…Внутри храма был виден пустой гроб, а рядом – коленопреклоненная фигура попа в черной рясе.
…На траве слева возлежала очень дородная женщина в черном домотканом платье, ее лицо было спокойным, глаза мечтательно закати-лись.
…Возле широко распахнутых церковных дверей стоял кривоногий старикашка с хитрым востроносым лицом.
– Это дед Заяц, наш старейшина, – пояснил Дерт, сын Дарта. – А голова уже в управу пошел, объяснительную писульку в город стряпать. Токмо че он там толкового напишет? Ни шиша!
Меня вся эта оказия по большому счету не касалась, вот только, не ровен час, из города могли нагрянуть стражники для разбирательства. Хотя к исчезновению тела я никакого отношения не имел, они все же могли за-интересоваться моей персоной, а это сейчас было совсем ни к чему. Впрочем, поживем – увидим…
Похлопав по плечу Дерта, сына Дарта, который вновь радостно оска-лился, я кое-как протиснулся сквозь толпу и, ощущая устремленные вслед любопытные взгляды, не слишком быстро, сдерживая шаг, пошел по пригорку. Слышно было, как позади Дерт, сын Дарта, косноязычно разъясняет общественности, кто я такой и чего мне здесь надо.
Над дверью управы – деревянного одноэтажного дома с закрытой дверью и раскрытым окном – черной краской было коряво написано: уПРАвА. За окном виднелся стол и склонившийся над ним бородатый мужик. Я свернул влево, прошел еще немного, миновал пригорок и вскоре увидел каменное здание с круглой башенкой, подхо-дящее под описание отпрыска Дарта. В старом саду перед домом стояла беседка и колодезный сруб. Подойдя к двери, я посту-чал и обнаружил, что она не заперта. Я вошел и крикнул:
– Эй, Хит! Хуансло Хит! Где вы… дедуля?
Никакого ответа. Я двинулся по коридору, одну за другой толкая двери и заглядывая в них. Половицы скрипели под ногами.
Спальня – кровать, шифоньер и нес-колько стульев, затем – кладовая, где обнаружились три подвешенные к потолку колбасы, бочонок с квашеной капустой, большая корзина с яблоками и на полке – десяток накрепко закрытых железными крышками баночек из какого-то очень легкого и тонкого стекла. Баночки были доверху наполнены желто-зеленой вязкой жидкостью, похожей на рассол, но слишком для оного густой. В жидкости плавало нечто бесформенно-продолговатое и, приглядевшись, я понял, что это морские устрицы без раковин. Я брезгливо поморщился и, взяв из корзины яблоко, покинул кладовую.
Дальше располагались кухня и горница, или как там в сельских до-мах называются эти простор-ные помещения с обеденным столом и длинными лавками… Ничего необычного. Я уже было собрался продолжить осмотр, но тут слева раздалось кряхтение и, шагнув внутрь, я посмотрел.
На стене возле двери висели массивные, я бы даже сказал – мо-нументальные ходики, выполненные в виде замковой башни, с бойницами, подъемным мостом, овальным циферблатом и вычурными стрелками. Как раз наступило три часа, и часы закряхтели громче. Мост медленно опустился, из него появилась деревянная драконья голова. Миниатюр-ная пасть разинулась на невидимых шарнирах, между клыками проско-чила голубая искра. "ГХХРА!" – сипло прокашлялся дракон, а потом еще два раза: "ГХХРА! ГХХРА!" – и еще две искры блеснули в пасти, после чего голова задвинулась назад, и мост рывками поднялся.
Качая головой я вышел из горницы. Это было довольно неожиданно. Часы и сами по себе диковинные, ну а искры наводили на мысль об электри-честве – совсем недавно изобретенной штуковиной, сути которой я реши-тельно не понимал, но про которую знал, что она иногда дает свет, а иногда убивает людей. Откуда ему взяться здесь, в старом сельском доме на самом краю Западного Ливия? Даже в крупных городах не всякий богач мог позволить себя освещать дом с его помощью… Нет, решил я, скорее в пасти дракона спрятано какое-то устройство наподобие огнива.
Дальше была короткая винтовая лестница, веду-щая в круглую башню. Я стал подниматься по ней, и тут наверху, за дверью, отчетливо скрипнула половица.
– Хуансло Хит! – воззвал я, ускоряя шаг и толкая дверь. – Встре-чайте родственника!
Но и здесь никого не было. В круглой комнате находился круглый грибообразный стол на тумбочке с ящиками, пара стульев, массивный шкаф, да на стене висело панно. На этом панно было высокоху-дожественно изображено стоящее на фоне гигантской стеклянной пирамиды голое волосатое существо ростом с человека, с одним единственным совершенно безумным глазом посреди бугристого лба. Внимательно рассмотрев его, я еще раз огляделся – и уронил огрызок яблока.
Из узкого пространства между столом и стеной торчали обтянутые серыми домоткаными штанами ноги. Я сделал осто-рожный шаг и заглянул. Под столом, глядя в потолок остекленевшими глазами, лежал Хуансло Хит.
Я помедлил, осознавая происшедшее и одновременно со-ображая, что мне теперь делать, а затем, уразумев, что к чему, ринулся вниз по лестнице, в спальню.
ГЛАВА 2
Лекарь сразу же отправился в башню. Появившиеся одновременно с ним ста-рейшина, гробовщик и Дерт, сын Дарта, смотрели на меня с явным подозрением и близко старались не подходить. Мы проследовали на кухню, где под низким сто-лом тускло поблескивала целая батарея бутылей, и гробовщик предложил немедленно выпить. Я достал одну из бутылей, нашел стаканы, до половины наполнил их, пробормотал: "Закусить бы…" – и шагнул к двери, но старейшина окликнул меня дребезжащим голосом:
– Ты куда?
– В кладовую, – пояснил я, останавливаясь. – Там яблоки есть и…
– Я принесу, – вызвался Дерт, сын Дарта, и приволок все корзину.
Мы подняли стаканы.
– Что ж… – молвил старейшина. – За упокой… Чтоб ему… земля пухом…
Не чокаясь, мы выпили, после этого дыхание мое перехватило, и я поспешно вгрызся в яблоко. Когда ступор прошел, я смахнул с глаз сле-зы и наконец обрел возможность видеть. Стаканы гостей были пусты, они си-дели, настороженно глядя на меня.
– Ну, так… – произнес я, откладывая огрызок. – Кажись, вы думаете себе, не этот ли невесть откуда взявшийся родственничек прибил старика, чтобы получить его наследство? Ась?
– Вылазь! – передразнил старейшина. – А что еще, по-твоему, ми-лок, мы должны себе думать?
Гробовщик промолчал, а Дерт, сын Дарта, согласно кивнул.
– Ну, хочу сказать, что тут того наследства – кот напикал. Я еще не осматривался, но, кажись, таких пустых домов в округе полно, выбирай любой и живи. А из-за мебелишки, посуды и бочонка с капустой убивать никого не станешь…
Старейшина покачал головой.
– Это ешо неведомо. Неведомо, чего у Хита в подполье да под перинами схоронено. Он был хитрющим стариканом и себе на уме. Мы-то этого не знаем, а ты, може, чего и прознал…
– Ничего не прознал. Я вообще тут впервой и родственника видел всего пару раз, давным-давно.
– То ты так говоришь…
– Ну, а потом…
Дверь открылась и появился лекарь – кучерявый вислоусый дядька неопределенного возраста. Взоры присутствующих обратились к нему.
– Так что? – спросил старейшина.
Лекарь медленно сел, почесал затылок и с непонятной интонацией произнес, потупив глаза и нервно теребя мундштук слухательной трубки:
– Никаких внешних повреждений.
– А шо ето значит? – осведомился гробовщик.
– Это значит, что его никто не бил, не колол, не резал, не кусал, не колотил головой и другими частями тела об стены и даже не царапал…
– Ага… А чего ж он тады того… навернулся-то?
– Смерть от сердечного удара.
– Тоже от сердца? – удивился Дерт, сын Дарта. – Как и кузнец?
– Как и кузнец, – подтвердил лекарь.
– То есть ты точно можешь сказать, что вот этот парниша… – ста-рейшина повел в мою сторону тонким носом… – никакого касательства к евонной смерти не имеет?
Лекарь покосился на меня.
– Могу.
– Никакого? – уточнил старейшина.
– Ну, ежели только Хит не помер от радости, когда его увидал.
Все как-то сразу расслабились, а Дерт, сын Дарта, заулыбался и даже подмигнул, давая понять, что с самого начала не сомневался во мне.
– Так я пойду, – сказал лекарь, вставая. – Делов еще…
– Стой! – позвал старейшина, внимательно наблюдавший за ним. – Чего это с тобой, Мицу?
– Со мной? – лекарь растерянно поковырял в ухе мундштуком. – Да нет, ничего.
– Так "да" или так "нет"? Я не думаю, что этот вот парниша мог тебя подкупить – я тебя знаю, да и не было у него на это времени. Значит, что-то другое. Выкладывай, чего такой смурной?
Лекарь повел плечами, еще раз ковырнулся в ухе и наконец спросил:
– Сколько, по-вашему, этому Хиту было годов?
Старейшина развел руками.
– Скоко годов? Ну, не знаю…
– Годов восемьдесят… – вставил гробовщик.
– Да, може около того. Постарше меня, значит.
– Ну вот. А организм у него, как все равно у сорокалетнего дядьки.
Я насторожился, внимательно вслушиваясь в разговор. Это стано-вилось интересным.
– То есть как? – не понял Дерт, сын Дарта. – Ты че несешь, Мицу?
– "Че-че"! Ниче! – осерчал лекарь. – Че есть, то и несу! Я, конечно, только снаружи ошшупал, без вскрытия трудно определить, но все ж таки… Не могут быть у восьмидесятилетнего старикана… даже у семидесятилетне-го старикана такие… сохранившиеся внутрешние органы. Я вообще-то его плохо знал, да и видел редко… Он пил?
– Пил! – подтвердил гробовщик, почему-то заметно возбуждаясь. – Пил, так шо с того? А кто щас не пьет, кто не пьет? Жизня такая пошла… вредная. Я сам, редко правда…
– Нишкни! – приказал старейшина, и гробовщик, сопя сгреб со стола бутыль и разлил самогон по стаканам. Лекарь продолжал: