Зимин хмурился. Белов был одним из самых значительных агентов, он давал в особый отдел максимум информации. Другим таким же ценным источником был рядовой первого ТПБ Свиридов - он был менее осведомлён, чем Белов, зато работал по вдохновению: ему нравилось быть сексотом, он ощущал волнение и гордость от осознания собственной тайной значимости, а кроме того, он обладал острой наблюдательностью и бойким изворотливым умишком. Зимин подумал, что, видимо, придется привлечь Свиридова… Да, пожалуй. Остановившись на том, он временно отложил эту проблему и занялся вопросами бюрократическими. До двадцать пятого числа нужно было отправить вверх по начальству чёртову уйму отчётности, и сроки уже подпирали… Механически заполняя цифрами графы разнообразных бланков, капитан думал о непонятном поведении Белова, и почему-то продолжала пробиваться мысль о Раскатове, и, в конце концов, он оставил повара и попытался вспомнить облик караульного… не получилось. Нет, не знал он такого, не помнил.
Отложив в сторону ручку, Зимин с неудовольствием посмотрел на испачканные указательный и средний палец (донесению полагалось быть заполненным чёрными чернилами), встал, открыл окно и закурил. Неизвестный ему рядовой Раскатов вместе со своим ночным говорением никак не шёл из головы.
Штатские могут сколько угодно потешаться над такими словами, как "осторожность" и "бдительность", сколько угодно язвить по поводу глупости и шпиономании - на то они и штатские, и обижаться на них нечего. Откуда им может быть известно, как бывает?.. А капитан Зимин знал, как оно бывает. Кем оказываются раскрытые агенты как завербованные, так и нелегалы: таксистами, дворниками, милиционерами… И то, что презрительному интеллектуалу кажется неостроумным детективом, для контрразведчика самая что ни на есть обычная, скучная даже реальность, будни.
Надо прощупать, - твёрдо решил капитан, по обыкновению тщательно притушивая сигарету. - Прощупать этого Раскатова. Просмотреть документы, личный контакт… он из СКР, значит, в карауле… это легче… проверка несения службы.
Собрав готовые донесения, Зимин отнёс их на подпись к комбригу. Увидев в коридоре второго этажа слоняющегося без дела командирского водителя, отправил его за Симаковым, удачно вспомнив в этот момент о происшествии в карауле сутки тому назад, когда дурак-часовой залупил двумя патронами в пулеулавливатель, а такой же дурак-сержант, стоя рядом, считал ворон. Собственно говоря, можно было просто приказать солдату сбегать за старшим лейтенантом, но это не была бы чистая работа - пусть ненадолго, но всё же в мозгах у Терентьева зашевелились бы зряшные мысли: зачем вызвал?.. что понадобилось?.. - и родились бы ложные, но совершенно не нужные рядовому бойцу умозаключения. А так всё четко и ясно: начальник особого отдела вызывает командира роты на клистир - и тишь и гладь в солдатской голове. Капитан Зимин был эстет своего дела.
Спустившись к себе, он мимолётно глянул в зеркало и сунул подписанные командиром донесения в сейф: время было к пяти, и секретчица, конечно, уже запирала своё хозяйство, торопясь на автобус. Зимин улыбнулся.
Зав секретным делопроизводством части Тамара Львовна Гуляева была, как и все женщины, любопытна и корреспонденцию, проходящую через свои руки, читала с увлечением - да вот только беда: любопытного там было не так уж много, обычно речь шла о количестве бензина или каких-то труб, или противогазов, пропади они пропадом. Грозные приказы с описанием чрезвычайных происшествий и раздачей слонов на головы провинившихся читать было уже значительно интереснее, но более всего хотелось Тамаре Львовне запустить глаз в переписку начальника особого отдела. Просто свербило у неё от такого желания, но капитан Зимин - чтоб ему пусто было! - являвшийся всегда с противной улыбкой и странными фразами типа "Примите телеграмму от братьев Карамазовых", этот чёртов Зимин неизменно приносил свои бумаги, заклеенными в конверт, на котором было напечатано на машинке, допустим, так: "Донесение по форме А-16/к"
- и секретчице ничего не оставалось, кроме как, дополнив это донесение сопроводиловкой, вкладывать конверт в другой, больший, прошивать и опечатывать. Честно говоря, никакой нужды в капитанском конверте не было, но Зимин забавлялся, глядя на бессильное клокотание секретной дамы, и смеху ради усугублял это клокотание, с многозначительным видом выдавая дурацкие афоризмы, в которых, как он проницательно догадывался, Тамара Львовна тщетно пытается отыскать глубинное содержание. Всё это было тем занятнее, что доводись Тамаре Львовне всё-таки заглянуть в донесения, она была бы жестоко разочарована, не обнаружив там ничего, кроме цифирек, расписанных по квадратикам. Но начальник особого отдела не спешил разочаровывать секретчицу.
Вспоминая это, Зимин длинно и как-то посторонне улыбался, вся джентльменская ретушь куда-то ушла с его лица, и сразу стало видно, что никакое оно не английское, а вовсе русское - и если б кто-либо из сослуживцев увидел его в эту минуту, то, наверное, тоже бы улыбнулся, неожиданно поняв, что капитан молод, и что жизнь в нём играет так же, как и в любом другом человеке, что он не прочь созорничать, да и что он просто неплохой парень, только должность сделала из него такого вот гуся.
В дверь кабинета постучали, Зимин спохватился и моментально вернулся в свой имидж. Это явился Симаков. Офицеры побеседовали, и Симаков ушёл. А капитан теперь глядел на подчёркнутую жирной линией надпись "Раскатов -?" и постукивал ручкой по столу. А через несколько секунд перестал постукивать. Потому что его посетила мысль - простая, как кирпич на голову. А вдруг этот самый Раскатов, - подумал Зимин, - какой-нибудь там чуваш или мордвин? И говорил во сне по-своему - по-чувашски или мордовски… Имена-то и фамилии у них русские… А Левашов, как он говорит, английский от узбекского не отличит… Да. Хорошее объяснение. Простое.
Зимин поднялся, походил туда-сюда по кабинету и остановился у окна, невидяще упёршись взглядом в промозглые сумерки. И понял, что ему не хочется, чтоб всё объяснилось так обидно просто. Хотелось тайны.
Он вспомнил свои походы по лесу. Там было это - необъяснимое, где-то вроде рядом, но не давалось в руки, отступая за стволы деревьев, маячило, потрескивая в малом отдалении валежником, и было не понять где - спереди ли, сзади, слева, справа…
Вдруг захотелось в лес, да так, что капитан, не зная сам зачем, схватил фуражку и выскочил из кабинета, опамятовавшись уже на полпути к выходу из штаба. Стало неловко - хорошо, что никого в кабинете не было. "Мальчишество", - сердито подумал он про себя, но всё же вышел на крыльцо покурить. Курил, смотрел. Дождь перестал, и туман вроде бы как отошёл, но опустились сумерки, всё уже в зыбкой полумгле… Мимо устало прошагал сменившийся с наряда караул; его начальник, лейтенант, завидев руководство, аж издалека выкатил глаза, растворил рот и начал забирать воздух в грудь, чтобы гаркнуть: "Смирррно, рравнение нна-право!!" - но Зимин махнул рукой, и строй прошёл мимо, тяжело ступая, - осунувшиеся хмурые лица, приоткрытые рты, потухшие глаза… Взгляд Зимина отыскал Левашова: тот шагал в такт со всеми, так же устало, опустив голову, не глядя по сторонам. Колонна повернула направо, за угол здания, топот вскоре затих. Капитан бросил окурок в урну, сдержанно зевнул. Вдалеке тревожно гукнул локомотив, долетел приглушённый расстоянием перестук колёс. Справа резко дунул холодный ветер, и Зимин поспешил войти в здание. Идя к себе, он решил, что сегодня обязательно познакомится с Раскатовым воочию, если документы ничего не прояснят. С этой мыслью он отпер кабинет, включил настольную лампу и сел работать с очередной порцией донесений.
Он увлекся, и когда в дверь постучали, удивился, обнаружив, что уже семь часов. Прибыл Симаков, принёсший истребованные капитаном документы на трёх своих солдат. Гусев и Петренко Зимина, конечно, не интересовали, их он приплел к этому делу, наводя тень на плетень. Просмотрел список личного состава и выбрал две фамилии наугад… Ротный предъявил учётные карточки и медицинские книжки, а характеристики только на двоих. "На Петренко этого документа не было, военкоматчики не прислали", - извиняющимся тоном пояснил Симаков. "Ну и ладно, нет так нет", - сказал Зимин, и не стал мытарить старшего лейтенанта, отпустив его. Затем запер дверь и приступил к изучению документов.
Взяв учётную карточку Раскатова, он тут же отыскал в ней графу "национальность"… Русский! Загадка не исчезла, и душа приятно затревожилась перед ней. Азарт охотника, идущего по следу.
Так. Раскатов Александр Викторович. Русский… год рождения… так… призван Северо-Восточным окружным военкоматом… военкоматом города… ага, Урал… "крупный промышленный центр… стратегический узел…" промелькнули в памяти странички "Справочника офицера"… Так. Состав семьи: отец, мать, брат… несовершеннолетний. Место работы - приборостроительный завод, электромеханик… А образование у него?.. техникум, среднее специальное, значит.
Проштудировав карточку, Зимин не нашёл в ней ничего необычного - разве только то, что парень сразу же попал в войска, минуя учебку. Для человека, имеющего за плечами техникум, это не совсем характерно… хотя и ничего странного в этом нет. Бывает такое сплошь и рядом, в военкоматах этих, действительно, сплошное уродство… Ну-с, ладно, дальше… Он просмотрел медицинскую книжку, выругав мимоходом врачей за почерк, но всё же разобрал, что Раскатов А. В. ничем серьёзным не болел ни в детстве, ни в юности, а в медсанчасть бригады обращался один раз, прошлой весной, в марте, с жалобой на насморк, жар и недомогание. Был констатирован грипп, выписаны лекарства, латинские названия коих капитан выяснять не стал, и назначен стационарный режим, по истечении которого, через неделю, рядовой Раскатов был отправлен в родную роту бодрым, здоровым и полноценным солдатом. Всё.