Из историй о Шерлоке Холмсе: кое-что о любви братской и супружеской
- Отвратительно, - сказал доктор Ватсон, складывая газету.
- Ничего особенного, - заметил Холмс, обгладывая ножку холодной куропатки. - Разговоры о растрате средств - обычное ремесло газетчиков. Министерство, как всегда, отмолчится: серьёзных доказательств нет никаких. Пошумят и забудут.
- Простите меня, Холмс, за все эти годы я должен был привыкнуть к вашей проницательности, - растерянно сказал Ватсон, - но как? Вы ведь, кажется, не видели сегодняшних газет. И уж точно не могли знать, что я читал сейчас. Могу поклясться, вы даже ни разу не посмотрели в мою сторону!
- Элементарно, Ватсон, - Холмс потянулся к бутылке "Монтраше". - По шороху, с которым вы переворачивали страницы, я определил, что вы читаете "Таймс". В зависимости от размера листа и качества бумаги, газеты издают разные звуки. Хотя как-то раз в молодости, распутывая одно дело на континенте, я спутал на слух "Санкт-Петербургские Ведомости" с "Дрезденскими Известиями". Но ни с чем нельзя спутать тот специфический хруст, с которым раскрываются страницы "Таймс", основанной в тысяча семьсот восемьдесят пятом году типографом Джоном Уолтером, всегда использовавшей самую лучшую бумагу и печатные машины, в частности вальцовый пресс… образчик респектабельности, тираж около пятидесяти тысяч… впрочем, с этим ясно. Пойдём дальше, - он осушил бокал и снова принялся за куропатку, - за эти годы я неплохо изучил вас, Ватсон. У вас есть привычка начинать с раздела объявлений, а передовицу оставлять напоследок. Поскольку сразу после чтения вы сложили газету вдвое, значит, ваше восклицание относилось именно к передовице. Я также замечаю, что вы, поражённый человеческим страданием, непременно воскликнете "Ужасно!", дурные вести из колоний встретите восклицанием "Кошмар!", низость назовёте низостью, а вот слово "отвратительно" прибережёте для злоупотребления деньгами налогоплательщиков. Наш родной язык так богат синонимами… Ну, а про назревающий скандал в министерстве я знал заранее… кажется, от Майкрофта, да это и не важно. Конкурировать с этой новостью могло бы только открывшееся разорение одного банка, но я как раз занимаюсь этим делом и уже принял все меры, чтобы избежать огласки. Как видите, ничего сложного.
- Да, всё очень просто, Холмс… после того, как вы мне это объяснили, - вздохнул Ватсон.
Друзья сидели в комнате на Бейкер-стрит. Всё вокруг было как обычно: обстановка здесь не менялась годами и даже десятилетиями. Даже насквозь прожжённая полка с химикалиями висела на своём законном месте.
Холмс, облачённый в свой привычный красный халат, устроился у камина и с аппетитом поглощал ланч - впрочем, это можно было назвать и завтраком, так как великий сыщик встал около полудня. Ватсон, напротив, провёл бессонную ночь у постели больного, и оттого был несколько раздражён, что, как известно, не способствует хорошему аппетиту. Поэтому он предпочёл куропатке газету.
- А это что за дрянь? - Ватсон с неудовольствием покосился на обтрёпанный женский зонтик, прислонённый к стене рядом с футляром для скрипки. - Вы опять переодевались старухой?
- Что? А… - Холмс махнул рукой. - Да, недавно пришлось. Нужно было проследить за одним высокопоставленным негодяем, развращающим невинных девушек в предместьях.
- Что-нибудь удалось узнать? - встревожился доктор.
- Так, пустяки. Лорд… впрочем, обойдёмся без имён и титулов, время ещё не пришло… - рассеянно сказал Холмс, подливая себе вина, - разумеется, переодетый, в парике и с накладной бородой, был замечен мной возле одной гостиницы с дурной репутацией. Под руку он вёл молодую девицу, скрывающую лицо под вуалью. Девушку мне не удалось разглядеть: было темно. Но по отпечатку каблука в комке лошадиного помёта - простите, Ватсон, что я говорю об этом за завтраком, но вы медик… так вот, по отпечатку каблука я определил кое-какие интересные подробности, которые могут дать направление дальнейшим поискам. Но - тс-с-с, Ватсон, об этом рано говорить. Так или иначе, я спасу её, вырву из лап гнусного негодяя. Пока что моя добыча очень скромна: лорд дал мне пенни.
Ватсон смущённо хихикнул, рыжие усики вздрогнули.
- Кстати, - вспомнил он, - мы пойдём вечером на новую постановку? О ней много говорят.
- Не знаю, - Холмс поморщился, - не знаю. Оффенбах бывает недурён, но мне ближе чисто французская музыка. Не подумайте только, что я разделяю известный предрассудок. Но это как с кухней: если уж пробовать pasta , то поваром должен быть настоящий итальянец, а не giudeo , которому запрещено употреблять в пищу frutti di mare . Так и в музыке… Хотя у него есть одна приятная мелодия… - Холмс попытался засвистеть.
- Кстати об итальянцах, - поспешно спросил Ватсон. - Вы, насколько я помню, назначили сегодня доктору Струццо? У него к вам было какое-то дело.
- Я никогда и ничего не забываю, - самодовольно заметил Холмс, опуская тонкую белую руку в ведёрко с углём, где он предпочитал хранить свои трубки и готовясь приступить к сложному ритуалу раскуривания. - Ватсон, вы не помните, куда я положил табак?
- Последний раз я находил его в носке персидской туфли, - сообщил Ватсон.
- Отлично, - Холмс ловко вытянул ногу и достал из-под шифоньера вещицу, - он и в самом деле тут… Итак, я сомневаюсь, что доктор успеет вовремя. Во всяком случае, ещё несколько минут для наслаждения жизнью у нас есть.
- Сомневаюсь, - подумав, сказал Ватсон. - Давайте применим ваш дедуктивный метод. Доктор Ламберто Струццо - итальянец, но при этом практикует в Лондоне. Итальянскому медику очень сложно устроиться в Британии: мы, англичане, не доверяем чужакам, а врач - лицо доверенное. Причём, насколько мне известно, он специалист по нервным болезням, а это вдвойне деликатная тема. Чтобы создать себе репутацию, он должен быть не только хорошим врачом, но и крайне щепетильно относиться к любым мелочам. Пунктуальность же - это настоящая страсть нашей бесстрастной нации, и пренебрежение ей может стоить провинциалу карьеры. Тем более в важных вопросах - а если уж он обратился к вам, значит, вопрос действительно важен. Как вам моё рассуждение, Холмс?
- Браво, мой дорогой Ватсон! - Холмс зааплодировал. - На этот раз вы превзошли самого себя. Вы не просто применили мой метод - вы сделали это правильно. Собственно, ваш вывод был бы совершенно справедлив, - Холмс, сделал паузу, совершая какую-то особенно сложную манипуляцию с трубкой, - но доктора зовут Ламберто, а это значит, что он может быть точным, как часы всегда, но только не сегодня.
- И каким же образом из этого следует, что именно сегодня он опоздает? - саркастически осведомился Ватсон.
- Да, Ватсон, именно следует, потому что любой итальянец, даже последний farabutto , скорее даст снять с себя шкуру живьём, нежели пропустит церковную службу в день своего святого. А сегодня как раз девятнадцатое апреля. Учитывая расстояние до ближайшей католической церкви и расписание служб…
- Девятнадцатое апреля? - переспросил Ватсон. - Ага, да, понятно… Но почему доктор так настаивал на встрече именно сегодня, даже рискуя опоздать?
- Именно поэтому. Дело, видимо, серьёзное, а доктор в глубине души суеверен. Поэтому он предпочёл встречаться с нами в свой день - это должно принести удачу. Кстати, ещё один повод сходить на службу.
- Вы, как всегда, блестящи, Холмс, - Ватсон развёл руками. - Не устаю удивляться, как эти вы, с вашими энциклопедическими познаниями, умудряетесь в то же время не замечать очевиднейших вещей. Например, того, что…
- Друг мой, для меня нет ничего очевидного, - заметил Холмс, выпуская первый клуб дыма, - но это не слабость, а сила. Я знаю факты, но лишён предрассудков и предубеждений, опутывающих, подобно сети, даже лучшие умы. Впрочем, я без всякой жалости выкидываю из памяти и факты, если они мне ничем не помогают. Например, я стараюсь не запоминать подробности дел, которые уже закончены. Поверьте, я помню многие свои приключения в основном благодаря вашим рассказам, ну и своей картотеке.
- Охотно верю, - Ватсон пожал плечами. - Но не понимаю.
- А к чему мне помнить все эти подробности? Я не тщеславен. Моя скромная репутация меня вполне устраивает. Единственная награда, которую я желал бы для себя - сознание того, что в результате моей деятельности воздух Лондона становится немного чище, порок наказан, а добродетель в очередной раз вступила в свои законные права. Разве этого не достаточно для удовлетворённости собой? - в голосе Холмса послышалось неподдельное волнение.
Ватсон промолчал.