До недавнего времени певица и арт-директор проживала в гримерке клуба "О-е-ей!", будучи изгнанной из которой, перебралась в Башню. И еще ни разу не заикалась про наличье иного - постоянного места жительства.
- На Десятинную, - разжевала Чуб. - Живу я там. Правда, я с матерью жутко поцапалась. Но все равно ведь надо у нее про родственников-ведьм выяснять. К тому же она обожает возиться с самоубийцами.
- Обожает возиться?.. - поразилась Маша.
За время их знакомства "обожает возиться с самоубийцами" было первой информацией о Дашиной матери.
- Ага, - подтвердила Чуб. - Мама обожает поэтов, покончивших с собой. Она у меня знаешь кто? Маяковка!
- Кто-кто?
- Ну, знаешь, есть пушкинисты, есть булгаковеды, этих ты точно знаешь. А она - маяковка! Всю жизнь изучает жизнь и творчество Владимира Маяковского, на хрен никому не нужное. Я про то, как Влад Владович покончил с собой, слушала в детстве вместо сказки. Представляешь, в какой ужасной атмосфере я вынуждена была расти?
- А ничего, что сейчас два часа ночи? - засомневалась Ковалева.
- Конечно, ни-че. Я ж говорю, она - маяковка! Богэма. Мама сроду не ложилась спать раньше трех.
Дом на улице Десятинной покорил Ковалеву своей дореволюционной основательностью.
На добротных, одетых в рыжую кожу дверях висела медная табличка:
Профессор А. А. Чуб.
Внучка Чуб нетерпеливо вдавила звонок - бездыханная поэтесса нависала на них мертвым грузом.
Дверь открылась мгновенно.
На пороге стояла женщина в джинсах и старой футболке. В левой согнутой в локте руке дымился остаток дешевой сигареты "Прима". Бледные, белые волосы были гладко зачесаны назад. И, глядя на Дашину мать, Маша впервые осознала: ее подруга - настоящая блондинка.
Что же касается иного сходства, лишенные краски, аскетичные черты этой женщины были настолько правильными, чистыми, почти иконописными - что оставалось только догадываться, какая понадобилась примесь отца, дабы в итоге получилась Даша, с ее носом-картофелиной, эфиопскими губами и кругло-кукольными глазами.
- Привет, ма, - угрюмо поприветствовала родительницу Чуб.
- Заходите. - Женщина посторонилась, давая им возможность пройти.
Ни внезапный визит, ни дикий вид дочери, обмотанной простыней и увешанной золотом, не вызвали у нее и намека на вопрос.
Киевицы спешно протащили поэтическое тело сквозь обширный, захламленный вещами длинный коридор и уложили принесенное на диван в темной комнате, оккупированной сталинской мебелью.
- Эта женщина… - объяснила Даша маме, кривясь. - В общем, она кончала с собой, и мы ее подобрали.
- Просто кончала, и вы ее подобрали? - уточнила Дашина "ма".
- Да.
- Молодцы! - сказала мать.
Маша выпучила глаза, силясь представить, что бы сказала ей родная мама, кабы она приволокла в дом постороннюю женщину, которая "просто кончала с собой".
- А я - Маша, - вежливо представилась она.
- И еще, ма, у меня к тебе дело, - снова скривилась Чуб.
- Тогда идемте на кухню. Очень приятно познакомиться, Маша. Я - Вероника. - За именем не последовало отчества. - А ты, Маша, чем занимаешься?
- Какая разница, чем она занимается! - отчего-то разозлилась Землепотрясная. - Она просто моя подруга.
Женщина безмятежно пропустила Дашин выпад.
Они зашли в кухню, обширную, неухоженную, показавшуюся Маше ужасно уютной. На стене висели древние ходики с шишечками и надписью "49 лет великого октября".
- Вы не слишком голодные? - поинтересовалась Вероника, задумчиво взирая на свой холодильник.
- Это означает, - язвительно поведала дочь, - что еды у нас, как обычно, нет!
- Ну, бутерброд можно сделать, - спокойно заметила Вероника.
- Ладно! О’кей. Давай бутерброд. Жрать хочется жуть! Я во-още ужасно голодная, ма! - с вызовом выговорила Даша.
- Значит, три бутерброда, - резюмировала мама.
Чуб страдальчески закатила глаза.
- Так вот, ма, о деле, - начала она, ощетинившись, как еж. В каждом ее слове топорщилась цыганская иголка.
- Да, доченька.
- У нас в роду были ведьмы?
Дашина мать замерла с батоном и палкой колбасы в руках. Но то, что в первый, ошибочный миг Маша приняла за удивление, оказалось лишь персональной манерой Вероники глубоко и серьезно задумываться.
- Насколько я знаю, нет, - так же спокойно сказала она после секундного размышления. - А что, очень надо?
- Вот так! - Даша резко придушила пальцами шею.
- Твой дед по отцу написал книгу о ведьмах.
- Я знаю, - невежливо оборвала мать внучка Чуб. - А чего он ее написал? Может, я ведьма по папе?
- То-то и оно, что нет. - Женщина резала хлеб. - Ты ж знаешь, мы с твоим дедом были большими друзьями. И я помню, как он жалел, что в его роду нет ни одной ведьмы, и узнавал: не было ли их в нашем. Он всю жизнь собирал информацию о киевских ведьмах, и, естественно, ему было б интересно… Но твой дед страшно гордился, что ваша фамилия - Чуб - самая что ни на есть гоголевская! В "Вечерах на хуторе близ Диканьки" козак Чуб - отец той самой Оксаны, которая послала Вакулу за чаревичками "как у царицы". А сам Вакула, по Гоголю, сын ведьмы Солохи. И если Вакула с Оксаной поженились, их дети были ведьмацкого рода…
- Чуб - девичья фамилия! - резанула внучка Чуб. - Оксана б ее все равно поменяла. И во-още литературной родословной не бывает. Спасибо. Помогла! Толку от тебя!
- Даш, зачем ты так? - не выдержала Ковалева.
- Не обращайте внимания, Машенька. - Вероника поставила пред ними деревянную доску с нарезанными большими кусками, расхристанными бутербродами и включила электрический чайник. - Обычное несовпадение характеров.
- Обычное несовпадение? - Чуб почему-то обижалась все больше и больше. - Да ты никогда, никогда меня не понимала! Ты даже не слышишь, что я тебе говорю. Тебе на меня плевать. Дома я. Ушла из дома. Тебе все равно.
И Маша вдруг догадалась: именно совершеннейшее спокойствие Вероники и выводит Дашу Чуб из себя.
Дашу выводит то, что мать ну ничем нельзя из себя вывести!
- Ты - взрослый, самостоятельный человек и имеешь полное право жить где и как ты хочешь, - высказала свое родительское мнение Вероника. - Если же ты хочешь поговорить о наших взаимоотношениях, для этого не обязательно провоцировать скандал. Я знаю, у тебя такой характер. Эмоциональный. Тебе легче сказать наболевшее в виде крика. Но я еще раз повторяю: ты можешь сказать мне совершенно все в спокойной форме. Я тебя пойму.
- А-а-а-а-а-а!!! - возгласила Чуб. - Вот видишь! Видишь! - обернулась она к Маше. - С ней совершенно невозможно разговаривать!
Маша, однако, видела совсем другое:
- Даша, но у тебя замечательная мама…
- Вот! Все так говорят! Все! - пришла в отчаяние дочь. - Замечательная! Да она хуже всех самых ужасных мам!
- Даша, - тихо спросила Маша, - ты мою маму видела?
- Да твоя в сравнении с моей - ангел, ангел! Нет, намного лучше, чем ангел, - нормальный человек! Если бы у меня была такая мама, как у тебя… Тебе нравится моя? О’кей! Решено! Давай махнемся не глядя! Мама, ты слышала, мы с Машей решили обменяться мамами? - с надеждой объявила она. - Я пойду жить к ее маме. А Маша будет жить с тобой.
Ее надежды не оправдались.
- Хорошо, пусть Маша поживет у нас. - Вероника подсунула дочери чашку с чаем. - Я заварила, как ты любишь, с мятой. Ешьте. А я пока пойду посмотрю, как там ваша несчастная… Кстати, как она пыталась покончить с собой?
Женщина с удовольствием закурила.
- Она вешалась! - рявкнула Даша. По ее округлым щекам ползли длинные слезы.
- Вешалась? - восхитилась Вероника. - Как Марина Цветаева!
- Да. И она тоже поэтесса!
- Тогда понятно, почему она решила повеситься. Быть поэтом - это практически невыносимо.
Даша демонстративно заткнула ладонями уши, открыла рот и извергла невыносимый и долгий крик.
Мать любовно погладила дочь по стокосой макушке, улыбнулась Маше и вышла из кухни.
В кармане у Чуб закричал конкурент. Продолжая орать, та изъяла мобильный, сморщилась, глядя на высветившийся номер, и, обиженно заглохнув, нажала кнопку.
- Да, Катя! - гавкнула она. - Да, загорелось. Какая-то тетка пыталась повеситься, и мы ее спасли…
- Тетка пыталась повеситься? - различила Маша далекий Катин голос. - И что нам это дает?
- Может, че-то и дает. Мы не знаем. Она пока спит.
- Ну, так будите ее и выясняйте скорей! У нас через два дня Суд. Оно нам надо…
Даша сбросила вызов и презрительно засунула трубу обратно в карман.
- Вот видишь, видишь! - слезливо проскулила она. - У нас через два дня Суд. Моя жизнь висит на волоске. А моя мать отказывается мне помочь!
- Послушай, Даша…
Машу смущало непродуктивное поведение подруги, и она изо всех сил старалась нащупать узел, развязав который, Землепотрясная смогла бы взглянуть на свою мать адекватно.
- Твоя мама, - осторожно спросила Ковалева, - она всегда была такой?
- Всегда! - с готовностью засвидетельствовала Даша. - Она никогда мне ничего не запрещала. Никогда не ругала. Даже когда я пьяная приходила. Даже когда я парней приводила. Даже когда я не приходила вообще! С таким воспитанием я могла вырасти кем угодно: алкоголичкой, наркоманкой, блядью…
- Но ты же выросла собой, - сказала Маша. - И ты очень… очень необычная. Я только сейчас поняла, чем ты отличаешься от всех нас - и от меня, и от Кати. Ты - свободна. Я не про то, что тебе все разрешали. Ты свободна внутри самой себя.
- Знаешь, - Даша вскинула на подругу злые глаза, - а я только сейчас поняла. Ты кошмарно похожа на мою мать!