации, обрисуем ситуасьон, в общем, закрутим короткую, но тугую пружину нашего рассказа. Волк, в принципе, жил бы не тужил, если бы злосчастный волчий фатум регулярно не подкидывал ему испытаний его убийцевости. Вот и сейчас волк услышал, затем почуял, а затем и увидел, пробежавшись чуток на запах, двоих детишек, что попёрлись за каким-то лешим в лес зимой. После чего, естественно, заплутали и теперь жгли костёр под небольшим холмиком, предположительно в ожидании помощи. Волк и олень сидели, урбанистически выражаясь, за углом этого холма, и ждали неизвестно чего. Волк тосковал; вот он, шанс стать убийцей, а он опять его прошляпит. Прошляпит-прошляпит, сомнений нет. Олень же всячески старался его подбодрить.
- Давай я их убью, - сказал он. - Забодаю нафиг, как весной. А всем скажем, что это ты.
- Пшёл вон, - тоскливо сказал волк. Дым тревожил его ноздри. Слышен был детский смех - старший дитё развлекал младшего прыжками через костер.
- Или давай я на них дерево обрушу, - олень его не слушал. - А всем скажем…
- Тихо, - сказал волк.
Олень поднял уши, затем выдохнул.
- Дурак ты, волчара, и шутки у тебя дурацкие.
- Показалось, - мрачно ответил волк.
Ему и правда показалось чего-то, какой-то шум на границе слышимости - то бишь километрах в семи-десяти отсюда.
- Там в силке у людского места опять заяц, - сказал олень. - Сходим? Пожрёшь. Жирный.
Волк покачал головой.
Помолчали.
Олень впал в задумчивое настроение.
- Да как вообще так получилось-то, а, волчара?
Это был любимый вопрос дурака оленя.
Волк прикрыл глаза.
- Блин, отвали, а, - сказал он плаксиво. - Сто раз ведь рассказывал.
- Рассказывал, но не объяснял, - веско сказал олень. - Ну?
- Я видел, как мама загрызла выводок рысят, - сказал волк. - Рысята маленькие были, а она их рраз, рраз, рраз - одного за другим. Я убежал и не вернулся домой. Вот здесь теперь и живу. И убивать не могу. А надо.