Кляйну до сих пор не приходилось видеть мертвецов так близко. Они с Захариасом сидели на ротанговых креслах в вестибюле гостиницы, среди пальм в горшках. Кляйн украдкой поглядывал на собеседника. Джиджибой говорил, что заметить почти невозможно, и был прав. Можно только почувствовать. Взгляд недостаточно подвижный, это всем известно; намек на восковую бледность под румянцем, но если не знать заранее, не поймешь. Кляйн попытался представить краснолицего рыжеволосого археолога, нарушителя покоя курганов, в постели с Сибиллой. Что в таких случаях делают покойники? Даже Джиджибой не знает точно. Он что-то говорил про руки, глаза, шепот и улыбки - насчет гениталий Джиджибой сомневается.
Он любовник Сибиллы, сказал себе Хорхе Кляйн. Почему мне от этого так плохо? Мыс Сибиллой не хранили абсолютной верности друг другу - в наши дни все так живут. Но почему я уверен, что меня победил - разбил на голову - покойник?
- Невозможно? - переспросил Кляйн.
- Она сказала именно так.
- Неужели я не могу поговорить с ней? Всего десять минут.
- Это невозможно.
- Хорошо. Я хочу посмотреть на нее, всего несколько секунд. Просто хочу узнать, как она выглядит.
- Вам не кажется унизительным тратить столько сил ради взгляда издалека?
- Кажется.
- И вы все равно хотите?
- Да.
- Ничем не могу вам помочь. Мне очень жаль, - вздохнул Захариас.
- Может, Сибилла слишком устала с дороги и завтра передумает?
- Не знаю. Почему бы вам не подойти завтра?
- Вы… были очень любезны, спасибо.
- Denada.
- Не хотите выпить?
- Спасибо, - покачал головой Захариас. - Я не пью с тех пор, как… - Он улыбнулся.
Между тем, от рыжего археолога попахивало. Виски? Ладно. Что остается Хорхе Кляйну? Он уйдет.
Водитель, ожидавший Кляйна у гостиницы, высунул голову в окошко такси.
- Может, прогулку по острову, сэр? - с надеждой спросил он. - Гвоздичные плантации, стадион.
- Видел уже, - ответил Кляйн. Потом пожал плечами: - Хорошо, давайте на пляж.
Вечер он провел, глядя на мелкие бирюзовые волны, лижущие розовый песок. Наутро Кляйн вернулся к отелю Сибиллы, но там уже никого не было. Все пятеро улетели в Дар-эс-Салам вчера вечером, извиняющимся тоном объяснил клерк у стойки. Когда Кляйн захотел позвонить, клерк указал ему на древний аппарат в нише у бара.
- Что происходит? - потребовал Кляйн, дозвонившись до Барвани. - Вы говорили, они останутся не меньше чем на неделю!
- Увы, сэр, ни на что нельзя полагаться, - печально ответил Барвани.
4
Что впереди? Чего ожидать от будущего? Я не знаю и не предвижу. Когда паук бросается с потолка вниз, он видит перед собой лишь бесконечную пустоту, в которой не найти опоры, сколь бы широко он не расставлял ноги. Природа не позволяет ему ничего иного. Точно так же и я: вижу перед собой лишь пустоту; вперед меня движут лишь законы за моей спиной; жизнь вывернута наизнанку, ужасна и непереносима.
Серен Кьеркегор. Или - или
- Если речь идет о смерти, кто может сказать, как будет правильно, мой друг? - Джиджибой улыбнулся, - Когда я был мальчишкой в Бомбее, наши соседи-индусы еще практиковали сати. Это когда вдову сжигают на погребальном костре ее мужа. Не слишком ли много мы взяли бы на себя, назвав их варварами? Но мы их так называли. - В глазах Джиджибоя вспыхнули озорные искорки, - Когда они не могли нас слышать. Не хочешь ли еще карри?
Кляйн поймал себя на желании вздохнуть. Он уже наелся, и блюдо оказалось для него нестерпимо острым, но гостеприимству Джиджибоя нелегко было противостоять: при всей внешней ненавязчивости оно подавляло. Отказ показался бы самому Кляйну богохульством, и он покорно кивнул. Взяв большую ложку, Джиджибой с улыбкой поднялся из-за стола, и на тарелке Кляйна немедленно появилась горка риса, тут же спрятавшаяся под остро приправленным мясом ягненка. Жена Джиджибоя, хотя ее ни о чем не просили, вышла на кухню, вернулась с запотевшей бутылкой "Хейнекена" и поставила пиво перед Кляйном, лукаво улыбаясь. Эта два парса - замечательные хозяева и понимают друг друга без слов.
Красивая пара, даже удивительная. Джиджибой высокий и стройный, нос у него орлиный, кожа очень смуглая, волосы черные как смоль, великолепные усы, руки и ноги небольшие и деликатные. Всегда вежлив и сдержан, двигается порывисто, почти нервно. Кляйн сказал бы, что ему пятый десяток, но ошибиться можно лет на десять в любую сторону. Жена - как ее зовут? - гораздо моложе, почти такая же высокая, гораздо светлее мужа и с великолепными формами. Всегда одета в шелковое сари. Сам Джиджибой предпочитает западный деловой костюм, только эта пиджаки и галстуки лет двадцать как вышли из моды. Кляйн ни разу не видел ни его, ни ее с непокрытой головой: хозяйка всегда в белом льняном платке, хозяин - в парчовой ермолке, что делает его похожим на левантийского еврея. Детей нет, но им хватает друг друга: совершенный союз, когда два человека образуют единую и неделимую сущность. Точно также, как Хорхе Кляйн и Сибилла в свое время.
- А у вас как принято?.. - поинтересовался Кляйн.
- О, совсем по-другому, оригинальнее не придумаешь! Ты знаком с нашими погребальными обычаями?
- Оставлять покойников на поверхности?
- Древнейшая схема повторного использования, - кивнула супруга Джиджибоя.
- Башни молчания, - сказал хозяин, отходя к широкому окну гостиной, откуда было видно море ослепительных огней Лос-Анджелеса.
Дом Джцджибоя, сплошь стекло и красное дерево, стоял на сваях на самом гребне Бенедикт-Кэньон, сразу под Малхолландом. Отсюда видно все - от Голливуда до Санта-Моники.
- В Бомбее этих башен пять, - продолжал Джиджибой. - Они идут по горной гряде Малабар-Хилл, откуда видно Аравийское море. Им не одна сотня лет. Это круглые платформы диаметром около трехсот футов, окруженные стеной двадцати или тридцати футов в высоту. Знаешь, что делают, когда парс умирает?
- Не так много, как хотелось бы.
- Когда парс умирает, профессиональные носильщики несут его к одной из башен на железных носилках. Похоронная процессия движется следом; люди идут парами, каждую пару соединяет белый платок, который они держат в руках. Это очень красиво, дорогой Хорхе. В каменной стене есть ворота, через которые усопшего заносят внутрь. Кроме носильщиков, никто не имеет права заходить в ограду башни. Круглая платформа внутри выложена большими каменными плитами и состоит из трех кругов с неглубокими выемками для тел. Снаружи кладут мужчин, в среднем кругу - женщин, а во внутреннем - детей. В садах вокруг башен, на высоких пальмах, гнездятся стервятники. Как только усопшего кладут на место упокоения, они поднимаются в воздух. Спустя час или два от мертвеца остаются одни кости. Потом, когда кости высохнут на солнце, их сбрасывают в глубокий колодец в центре платформы. Бедные и богатые вместе обращаются в прах.
- И всех парсов хоронят именно так?
- Вовсе нет. Ты ведь знаешь, древние традиции рушатся в наши дни. Молодежь нередко предпочитает кремацию и даже обычное погребение в земле. Но многие из нас по-прежнему находят древний обычай прекрасным.
- Прекрасным?
- Захоронение в земле во влажном тропическом климате способствует распространению опасных болезней, - негромко объяснила хозяйка. - Предавая тело огню, мы пускаем на ветер то, из чего оно состоит. Голодные же птицы управляются с останками быстро и чисто, и ничего не пропадает из круговорота веществ: Разве это не окончательное равенство, когда кости всех членов общины смешиваются в общем колодце?
- Стервятники не разносят заразу?
- Нет, - решительно ответил Джиджибой. - Нашими болезнями они не болеют.
- Значит, вы оба хотите, чтобы ваши тела перевезли в Бомбей, когда… - Кляйн поперхнулся. - Видите, как ваш огненный карри влияет на мои манеры! - Кляйн выдавил кривую улыбку, - Простите! Гость в доме интересуется похоронными планами хозяев.
- Смерть нас не пугает, дорогой друг! - Д жид жибой негромко рассмеялся. - Стоит ли говорить, что она естественна? Приходим на время, уходим навсегда. Когда придет наш срок, мы удалимся в Башню молчания.
- Гораздо лучше "ледяного города", - добавила хозяйка неожиданно резко.
Кляйн раньше не замечал за ней такой эмоциональности.
Отвернувшись от окна, Джиджибой грозно посмотрел на супругу; такое Кляйн тоже увидел впервые. Ему показалось, что нити стройной паутины изысканной вежливости, которую хозяева плели весь вечер, рвутся и путаются. Явно нервничая, Джиджибой составил в стопку пустые тарелки.
- Она не хотела тебя обидеть, - сказал Джиджибой после неловкой паузы.
- Что же тут для меня обидного?
- Та, кого ты любишь, выбрала для себя "ледяной город". Моя супруга выразила отвращение к этому пути, и это можно счесть недопустимой невежливостью.
- Она имеет право относиться к идее воскрешения как угодно. Мне только странно… - Кляйн замялся.
- Что именно?
- Неважно.
- Не стесняйся, мы же старые друзья.
- Мне хотелось бы понять, - начал Кляйн, осторожно подбирая слова, - не слишком ли тебе тяжело посвящать всю жизнь мертвым? Изучаешь, душу на них тратишь, ничем другим не занимаешься, в то время как твоя жена относится к обитателям "ледяных городов" с презрением и отвращением. Если мертвецы ей омерзительны, не отталкивает ли твоя работа вас друг от друга?
- Ну, если ты об этом… - Джиджибой явно успокоился. - Мне идея воскрешения нравится еще меньше, чем ей.