Лукас побрел в сумраке, изредка между деревьями мелькали какие-то фигуры, звенело оружие, кто-то надрывно орал… Ноги то и дело скользили в лужах крови, несколько раз попадались покойники - прислуга в добротных камзолах и стражники из Пинеда. Художник проклинал собственное любопытство, но упрямо шел дальше, не в силах остановиться или свернуть в сторону.
Лес становился все реже, впереди была дорога, там горели телеги, озаряя оранжевым пламенем странную темноту. Одна повозка, съехав с тракта, врезалась в росшие на опушке топольки, сломала несколько стволов и завалилась набок. В рассыпавшейся поклаже копошились двое в темных накидках. Лукас отшатнулся и, благодаря Гилфинга, что никем не замечен, попятился назад - в густой лес, под прикрытие мощных сосен. Художник шагал наискосок, постепенно удаляясь от дороги и обходя встречающиеся по пути тела. Один раз Лукас приметил покойника в темном плаще и кожаных, усиленных металлическими бляхами доспехах, этот явно не принадлежал к охране каравана.
Лица его мастер не разглядел, лежал разбойник спиной вверх.
Впереди послышались крики и звон клинков. Лукас понял, что не успеет сбежать, и притаился за причудливо переплетенными стволами. Осторожно выглянул. Двое в темном теснили солдата, стараясь прижать к деревьям - как раз к тем, за которыми притаился Лукас. Солдат отступал, с трудом отражая удары с двух сторон. Возможности оглянуться у него не было, и только когда спина уперлась в твердое, он понял, что угодил в ловушку. Радостно завопив, разбойники кинулись к нему, занося клинки, латник пригнулся. Один бандит угодил мечом в сосну над головой противника, клинок другого заскрежетал о кольчугу, солдат нанес ответный удар - разбойник с воем кинулся, ломая кусты, к дороге… Тут Лукас, едва соображая, что делает, выступил из укрытия и ткнул в лицо второго разбойника подобранным мечом. Острие угодило в глазницу и пробило мозг. Не издав ни звука, злодей завалился навзничь, выдернув рукоять из разом ослабших пальцев художника.
Спасенный Лукасом солдат, едва глянув на художника, бросил: "Бежим!" - и первым помчался по темному лесу, петляя между древесными стволами, Лукасу ничего не оставалось, кроме как побежать следом. Чем дальше оставалась дорога и горящие повозки, тем становилось светлей. Наконец латник остановился, привалившись к дереву, и поглядел на спутника.
- А ты не из наших? - тяжело переводя дыхание, пропыхтел он. - Вроде я тебя в обозе не приметил.
- Нет, я… случайно проходил.
Лукас только теперь рассмотрел, что солдатик совсем молоденький, лет двадцати. Перепугался, должно быть.
- Сам Гилфинг тебя послал, добрый человек, - заявил парнишка. - А как бы теперь к городу выйти?
- К городу… - Лукас огляделся, - пожалуй, туда.
Они побрели по серому лесу. Художник молчал, зато солдатик болтал без умолку. Должно быть, от пережитого волнения.
- …Мы и не думали, что кто-то осмелится напасть на господина казначея. Разбойники обычно выбирают добычу полегче, чем наш конвой. Я даже удивился, когда эти к нам присоединились - ну, эти, из Пинеда. Стража городская. Командир у них такой… сутулый такой…
- Эдвар, - вставил Лукас. - Его убили.
- Да, Эдвар, - тараторил латник, - так вот, мы по дороге двигались, я в головном разъезде ехал, нас разбойники пропустили, а мы ничего не заметили. Вроде и не было никакой засады! Наверное, колдовство! Точно, это колдовство!
Лукас подумал, что дозорные скорее просто не слишком приглядывались к лесу по обочинам, потому что не ждали нападения, а колдовство Марольда здесь ни при чем - но смолчал.
- …А потом как загрохотало что-то, как завыло! - захлебываясь, продолжал солдатик. - И еще стало смеркаться! Мы развернули коней и назад, да вдруг на всем скаку влетели в ночь.
- В ночь?
- Ну да! Это если идти, как мы вот сейчас, то вроде темнеет постепенно. А когда галопом… В общем, очнулся в кустах, кругом телеги горят, бой идет… да какой там бой… Этот колдун, Гангмар его забери… никогда бы не подумал, что может быть такая сила у человека. Он одной рукой перевернул фургон, я сам видел! Было темно, но телеги горели, огонь яркий! Так он ухватил фургон за борт! Одной рукой!..
Солдатик умолк. От горящего обоза они ушли достаточно далеко, здесь уже стало светло - почти как и положено в полдень. Деревья расступились, и беглецы вышли к дороге. Разбойников было не видать, в отдалении темнели стены Пинеда, да в нескольких сотнях метров впереди, ближе к воротам, маячила горстка беглецов, несколько пеших окружали всадника, который сидел на упряжной лошади боком, так что его поддерживали, чтобы не свалился.
- О, да это же господин казначей! - обрадовался солдатик. - Жив, значит! И вон еще наши. Ну, благослови тебя Гилфинг, добрый человек! Идем, я расскажу, как ты меня выручил! Попрошу, чтобы наградили!
- Да нет, что ты… - Лукас смутился, - я же ничего, я так, случайно…
- Ничего себе случайно! С одного удара разбойника свалил! Пойдем!
- Я… э… мне домой надо, дочка там осталась.
- Ну хоть скажи, как тебя звать? За кого мне Гилфингу молиться?
- Да… Знаешь, лучше не надо никому рассказывать. У разбойников здесь повсюду глаза и уши. - Лукас невольно огляделся по сторонам. - Если они проведают, что я…
- Ну, как хочешь! Тогда я своих догонять?
Парнишка сделал несколько шагов, оглянулся. Помахал рукой Лукасу и торопливо зашагал к городу.
Художник же повернул обратно к лесу и медленно побрел в сторону дома.
День выдался душный и необычайно жаркий. Солнце, проглянув сквозь мутную серую пелену, палило нещадно. Идти было тяжело, ноги вдруг стали как ватные, перед глазами плыл туман. Только теперь Лукас наконец-то осознал, что находился недавно на волосок от гибели. При этой мысли все сжалось внутри от страха. Надо же, ведь сражаясь с разбойником, совсем ничего не боялся, а теперь вот, поди ж ты, дрожит как осиновый лист, несмотря на жару.
Лукас сошел с дороги на обочину, спрятался от палящего солнца под тенью высокого ясеня. Долго стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу, смотрел на широкие, раскидистые ветви. Постепенно приходил в себя. Лес, тишина, только листья едва шелестят на ветру, да птицы вот снова поют. Будто вовсе и не было криков и стонов, лязга оружия и хруста раздробленных костей. Тихо, спокойно в лесу.
"Как-то уж слишком даже тихо", - вдруг подумал Лукас.
И именно в этот момент неподалеку раздались голоса.
Вскоре из-за деревьев показалось несколько стражников. Они прошли мимо, не обратив внимания на Лукаса. Только один оглянулся и внимательно посмотрел на художника.
Лукас узнал в нем сержанта Бэра и почтительно поздоровался. Тот еле заметно кивнул головой. Однако, пройдя немного, вдруг остановился и что-то негромко сказал своим спутникам. Те поначалу слегка замедлили шаг, но тут же уверенно двинулись дальше. А Бэр повернул назад и подошел к художнику.
- Вы, кажется, ранены, любезнейший? - заботливо осведомился он.
Тут только Лукас заметил, что его ладони и чуть ли не весь правый рукав до самого плеча залиты кровью.
- Да нет… я тут просто шел мимо…
- Просто шли мимо? - удивился Бэр. - Право же, не скромничайте, признайтесь, что тоже сражались с разбойниками. Вас видели возле обоза с оружием в руках, - почему-то шепотом добавил он.
- Ну, в общем, да, так получилось…
- Понимаю, не могли остаться в стороне, - натянуто улыбнулся Бэр, и в его глазах сверкнул недобрый огонек. - Однако впредь советую быть осторожней. Кроме того, - сержант опять перешел на шепот, - человек, который не служит, то есть не солдат, не стражник, а самый что ни на есть обыкновенный человек, но при этом с оружием в руках… может быть сам случайно принят за разбойника, - неожиданно закончил он.
- Да, как же так… - потрясенно пробормотал художник.
- Ну-ну, не волнуйтесь, это я так, к слову говорю. Нисколько не сомневаюсь в вашей благонадежности. Но на будущее все-таки будьте предусмотрительней. Не каждый, знаете ли, будет доверять вам, как я, - многозначительно добавил сержант и, не дожидаясь ответа, поспешил вслед за своими спутниками.
Художник растерянно посмотрел ему вслед. Потом быстро зашагал к дому. Пройдя уже большую часть пути, Лукас поднял руку, чтобы утереть пот со лба, и снова увидел запекшуюся кровь. Пришлось возвращаться назад, спускаться к речке.
Он долго умывался, застирывал страшные бурые пятна на рубахе.
"Хорошо, что вовремя заметил, - думал художник, - представляю, как Мона бы перепугалась, увидев кровь".
Лукас решил ничего не рассказывать дочери. Да и самому хотелось поскорей забыть этот день, как страшный сон. Художник быстро шел по залитой солнцем знакомой тропинке. Слава Гилфингу, он уцелел, жизнь продолжается. Дома его ждут незаконченные картины. Ну и дочка, конечно, тоже ждет. Вот ведь снова в окошке горит свеча. Видать, Мона зажгла, когда в лесу стемнело, да так и забыла погасить.
Художник, подходя к дому, еще издали заприметил едва заметный при свете солнца огонек и, глядя на него, невольно улыбнулся.