Однако некоторое время спустя ему вдруг пришло в голову, что Тьюли тоже больше не видится с ведьмой. На протяжении нескольких лет - вопреки всем его предупреждениям - женщины оставались близкими подругами, но теперь о Клубке не было ни слуху, ни духу. Для Золотого, впрочем, это явилось лишь еще одним подтверждением того, что женская дружба - вещь недолговечная, и он частенько подтрунивал над Тьюли, не особенно заботясь о том, чтобы щадить ее чувства. Однажды, увидев, как жена сыплет мяту и цветки пижмы в сундуки и комоды, чтобы предохранить одежду от моли, Золотой сказал:
- Почему бы тебе не попросить свою подружку-ведьму, чтобы она прогнала моль? Или вы больше не дружите?
- Нет, - негромко ответила Тьюли.
- Что ж, по совести сказать, я только рад этому, - откровенно признался Золотой. - Кстати, что там за история с ее дочерью? Я слышал, она сбежала с бродячим жонглером, это верно?
- С музыкантом, - поправила Тьюли. - Еще прошлым летом.
- Вечеринка… - сказал Золотой. - Пора устроить добрую вечеринку с развлечениями, танцами и музыкой. Тебе исполнится девятнадцать, парень, это стоит отпраздновать!
- Но я должен ехать в Истхилл с обозом Сула.
- И слышать ничего не желаю! Ты отлично поработал, имеешь право отдохнуть, а Сул и один прекрасно справится. Если хочешь, наймем музыкантов… Кто, ты говорил, самый лучший в округе? Тари и его команда?
- Я не хочу ничего праздновать, отец, - сказал Алмаз и поднялся, играя мускулами, как хороший конь. Он уже перерос отца, поэтому когда юноша вставал или совершал какое-то резкое движение, это неизменно производило внушительное впечатление. - Я поеду в Истхилл, - добавил он и вышел из комнаты.
- Что это с ним? - спросил Золотой у Тьюли. Вопрос был чисто риторическим, и Золотой вовсе не ждал ответа, но он его получил: Тьюли посмотрела на мужа и ничего не сказала.
Когда Золотой ушел, Тьюли отправилась на поиски сына. Она нашла его в рабочей комнате, где Алмаз просматривал бухгалтерские книги. Бросив взгляд на раскрытую страницу, Тьюли увидела длинные колонки имен и столбики цифр, означавших приход и расход, прибыль и издержки.
- Алмаз!.. - позвала она негромко, и Алмаз поднял голову. Его лицо было по-прежнему круглым и румяным, как персик, но скулы стали массивнее, а в глазах пряталась невысказанная печаль.
- Я не хотел ранить его чувства, - сказал он. - Но…
- Если уж твой отец решил устроить праздник, он будет стоять на своем, - вздохнула Тьюли, опускаясь на табурет рядом с его стулом, стоявшим перед высокой конторкой. Их голоса были очень похожи - высокие и звучные, - и в обоих слышалась одинаковая глубина, одинаковая сдержанная грусть.
- Я не могу, мама!.. - начал Алмаз и, запнувшись, продолжал торопливо: - Я действительно не хочу ни веселиться, ни танцевать. Неужели он этого не понимает?
- Но он думает о тебе, - кротко, с любовью возразила Тьюли. - Отец хочет, чтобы ты нашел себе невесту.
- Мне не нужна невеста.
- Я знаю.
- Все дело в…
- Все дело в музыке, - сказала наконец Тьюли.
Алмаз кивнул.
- Милый мой! - воскликнула Тьюли с неожиданной страстью в голосе. - Милый мой, ты не должен отказываться от того, что любишь! Для этого нет никаких причин!
Вместо ответа Алмаз взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Некоторое время они сидели рядом и молчали, потом юноша заговорил.
- Некоторые вещи просто не сочетаются между собой. Никак не сочетаются, и все тут!.. Я знаю - они должны, но почему-то ничего не выходит. Наконец-то я это понял. Когда я уходил от мастера, мне казалось, я смогу делать все, что захочу - заниматься магией, сочинять музыку, быть добрым сыном, любить Розу… Но из этого так ничего и не получилось. Эти вещи не смешиваются, как не смешиваются масло и вода.
- Ты ошибаешься, - мягко возразила Тьюли. - Ты еще молод и не знаешь, как все в мире связано между собой, перепутано…
- Быть может, так оно и есть - для женщин. Но я… я просто не могу, не умею делить свое сердце между одним, другим, третьим. Душа должна быть цельной, - повторил он слова мага, - а у меня…
- Это у тебя-то не цельная душа? У тебя, который оставил магию только потому, что знал: если ты этого не сделаешь, то когда-нибудь предашь ее - предашь все, чему посвятил жизнь!
Слова матери потрясли Алмаза. Он даже вздрогнул, но ничего не возразил.
- Чего я не пойму, - добавила Тьюли, - это почему ты оставил музыку.
- По той же причине. Для музыки тоже нужна цельная душа. Я не могу играть на арфе сразу после того, как торговался с продавцом мулов. Я не могу исполнять древние песни о героях и прикидывать, сколько надо заплатить сборщикам орехов, чтобы они не ушли от нас к Лаубау! - На этот раз его голос чуть заметно вибрировал, а вместо печали в глазах вспыхнул гнев.
- И поэтому ты сам себя заколдовал, - с горечью покачала головой Тьюли. - Совсем как волшебник, у которого учился. Ради собственной безопасности ты привязал себя к мулам, торговцам, сборщикам орехов и вот к этому… - она небрежно и резко ударила по раскрытым конторским книгам со списками поставщиков и покупателей. - Ты наложил на себя заклятие тишины, сын!
После долгой паузы, юноша спросил:
- Но что еще я мог сделать?
- Этого я не знаю, милый. Я тоже хочу, чтобы тебе ничто не угрожало. Твой отец очень гордится тобой, и мне приятно видеть его счастливым, но я хочу, чтобы ты тоже был весел и счастлив. И не страдал… Не знаю, сынок, наверное, ты и прав. Наверное, мужчины действительно устроены так, что для них может существовать только что-то одно. И все же мне очень жаль, что больше я не слышу твоих песен.
Слезы покатились по щекам Тьюли. Они обнялись, и Алмаз, гладя мать по густым, блестящим волосам, попросил у нее прощения за резкие, жестокие слова и добавил, что она - самая добрая мама на свете. Потом Тьюли ушла, но, прежде чем покинуть комнату, она обернулась и сказала:
- Пусть у отца будет праздник, Ал. Пусть и у тебя будет праздник, хорошо?
- Хорошо, - ответил Алмаз, чтобы успокоить ее.
Золотой взял на себя все заботы о пиве, угощении и фейерверках, предоставив Алмазу нанять лучший бродячий оркестр.
- Разумеется, я приведу всех своих музыкантов, - сказал ему Тари. - Нужно быть дураком, чтобы упустить такой шанс! На праздник, который устраивает твой отец, сбегутся все флейтисты, сколько их есть на Западном Хавноре - и просить никого не понадобится.
- Можешь передать им, что плату получат только твои люди.
- О-о, они соберутся не ради денег, а ради славы, - надменно сказал арфист - высокий худой мужчина лет сорока с длинным, выпяченным подбородком и бельмом на глазу. - Кстати, не хочешь ли и ты сыграть с нами? До того, как ты ударился в торговлю и начал зашибать деньгу, ты неплохо справлялся и с арфой, и с дудкой. Да и голос у тебя должен быть что надо, если только ты над ним работал.
- Не знаю, вряд ли… - Алмаз покачал головой.
- Я слышал, девчонка, которая тебе нравилась - ведьмина Роза, - странствует с Лэбби. Они, конечно, тоже появятся…
- Ладно, увидимся на празднике, - перебил его Алмаз и отошел - высокий, красивый и безразличный.
- Парень-то стал чересчур важным, не хочет даже поболтать со старым приятелем, - пробормотал Тари ему вслед. - А ведь это я научил его всему, что должен знать настоящий арфист. Впрочем, богатым эта наука все равно ни к чему…
Злорадное ехидство Тари ранило Алмаза неожиданно глубоко, и от мыслей о предстоящей вечеринке он даже потерял аппетит. Какое-то время он надеялся, что заболеет и не сможет присутствовать на празднике, но когда настал назначенный день, Алмаз как ни в чем не бывало принимал гостей. Его присутствие не было таким заметным, таким очевидным, таким бьющим в глаза, как присутствие его отца, но все же он улыбался и танцевал, как все. Его приятели детства тоже пришли; казалось, половина из них успели связать себя брачными узами с другой половиной, однако это не было помехой для легкого флирта, и рядом с Алмазом неотлучно находилось несколько прелестных особ женского пола.
Он выпил немало превосходного пива с пивоварни Геджа и обнаружил, что вполне способен слушать музыку, особенно если под нее танцевать и при этом переговариваться и шутить с друзьями. Поэтому Алмаз сначала станцевал со всеми прелестными девушками по очереди, а потом стал хватать тех, кто подворачивался под руку; подворачивались же ему все одни и те же, ибо незамужние красотки ходили за ним буквально по пятам.
Из всех праздников, что когда-либо устраивал Золотой, самым грандиозным был, без сомнения, этот - с танцевальным павильоном, воздвигнутым на деревенском лугу неподалеку от его дома; со специально натянутым шатром, в котором пожилые гости могли посидеть за столами и насплетничаться всласть; с подарками для детей; с бродячими кукловодами и жонглерами, некоторые из которых были наняты заранее, а некоторые явились без приглашения в надежде перехватить несколько медяков и угоститься бесплатным пивом. Впрочем, странствующих артистов притягивал любой праздник. Но здесь и незваным музыкантам были рады.
На холме под раскидистым дубом, где собралась небольшая группа людей, сказитель исполнял под аккомпанемент гудящей волынки песню о подвиге Повелителя Драконов. Оркестр Тари, состоявший из арфы, маленькой флейты-пикколо, скрипки и барабана, удалился, чтобы немного отдышаться и промочить горло, и на эстраду танцевального павильона тут же поднялась новая группа музыкантов.
- Эй, это же ребята Лэбби! - воскликнула очередная деревенская красавица. - Пойдем, послушаем… В наших краях лучше музыкантов не сыщешь!