…Новые приключения Ночного Короля Шадизара - Конана…
Гидеон Эйлат
Золото Ольта
Коли ты робок - беги, коли отважен - спускайся во мглу пещеры и сражайся со слугами его. И если ты силен и знаешь толк в науке воина - одолеешь их, а если слаб и неискушен - кости-твои, разбросанные по пыльному каменному полу, когда-нибудь предостерегут других охотников поживиться за счет Темного Ольта.
- Неужели так и написано? - прелестная Камасита удивленно распахнула огромные черные глаза с густой бахромой длиннейших ресниц. - Мне приходилось читать древние манускрипты о сокровищах, но в них такой вычурный, напыщенный, малопонятный слог…
Ее муж от души рассмеялся, даже качнулся в седле.
- Ты совершенно права, о звезда, упавшая с небес в мои недостойные руки. Этот текст высокопарней и туманней любого выбеленного веками манускрипта. Хуже того, он еще и стихотворный.
А самое досадное - на древнеаргосском языке. Нет, конечно же, нет; я лишь своими словами изложил тот скудный смысл, который выжал из находки мой просвещенный наставник Пликферон. Увы, нам достался лишь клочок пергамента, остальное злополучный кладоискатель успел проглотить, прежде чем… Прежде чем с ним случилась неприятность.
Камасита неодобрительно сдвинула тонкие брови, щедро насурьмленные самой природой.
- Лесники твоего отца извели на него целый колчан длинных стрел - это ты называешь неприятностью? Ах, Далион! Неужели была необходимость убивать беднягу?
Ее молодой супруг слегка покраснел и опустил очи долу.
- Конечно же нет. Но он сам виноват… Бродя по нашим горам в поисках сокровищ, он проголодался и подстрелил дикого козленка. Лесники приняли его за браконьера, выследили и, недолго думая, истыкали стрелами. Осмелюсь тебе напомнить, дорогая: они были в своем праве. Мой отец - страстный охотник и не дает браконьерам спуску. Твой, между прочим, их тоже не жалует.
- Вот уж чего не ожидала услышать от тебя, милый, так это оправдания гадким лесникам! - рассердилась Камасита. - Будь моя воля, я приказала бы их высечь - чтобы впредь неповадно было проливать кровь невинных!
Далион снова рассмеялся и умиротворяюще опустил ладонь на запястье жены.
- Успокойся, о моя воплощенная мечта! Отец наказал их гораздо суровей - лишил положенной награды за голову браконьера. Поверь, лесники куда охотнее предпочли бы порку. Видела бы ты, как рассердился отец, узнав, что погибла рукопись с описанием знаменитой пещеры! Он просто рвал и метал. Ведь о подземелье Темного Ольта в этих краях ходят легенды; только в нашем роду было пять или шесть ревностных кладоискателей, один даже пропал, предаваясь этому занятию. И сам отец в юности немало поводил по округе толпу слуг с кайлами и заступами… Только после женитьбы образумился, как сам говорит, и бросил охоту за сокровищами. Подозреваю, в глубине души он только и ждал возможности тряхнуть стариной.
Молодожены неторопливо ехали на породистых иноходцах по угодьям достопочтенного Найрама - знаменитого на всю Замору торговца скотом, винодела и покровителя искусств. Камасите нравились нотки обожания, звучавшие в голосе Далиона, когда тот заговаривал об отце. Если бы не трогательная любовь Найрама к красавцу сыну и не его снисходительность к упрямству бедного соседа Блафема - не видать бы Далиону этого брака, как своих ушей. Кажется, юноша до сих пор не в силах поверить в свое счастье, хотя еще утром отзвенели свадебные арфы, и теперь на алтаре и ступеньках храма Митры в сладостном благоухании увядают гиацинты и астры, которыми щедро осыпали молодых принаряженные челядинки и крестьянки Найрама. Дорогие и красивые цветы…
Камасита вздохнула. "Другая бы поставила слово "красивые" перед "дорогие"", - подумала она.
- Мой отец тоже искал пещеру Ольта, - задумчиво сказала красавица. - И не только в молодости.
Она улыбнулась своим мыслям - улыбнулась с горечью в сердце. Сколько она помнила отца, тот всегда был одержим мечтой найти сокровища. И беден. Да какое там беден - почти нищ. Зато горд. О Блафеме говорили, что он скорее ноги с голоду протянет, чем возьмет денег в долг или займется чем-нибудь "недостойным мужчины из славного рода" - торговлей, например. Правда, он не считал зазорным разводить скот или выращивать виноград, подобно процветающему соседу Найраму, - к этому у него просто не лежала душа. "Честным путем богатства не наживешь, - уверял он, - другое дело - взять то, что покоится в земле, то, что никому пока не принадлежит". Пресловутое золото Темного Ольта, спрятанное, быть может, на фамильных землях Блафема.
И каждое лето он раз в неделю приторачивал к седлу лопаты, кирки и вьюк со снедью и уезжал в горы, чтобы вернуться через трое-четверо суток - грязным, голодным и злым. Его крестьяне знали только одну повинность - искать клады, причем исполняли ее с превеликой охотой. Вернее, лишь делали вид, будто исполняли: выбирали местечко поуютнее, выкапывали яму-другую, а потом в ней же хоронили кости какой-нибудь дичинки, подстреленной тайком, вымоченной в луковом соке и зажаренной на вертеле.
Найрама он не то что невзлюбил… Просто между ними, как говорится, пробежала черная кошка. Он даже старался не вспоминать без нужды о преуспевающем соседе. А если вспоминал, обязательно кривил в недоброй улыбке губы. И предпочитал в такие минуты не смотреть на Камаситу. Словно пенял себе, что не взялся когда-то за ум по примеру Найрама, что из-за его упрямства красавица дочь живет чуть ли не впроголодь… Ей уже семнадцать - замуж пора, а за кого отдашь бесприданницу? Разве что за бродягу безродного. Улыбка будто переворачивалась - раз, и уголки губ уже опущены книзу. И в глазах - злой блеск. Вот таким же злым блеском, такой же улыбкой-перевертышем Блафем встречал сватов Далиона - ив первый раз, и во второй. А на третий приказал слугам гнать их в шею - кто-то из гостей сдуру ляпнул про "бесприданницу" и "безродного бродягу".
И вот неделю назад Найрам пожаловал с визитом самолично. Кланялся хозяину дома в ноги, слезно просил прощения за выходку дерзкого свата, а после, как бы между делом, сказал, что нашел пещеру Темного Ольта. На своей земле нашел. По обрывку древнего пергамента, обнаруженного на трупе чужеземца - не то хауранца, не то туранца. Лесники Найрама приняли кладоискателя за браконьера, кладоискатель принял лесников за бандитов - и, уже раненный, решил уничтожить в отместку свиток. Но не успел. Клочок рукописи сохранился, и - самое главное - уцелела карта. По ней-то Найрам вчера без особого труда и отыскал вход в подземелье. Уму непостижимо, почему его раньше никто не обнаружил. Выходит, не случайно родилась поговорка: "Глаз то неймет, что под носом лежит".
И дрогнул старый Блафем. Не указал гостю на порог. Напротив, хмуро просил разрешения взглянуть на ту пещеру. В соседней комнате Камасита с замиранием сердца слушала их разговор - ей давно приглянулся Далион, юноша с честным и смелым лицом, которому должность командира сотни в полевой страже Заморы давала право беспрепятственно проезжать через любые земли. И он не забывал о своем праве, - бывая в родовом гнезде, не упускал случая заехать во владения Блафема, и брюзжание отца Камаситы лишь оттачивало его природную изобретательность. Он выдумывал самые неожиданные - и с виду очень правдоподобные - предлоги, чтобы побывать во владениях неумолимого соседа и хоть мельком увидеть возлюбленную… Женское чутье подсказывало Камасите, что и Далиону, и его отцу упрямая несговорчивость Блафема кажется пустой блажью, что юноша без ума от нее, а Найрам души в нем не чает и никогда не попрекнет бесприданницу куском.
Понимал это и Блафем, но оставался тверд, как перекаленный клинок…
И сломался, как перекаленный клинок, когда понял, что вожделенное сокровище достанется не ему. Они с Найрамом сели на коней и уехали, а поздно вечером Блафем вернулся и сказал Камасите, что она будет женой Далиона. "И не вздумай перечить!" - рявкнул он безо всякой необходимости, но при этом потупил угрюмый взгляд. Камасита была на седьмом небе, что, однако, не мешало ей теряться в догадках: из-за чего отец так резко переменил решение? Осторожные расспросы вызывали только вспышку ярости, однако на другой день Блафем - снова под воздействием некоего труднообъяснимого порыва - позвал ее в увитую одичалым виноградом беседку и, подперев седую голову тяжелыми, как у пахаря, руками, сам все рассказал.
Они с Найрамом побывали подле входа в пещеру - точнее, у черного лаза на вершине холма. Дальше углубиться не решились: для этого надо было спускаться во мглистый природный колодец, где брошенный камень пропадал без звука, а у них не было при себе ни веревок достаточной длины, ни железных костылей, ни запаса пищи и воды на случай, если заблудятся. Был лишь один-единственный смоляной факел из запасов Блафема, но, спущенный на бечеве, он не осветил даже преддверия Подземелья.
Найрам клятвенно обещал взять Блафема с собой, когда снарядит экспедицию в земные недра, и снова завел речь о женитьбе сына. И Блафем сдался. Сдался, когда услышал: "Только дай согласие, и эта пещера - твоя… Вместе со всем, что в ней сейчас таится".
- Эта пещера, - хрипло произнес он, - будет свадебным подарком нашим детям.
- Быть посему! - торжественно возгласил Найрам. - А теперь извини, дорогой сосед, но я спешу домой. Велю готовить свадьбу, пока ты не передумал.