Но было поздно, зал растаял, весь мир поглотила тьма, и в этот раз Василий погрузился в глубокий, крепкий сон, лишенный сновидений.
* * *
- Подследственный Кузьмин Василий Архипович, подъем! Подъем!
Василий резко открыл глаза, уставился на грязный каменный потолок и на мгновение замер. Где он? Что с ним? И тут же пришли ответы. Он все еще в следственном изоляторе Первого отдела НКВД.
- Подъем, Кузьмин!
И удар сапога по почкам. Так, не сильно, скорее для острастки, чем в желании причинить боль.
- Подъем!
Василий резко сел.
- С вещами на выход. Сколько еще раз повторять?
С трудом напрягая ноющие затекшие мускулы, Василий встал. Тело болело так, словно он, будто фарфоровая ваза, рухнул с пятого этажа, а потом его собрал и склеил неумелый фельдшер. Едва переставляя ноги, он за пару шагов пересек камеру и оказался в коридоре. Какие вещи? Откуда они у него? Его же доставили сюда прямо из порта…
- Лицом к стене.
Василий послушно выполнил приказание конвоира. И только тут до него дошло: "Если с вещами… Значит все… Стенка". Но ведь ему не зачитали ни обвинения, ни приговора. Тем более что он ни в чем не признался, не возвел на себя поклеп. Впрочем, если его собираются расстрелять, никто не станет соблюдать формальности. Знает он приговор или нет, все равно решение обжалованию не подлежит, и его так или иначе поставят к стенке.
Придя к такому выводу, Василий начал незаметно напрягать и расслаблять мускулы рук и ног. Как бы то ни было, вот так дать себя за спасибо расстрелять он не мог. У него была специальная подготовка, и он не позволит забрать свою жизнь по решению какой-то штабной крысы. Ему, конечно, не удастся вырваться, но парочку гадов он перед смертью прихлопнет.
И тут, словно прочитав его мысли, конвоир защелкнул на его запястьях наручники. Теперь что-то сделать будет много сложнее.
- Ты не рыпайся и дурного не думай, - приказал конвоир и, развернув Василия от стены, толкнул дальше по коридору. - Шлепай давай. Там тебя уже заждались.
Прикусив губу и чуть наклонив голову, Василий уверенным шагом направился по коридору. Ничего, перед расстрелом они все равно должны будут снять с него наручники. Как-никак казенное имущество. Ну а когда его руки освободят, он им покажет…
Но как же сильно он удивился, когда вместо того, чтобы спуститься в подвал к коридорчику, который всегда кончался стенкой, они стали подниматься. "Значит, еще один день допроса, - подумал Василий. - Еще один день мук и унижений".
Однако когда конвоир грубо втолкнул его в кабинет дознавателей, Василий опешил. В этот раз перед ним был не один из следователей-хамов, а сам Гессель Исаакович Шлиман - глава Третьего отдела ГУГБ, бывший непосредственный начальник Василия. Невысокий, с ленинской бородкой и щетиной седых волос, он больше всего напоминал Мефистофеля, только вот рогов у него не было, а если и существовал хвост, то он это тщательно скрывал.
- Привет героям, - улыбнувшись, Шлиман шагнул навстречу Василию, нежно обнял его и, только сейчас заметив наручники, обратился к конвоиру: - Ну что вы, что вы, что вы… Разве можно так с нашим героем, - и, когда щелкнули, спадая, оковы, помог Василию сесть. - Как самочувствие? Впрочем, о чем тут говорить, - и махнув рукой, сделал знак конвоиру удалиться. - Видишь ли, произошла небольшая ошибка…
- И вы это называете "небольшой ошибкой", товарищ Григорий? - с иронией в голосе спросил Василий, специально выделив обращение. Гессель Исаакович очень не любил, когда поминали его еврейские корни, а посему при знакомстве представлялся товарищем Григорием. Но в сравнении со своим тезкой Григорием Арсеньевичем он сильно проигрывал. Барон Фредерикс больше напоминал огромного породистого кота, который очень ласково мурлыкал, но всегда был настороже, в любой момент мог пустить когти в ход. Товарищ Шлиман же выглядел типичным партийным функционером.
- Ну, сам понимаешь, Архипыч, тут дело сложное. Нужно было тебя проверить, все взвесить.
- И для этого меня отдали мясникам из Первого?
- Ну, теперь-то все позади, недоразумение разрешилось.
- Да не было никакого недоразумения, Гессель Исаакович, - возразил Василий, с наслаждением наблюдая, как Шлимана передернуло, когда Василий называл его по имени-отчеству. - Я же знаю наши порядки. Это вы кому-нибудь другому про недоразумения рассказывайте. Лучше скажите прямо, что у вас случилось? Зачем меня вытащили, спокойно умереть не дали?
- Ну, о смерти говорить рано, - взял себя в руки Шлиман и попытался изобразить на лице добродушную ленинскую улыбку. Как там было у Твардовского? "Ленин и печник", кажется? - Вас ждет страна, вы нужны Родине.
"России или СССР?" - так и подмывало спросить Василия, но он промолчал. Как бы ни нуждалось в его услугах его бывшее руководство, раз… два… и он мог снова оказаться в застенках. Кстати… как там имена тех, кто над ним измывался? Надо будет потом запросить их дела. Василий не был злопамятным, но и прощать никого не собирался. Одно дело допрашивать врагов народа, и совсем другое - своего бывшего товарища, с которым вчера чай с водкой пили…
- Ну как, готов снова встать в строй для борьбы с врагами Советского государства? - продолжал товарищ Шлиман, по-своему истолковав молчание Василия.
- Хорошо, - кивнул тот, потому что очевидный отказ, видимо, означал возвращение в камеру и продолжение "дознания".
- Вот и чудненько, - обрадовался Шлиман. - Так что дело твое мы пока приостановим, а ты, Василий, возвращайся к своей обычной жизни… Нет, сначала тебя подлечить надо, а то, смотрю, наши товарищи немного переусердствовали. Мы тебя на пару дней в больницу определим, пусть подлатают… Но уж больше двух дней отдыха дать тебе не могу. Начальство давит…
- Хорошо… - кивнул еще разок Василий. Разбитые губы плохо слушались, но он старался выговаривать слова как можно четче: - Верните ключ.
- Какой ключ? - удивился Шлиман.
- Гессель Исаакович, не стройте из себя дурака, верните ключ, и тогда, быть может, я соглашусь вернуться к своим обязанностям в Третьем отделе ГУГБ.
Шлиман аж зубами от злобы заскрежетал. Давно уже никто не позволял себе разговаривать с ним таким тоном. Разве что сам товарищ Берия. И тем не менее он тут же взял себя в руки, расплылся в широкой улыбке, а потом хлопнул себя по лбу, словно только что о чем-то вспомнил.
- Ах, ключ? Это такой маленький ключик с тремя…
- Гессель Исаакович… - твердо повторил Василий, вытянув открытую ладонь.
Скривившись, Шлиман полез в верхний правый карман френча и вынул ключ, а потом положил его на ладонь Василия.
- Но ты должен сказать мне, что это за ключ и откуда он у тебя…
- Это память о моей маменьке, - в тон Шлиману ответил Василий. - Он открывает шкатулку с семейными фотографиями.
Глава 1
Подарок барона
1939 год. Ленинград
Какие бы ни были дали,
Ты их одолеешь в борьбе
И скажешь: "Я выдержал, Сталин,
Я думал в пути о тебе".
В. Акшинский. "Наше счастье"
Как только машина выехала из ворот спецбольницы, где Василий провел два последних дня, Шлиман задвинул стекло, отделяющее водителя и охранника от пассажирских сидений, а потом протянул Василию толстую папку. На обложке значилось:
"Совершенно секретно
ДЕЛО 7832
Допуск имеют…"
И дальше шел длинный перечень незнакомых Василию фамилий.
- Посмотри. Сейчас тебе придется заниматься именно этим. Ребята из Первого отдела не справились и сбросили это дело нам.
Василий приоткрыл папку, полистал. Множество бумаг, исписанных мелким почерком. Описания мест преступления, свидетельские показания. Читать все это, разбирая чьи-то каракули?..
- А может, вы мне так, вкратце расскажете, а я потом почитаю.
Гессель Исаакович покосился на папку, потом внимательно посмотрел на Василия. Отдавая ему это дело, он с самого начала подозревал, что его подопечный пошлет к черту всю писанину, но вот так, сразу…
- Сколько у нас времени?
- Минут за двадцать доедем.
- И вы, Гессель Исаакович, считаете, что я смогу все это прочитать за двадцать минут и сделать соответствующие выводы?
Шлиман фыркнул, скривился. Видимо, ему очень не хотелось говорить на данную тему… Машину мерно покачивало на разбитой брусчатке мостовой. Мимо проплывали серые стены бывших доходных домов, над которыми нависло угрюмое ленинградское небо.
- Хорошо… - наконец не выдержал неловко затянувшегося молчания Гессель Исаакович. - Если в двух словах: две недели назад мы получили оперативные данные от одного из сотрудников немецкого консульства о том, что под видом беженца немца-коммуниста, бывшего коминтерновца в Ленинград прибыл гауптштурмфюрер СС Вальтер Хек. Тот самый Хек, что придумал большую часть нацистской символики, правая рука твоего старого знакомого Вилигута… Так вот, - продолжал Шлиман, сделав весомую паузу, - этот Хек прибыл для того, чтобы добыть некий предмет, в получении которого крайне заинтересовано руководство Аненербе. Ты, конечно, знаешь об этой оккультной секте фашистов?
- Да, Григорий Арсеньевич рассказывал, - кивнул Василий.