* * *
Эту ночь Алмаз провел в их потайном месте в зарослях ивняка. Сюда привел его инстинкт, подсказывавший, что Роза, быть может, отыщет его здесь. Но она не пришла, и юноша, сдавшись усталости, в конце концов уснул. Проснулся он на рассвете, когда сквозь листву начал пробиваться бледный свет. Он сел, подтянув колени к груди, и задумался. При свете холодного, ясного утра Алмаз обдумывал свою жизнь, и она казалась ему чужой.
В конце концов он спустился к реке, в водах которой ему было дано подлинное имя. Первым делом он как следует напился, смыл с лица пот и грязь и постарался привести себя в порядок, а потом пошел через весь поселок к дому, стоявшему на взгорке - к дому, где жил его отец.
После первых радостных криков и объятий слуги принесли горячий завтрак, и мать усадила юношу за стол. Таким образом, с отцом, который поднялся с рассветом, чтобы отправить в Большой Порт Хавнора обоз с досками, Алмаз встретился, имея в своем активе полный желудок и холодное мужество в душе.
- Здравствуй, сынок! - По обычаю, отец и сын соприкоснулись щеками. - Значит, мастер Болиголов дал тебе отпуск?
- Нет, господин мой. Я ушел от него.
Несколько мгновений Золотой удивленно таращился на сына, потом наполнил тарелку и сел за стол.
- Ушел?.. - повторил он.
- Да, отец. Я понял, что не хочу быть магом.
- Гхм! - сказал Золотой с полным ртом. - То есть ты ушел сам? Просто захотел - и ушел? И даже не спросил разрешения учителя?
- Да, я ушел от него по своей собственной воле. И без его соизволения.
Золотой медленно жевал, сосредоточенно глядя в тарелку. Алмаз помнил только два случая, когда отец вот так неподвижно уставился в стол: в первый раз это было, когда лесничий сообщил о напавших на каштановые плантации вредителях, и во второй - когда отец обнаружил, что торговец мулами крупно его надул.
- Мастер Болиголов хотел, чтобы я отправился на остров Рок в Школу Волшебников и поступил в ученики к Мастеру Заклинателю. Он собирался отправить меня туда, но я решил не ехать…
После нескольких секунд молчания Золотой, так и не подняв взгляда от тарелки, спросил глухо:
- Почему?
- Потому что такая жизнь не по мне.
Последовала долгая пауза. Наконец Золотой покосился на жену, которая молча стояла у окна и прислушивалась к их разговору. Потом он перевел взгляд на сына. Постепенно выражение гнева, разочарования и растерянности на его лице уступило место довольной ухмылке. Казалось, еще немного, и Золотой подмигнет.
- Понимаю, - проговорил он. - Но что тебе нужно? Какой жизни тебе хочется?
Последовала еще одна пауза, совсем короткая.
- Самой простой, - сказал Алмаз. Его голос звучал совершенно ровно, и он не смотрел ни на отца, ни на мать.
- Ха! - воскликнул Золотой. - Что ж, сынок, скажу тебе по совести, я рад это слышать. - И он одним махом проглотил довольно большой пирожок со свининой. - Твой волшебный дар, учеба на Роке и прочее - все это казалось мне каким-то ненастоящим, что ли… Или, если быть точным, не совсем настоящим. Когда ты все-таки уехал, я, по правде сказать, вовсе перестал понимать, зачем все это… - Золотой сделал такой жест, словно хотел обнять весь поселок, все горы и холмы вокруг него. - Зачем я живу, зачем мое дело, для кого оно, - пояснил он. - Но теперь, когда ты вернулся, все снова обрело смысл. Понимаешь? Все встало на свои места. Но послушай, - вдруг спохватился Золотой, - ты действительно убежал от мага? И даже не сказал ему, куда направляешься?
- Нет, не сказал. Но я ему напишу, - промолвил Алмаз каким-то новым голосом, который звучал до странности невыразительно, почти холодно, но отец ничего не заметил.
- Ты уверен, что мастер Болиголов не будет сердиться? - уточнил он. - Говорят, все волшебники ужас до чего раздражительны. Они такие гордецы и не терпят, когда им перечат.
- Мастер Болиголов и правда разозлился на меня, - подтвердил Алмаз. - Но он не будет меня преследовать.
Алмаз оказался прав. Мастер Болиголов не только не стал ничего предпринимать, но, к несказанному удивлению Золотого, даже прислал остаток ученической платы юноши - ровно две пятых от первоначальной суммы. В свертке, доставленном одним из возчиков, ездивших в Южный Порт с грузом рангоутного дерева, оказалось и послание для Алмаза. "К Истинному Искусству приходят с цельной душой" - было написано в нем. На обороте кусочка пергамента - в том месте, где обычно ставится имя адресата - была начертана ардическая руна, означающая "Осокорь". Вместо подписи стояла руна, означавшая одновременно и растение болиголов, и "страдание".
Получив письмо, Алмаз долго сидел на мягкой кровати в своей уютной светлой спальне на втором этаже, краем уха прислушиваясь к тому, как мать что-то негромко напевает внизу, переходя из комнаты в комнату. Письмо мага лежало у него на коленях, и Алмаз снова и снова перечитывал его и рассматривал руны. Холодный, чуждый любым треволнениям ум юноши - а именно таким, спокойным и хладнокровным, Алмаз проснулся сегодня утром в ивовой роще - уже усвоил последний урок учителя. Больше никакой магии. Никогда. Впрочем, Алмаз и прежде не отдавался волшебству всем сердцем, всей душой. Оно было для него лишь игрой, которой он предавался вместе с Розой; теперь же Алмаз мог без сожаления оставить, выбросить из головы, позабыть даже слова Истинной Речи - подлинные имена вещей и людей, которые заучил в доме волшебника, хотя прекрасно сознавал и их красоту, и заключенную в них силу. Это были не его язык, не его стихия, и он расставался с прошлым едва ли не с радостью.
На этом языке Алмаз мог разговаривать только с Розой. Но он потерял ее - неосторожно выпустил из рук, и она упорхнула. Разбитое сердце, разделенная душа не знали истинных слов. Отныне Алмаз мог разговаривать только на языке долга - на языке прибыли и издержек, доходов и расходов.
И кроме этого - ничего. Когда-то у него были маленькие милые заклятия, яркие иллюзии, камешки, что превращались в мотыльков, и деревянные птички, которые умели на несколько минут взмывать в воздух на живых крыльях, но теперь он понимал, что выбора у него не было никогда. Перед ним лежала только одна дорога, и после многих месяцев скитаний в тумане собственных грез и надежд Алмаз снова вышел на нее.
* * *
Золотой был бесконечно счастлив, хотя вряд ли сознавал это.
- Теперь, когда наш старик получил назад свой драгоценный камешек, он стал мягким, словно только что взбитое масло, - сказал один возчик другому. А Золотой, не подозревая о собственной "мягкости", действительно думал только о том, как хорошо все в конце концов закончилось. Он даже купил каштановую плантацию в Реши (заплатив, кстати, гораздо больше, чем следовало, но зато она не досталась старому Лаубау из Истхилла), и теперь они с Алмазом собирались привести ее в порядок. На плантации между каштанами выросло довольно много сосен; их нужно было свалить и пустить на мачты, рангоуты и обшивку, а освободившееся место засадить молодыми каштанами. В глубине души Золотой надеялся, что новая плантация станет когда-нибудь такой же образцовой, как и знаменитая Большая Роща - своеобразная столица его каштанового королевства. Не сразу, разумеется, ведь каштаны и дубы не вымахивают за один сезон, как ива и ольха, но время у него было. Теперь Золотой мог позволить себе не торопиться. Алмазу едва исполнилось семнадцать, ему самому только-только минуло сорок пять, так что по любым меркам Золотой был мужчиной в самом соку. Правда, еще совсем недавно ему казалось, будто он начинает стареть, но это, конечно, было глупостью. Кто же говорит о старости в таком возрасте? Да и сын вернулся… Нет, он еще поработает. Кстати, старые деревья, которые плохо плодоносят, тоже нужно срубить вместе с соснами, ведь хорошая древесина для производства мебели всегда в цене.
- Так, так, так… - частенько говорил он жене. - За последние дни ты как будто снова помолодела. Что ж, ничего удивительного, раз твой дорогой птенчик вернулся… Не будешь больше хандрить да тосковать, а?..
Тьюли улыбалась в ответ и гладила его по руке.
Но однажды - вместо того, чтобы согласно улыбнуться - она сказала серьезно:
- Ты прав: я ужасно рада, что Алмаз вернулся, но…
Дальше Золотой слушать не стал. Он давно понял: нет такой матери, которая бы не волновалась за своих детей, как нет такой женщины, которая могла бы удовлетвориться тем, что у нее есть. Именно поэтому он никогда особенно не прислушивался к бесконечным жалобам Тьюли, сопровождавшим его на протяжении всей жизни. Ей, конечно же, казалось, что торговля - неподходящее занятие для мальчика, но Золотой был уверен: стань Алмаз королем Хавнора и поселись во дворце, Тьюли все равно осталась бы недовольна.
- Когда у него появится невеста, - промолвил Золотой в ответ на еше не высказанные слова жены, - он остепенится и успокоится. Можешь мне поверить. Жить с магами их жизнью, быть, как они - это кого хочешь собьет с толку. Но ты за нашего парня не беспокойся. Пройдет немного времени, и он поймет, что ему нужно. А уж тогда он своего не упустит.
- Хотелось бы надеяться, - вздохнула Тьюли.
- По крайней мере, он больше не встречается с ведьминым отродьем, - отрезал Золотой. - Наконец-то с этим покончено!