- Бесконечный? - спросила Гретель, широко открыв свои большие глаза, и Гензель с опозданием вспомнил, что история про бесконечный горшочек - не для маленьких девочек. И уж точно не для девочек, которые читают в десять лет "Классические генетические модели" Менделя.
Гензель ожидал, что Гретель по своему обыкновению сморщит нос. Но она неожиданно попросила:
- Расскажи.
Она никогда не капризничала, ничего не требовала, да и просила редко. А уж чтобы просила рассказать историю… Гензель подумал, что нынешнее приключение в лесу изменило не только его.
- Жила-была в Шлараффенланде одна девочка, - неохотно заговорил он, внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не пропустить очередной опасности. - Было ей десять лет, как тебе сейчас. И тоже очень любила набить живот… поесть то есть. Все, что ей Мачеха давала, съедала враз! И все равно жаловалась, что ее не кормят вдосталь…
- И вовсе я не такая обжора! - возразила Гретель, поджав губы. Сказано это было с такой детской обидой, что Гензель едва не засмеялся. Вот тебе и "Классические генетические модели", вот тебе и Мендель…
- Ладно, значит, ты совсем не похожа на эту девочку. Это была совсем другая девочка, ясно? У нее была большая семья - отец, бабка, тетка, пять братишек и пять сестричек. Все работали на фабрике и получали свои порции, и только она одна постоянно ныла, что кормят ее хуже прочих.
Мы совсем не похожи, - решила Гретель, немного успокоившись. Рассказывай дальше, братец.
Буду, если ты не станешь меня перебивать! - Гензель попытался повторить выражение отца, которого он сам отрывал от рассказа, но едва ли у него это хорошо вышло. Махнув рукой, он стал рассказывать дальше: - Однажды Мачеха наказала ей сходить по одному поручению в соседний город. Пошла она по дороге мощеной и встретила на окраине старуху. Старуха была страшной, зубы до пояса, косы нечесаные до земли, глаз один, а зубов вообще нет. "Здравствуй, девочка, - прошамкала старуха. - Ты еще не знаешь, что свет Человечества сегодня озарил твою дорогу, ибо я - геноведьма и могу выполнить любое…"
- Это выдумки все, - не по-детски решительно сказала Гретель. - Неправильная история, нечестная.
- Геноведьмы - это никакие не выдумки! - решительно возразил Гензель. - Я от самого священника слышал в церкви. Это те, кто, не имея прав, занимается генным волшебством, портит людям кровь и внутренности… Вот ты, если свои глупости не бросишь, точно геноведьмой станешь! Потому что квартеронам такая милость не положена, не берут их в цех геномастеров!
Гретель досадливо дернула головой так, что белые волосы, давно не чесанные и грязные, разлетелись в стороны.
- И вовсе я не про это! Геноведьмы не бывают страшными! Они же генами занимаются. И всем, что… внутри. Все живое им послушно. Значит, и свое тело они могут менять как вздумается!
- Всем известно, что они страшные, - не согласился Гензель. - Это потому что они от света Человечества отвернулись и всякие незаконные генетические зелья на себе испытывают. Оттого они гадкие, как столетние жабы!
- Если я стану геноведьмой, то такой не буду.
- Геноведьмой она станет!.. - рассердился Гензель почти взаправду. - На костер захотелось? Будто не знаешь, что с геноведьмами делают!
Гретель засопела, потом сказала:
- Так то у нас, в Шлараффенланде… Я слышала, в других городах геноведьм не жгут. А некоторые даже в почете и золоте…
- Цверги тоже в золоте живут, - насмешливо сказал Гензель. - Только водиться с ними желающих маловато. А ты, юная геноведьма, раз меня слушать не хочешь - и не слушай.
Сопротивление Гретель длилось недолго.
- Хочу, - кивнула она. - Рассказывай дальше, братец.
- То-то… Была та геноведьма страшна и уродлива на вид, и сказала она девочке: "Радуйся, ибо я могу выполнить любое твое желание". Глупышка не знала, что нельзя связываться с геноведьмами, потому как любое твое желание они вывернут так, что себе дороже будет. И сказала она геноведьме: "Сделай так, чтобы у меня всегда была еда!" Геноведьма усмехнулась беззубым ртом и сказала: "Будь по-твоему, девочка. Вот тебе волшебный горшочек. Он делает кашу из протеинов, аминокислот и глюкозы, да такую вкусную, какой ты вовек не едала. А включить его просто - скажи "Горшочек, вари!" - и он будет варить в автономном режиме. А скажешь "Горшочек, не вари!" - он и перестанет". Обрадовалась девочка, что каши теперь будет вдосталь, схватила волшебный горшочек и, не поблагодарив геноведьму, побежала со всех ног домой. А горшочек был механизированным и сложным, с ногами, кнопками и сенсорами. И таким большим, что человек внутрь поместился бы. "Много каши будет!" - обрадовалась девочка и домой его потащила…
- Если он из железа и с механикой, то какой же он генетический? - возразила Гретель. - Это же машинерия, а не геноволшебство.
Гензелю не хотелось спорить, поэтому он сказал:
- Снаружи он был железным, а внутри - генетическим, ясно? Что, не бывает так, скажешь?
Гретель задумалась.
- Бывает иногда. Вот стражники в городе, например. Они генетически измененные, но немножко и мехосы. Это когда живые кусочки мяса с железом объединяются…
Гензель не любил, когда прерывали его истории.
- Вот и котелок был таким, ясно? Принесла его девочка домой и сказала: "Горшочек, вари!" Тот зажужжал, ногами задрыгал и стал кашу варить. Сытную, жирную, вкусную, такую, что пальчики оближешь…
Зря это он про кашу. Собственный желудок, на время было замолкший, вновь стал посылать тревожные и болезненные сигналы. Оставалось только догадываться, каково приходилось Гретель. Но, так или иначе, историю нужно было закончить. Во-первых, не годится обрывать на полуслове, во-вторых, кто знает, может, Гретель из нее что-то и вынесет, геноведьма курносая…
- Покушала девочка сама вволю, как никогда не ела. Но, хоть кашу горшочек варил и варил, родни своей не угостила. Ни отца, ни бабку, ни тетку, ни пятерых братишек, ни пятерых сестренок. Решила - чего с ними делиться?.. Горшочек, может, и волшебный, а вдруг соврала геноведьма, вдруг каша в нем закончится?
- Каша не может сама из воздуха браться… - громко возразила Гретель, но Гензель так взглянул на нее, что она поспешно замолчала. И правильно. Пусть учится уважать старших, а не книги свои геномагические листать.
- Поела девочка каши и ушла гулять, сытая, счастливая. А горшочек не выключила, не сказала ему: "Горшочек, не вари!" Пусть, решила она, работает весь день напролет, пусть варит вкусную рассыпчатую кашу сколько есть мочи! Пошла она гулять и целый день по городу беззаботно ходила. Знала: дома ждет ее горшочек, который кашу варит… Работать не надо, и в очереди за вечерней порцией у распределителя тоже ждать надобности нет. Вернулась она, только когда звезды на небе зажглись. Сразу за ложку схватилась - и к ужину, кашу уплетать. Смотрит, а кашей уже весь дом залит! И на мебели каша, и на полу каша, и повсюду каша, столько ее в доме, что вот-вот на улицу хлынет…
Гретель сглотнула - то ли пыталась подавить волнение своего желудка, то ли вовремя опустила очередное возражение. Если так, то правильно сделала - Гензель не собирался тратить время на лишние препирательства с сестрой. По-хорошему, им давно пора было продолжать свой путь.
Крикнула девочка быстро: "Горшочек, не вари!" - тот и перестал. Но рано она обрадовалась. Зашла в дом, залитый кашей, смотрит, а родни-то и нет. Ни отца, ни бабки, ни тетки, ни братишек, ни сестренок. Только вещи их пустые по дому разбросаны, в каше перепачканы… Там же и протез бабкин, и ожерелье теткино, и заколки детские… Тут-то и поняла девочка, что проклятый горшочек их всех съел и превратил в кашу. Ведь каша из воздуха не получается, ты сама сказала, сестрица. Так и было. Пока девочки не было дома, горшочек по ведьминому наущению нападал на всех ее домашних, хватал их своими механическими руками и перерабатывал в кашу. Рассыпчатую, жирную, с глюкозой, аминокислотами, протеинами… Ту самую кашу, что девочка полной ложкой ела.
Гретель скривилась:
- Гадость какая!
- Говорил же, рано тебе эту историю. - Гензель зевнул и стал растирать ноги. - Зато теперь будешь знать цену ведьминым подаркам.
- А… а с девочкой что было?
- Это никому точно не известно. Одни говорят, что она пошла к Мачехе, повинилась, и ее приговорили к генетической модификации в болотную ехидну, такую страшную, что до конца жизни скиталась она, людям на глаза не показываясь. Другие - что с горя сказала она горшочку "Горшочек, вари!" - и сама в него сиганула… А вкусную рассыпчатую кашу всей улицей еще два года ели!
- Гадость какая, - повторила Гретель все еще с хмурым лицом. - Гадость и глупость! Не бывает такого. Это ты выдумал все, братец!
- Вот встретим в лесу геноведьму - сама у нее и спросишь. Давай-ка, поднимаемся да пошли потихоньку, пока ночь не упала, а то опять ни зги не видать…
Лес не хотел их выпускать. Сперва Гензель думал, что это выходит само собой. Тропинка, которую они обнаружили, самым естественным образом оборвалась через полста шагов, растаяла в серой, как металлическая стружка, траве. Удобный проход между деревьями оказался намертво перекрыт рухнувшим стволом, таким огромным, что не взобрался бы и взрослый мужчина. То, что издалека выглядело светом солнца, на деле оказалось не более чем потеками белесого древесного сока. Чем дальше они шли, тем больше уверялся Гензель в том, что это не нелепая череда случайностей. Железный лес, проклятый Человечеством Ярнвид, не хотел выпускать детей, намеренно подстраивая им подлости и ловушки.