Так что к десяти часам я стоял в холле, отглаженный и принаряженный. Прикид - самый писк, куплен по возвращению из армии. Мама, пока я служил, собрала мне денег. На мне была голубая рубашка с узором в индийский огурец, индийские же джинсы, замшевые туфли. Как там в "Калине красной"? "Интеллигенты в замшевых туфлях обычно помалкивают"? В карманах кошелек и холщовая сумочка. Без последней никак. Это в моем времени в каждом магазине дают пластиковые пакеты. Здесь этого нет. Придешь без сумки - понесешь продукты в руках.
Девочки на вахте поглядывали на меня с любопытством. Принаряженный парень кого-то ждет. Ясен пень, что девушку. Только вот кого?
Лиля опоздала на десять минут. Здесь так принято: девушка должна прийти позже. Десять минут - это по-божески. Могла и полчаса зарядить. Лиля тоже принарядилась. Кремовая блузка, коричневая юбка, на ногах - босоножки. Сентябрь в этом году теплый. В руках она держала сумочку. Увидев меня, улыбнулась.
Я двинулся навстречу.
- Здравствуй, милая!
Я чмокнул ее в щеку.
- Сергей! - она толкнула в грудь. - Ты что? Смотрят!
- Пускай! - сказал я. - Я жених или куда?
Она покачала головой.
- Не могу привыкнуть к твоим словам. Их и в повести полно. Где только берешь?
- Здесь! - я постучал пальцем по виску. - В заднице.
Она прыснула. Я взял ее за руку и повел к двери. У порога оглянулся. Дежурные у вахты смотрели нам вслед. Глаза девочек были по блюдцу. Перемоют нам косточки! Пускай! Чистенькими будем.
Автобус привез нас к железнодорожному вокзалу. Старому, а не тому красавцу, что возвели в моем времени. Мы перешли к площади Ленина. Я крутил головой, разглядывая здания. Площадь не сильно изменилась за сорок лет. Нет здания управления метрополитеном (метро в Минске начнут строить только через два года) и торгового комплекса под площадью. Сейчас здесь закатанное в асфальт пространство и сквер. Памятник Ленину у Дома правительства - он сохранится, несмотря на все веяния, здания университета и пединститута, Красный костел, напротив него - горисполком. Последний напоминает лежачий небоскреб. Его архитектор, как говорили, требовал костел снести - дескать, дисгармонирует с его творением. Действительно, дисгармонирует. Но я бы снес исполком…
Подошла "единичка", мы влезли в салон. Я вложил в прорезь компостера купленные в киоске Союзпечати талончики - на себя и Лилю, и, дернув рукоятку, пробил. Талончики здесь разные по цвету и цене. На троллейбус стоят 4 копейки, на автобус - 5. Мы встали на задней площадке и взялись за руки - Лиле это понравилось. Троллейбус медленно катил по проспекту. Я разглядывал здания. Почтамт, кинотеатр "Центральный", здания МВД и КГБ, ГУМ, жилые дома… В моем времени все останется на прежних местах. Проспект дважды переименуют, но перестраивать не станут - архитектурный памятник. На Октябрьской площади глаз порадовал просторный сквер. В моем времени здесь возведут Дворец Республики, копирующий Дворец съездов в Москве. Строить будут десять лет. Лучше б не начинали…
- Ты что крутишь головой? - спросила Лиля.
- Давно не был здесь, - признался я.
- Я - тоже, - вздохнула она. - Месяца два.
"А я - сорок лет".
Троллейбус катил, я разглядывал. Минск нынешний выглядел уютным и домашним. Не было потока машин, суетливости в движениях людей, рекламы на зданиях и перетяжек поперек проспекта. Тротуары асфальтные, а не из плитки, как в моем будущем, нет ярких вывесок и витрин магазинов. Сонный, провинциальный город. Но мне он нравится.
Мы вышли у Парка Челюскинцев и двинулись по аллее. Очереди к аттракционам стояли небольшие - рано. К полудню набегут. Мы покатались на "супере", каруселях, электрических автомобильчиках, поели мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике оказался необыкновенно вкусным. Я не удержался и съел две порции, Лиле хватило одной. Мы перешли проспект и по бульвару Толбухина дошагали до кинотеатра "Партизан". В моем времени его переименуют в "Дом кино". У касс было пусто - ближайший сеанс начинался через час. Я купил билеты, мы вышли на бульвар и присели на лавочку из деревянных брусьев с чугунными боковинами. Я скосил взгляд. Лиля сидела, подставив лицо солнцу, и улыбалась, закрыв глаза. Мечтает. Солнечные лучи пронизывали пшеничного цвета волосы, высвечивая розовую кожу головы. Моя будущая жена блондинка, причем, натуральная. Волосы здесь красят редко - нечем. В магазинах лежит хна, басма, в парикмахерской могут обесцветить волосы пергидролем. Но последнее дорого и не полезно для прически. Помню это по рассказам первой жены - она жаловалась. Та-ак. А с чего-то я взял, что Лиля некрасивая? Фигурка у нее ладная, все выпуклости на месте. Ножки точеные, узкие в лодыжке. Даже странно видеть такие у деревенской девушки. Грудь, правда, небольшая, но это хорошо. Сисястых я никогда не любил. И личико симпатичное. Прыщики его слегка портят, но с началом семейной жизни они исчезнут. Лиля просто не яркая. Есть такой тип женщин. В обычной жизни они не бросаются в глаза, но стоит обстоятельствам измениться… В нашей редакции работала бухгалтерша Таня. Мышь серая, чмо, мухами засиженное. Лицо тусклое и печальное, как погода в осенний день. Ходила в каких-то балахонах, с вороньим гнездом на голове. И вот как-то возвращаюсь из отпуска, смотрю и не узнаю. Глазки подведены, губки подкрашены, глаза горят. Платье фигурку обтягивает… Что случилось? А всего лишь нашелся мужчина, который ее полюбил…
Лиля почувствовала взгляд и открыла глаза.
- Что смотришь?
- Любуюсь.
- Не ври! - фыркнула она. - Сама знаю, что некрасивая.
И вот что ей сказать? Начнешь уверять, не поверит. Ресницами возмущенно хлопает. Они у нее длинные и пушистые.
- В древней Персии жил великий поэт. В своих стихах он воспевал красоту девушки, которую любил. Стихи были так хороши, что привлекли внимание шаха. Он повелел привести поэта и его избранницу - хотел посмотреть на ее необыкновенную красоту. Но перед правителем предстала обычная девушка. Шах рассердился. "Ты обманул меня! - сказал поэту. - Писал о неземной красоте, а ее нет!" "Ты не прав, шах! - ответил поэт. - Чтобы узреть красоту моей возлюбленной, надо посмотреть на нее моими глазами".
- Ох, Сережа! - Пшеничная головка ложится мне на плечо. - Все так неожиданно. Еще вчера у меня не было парня, а сегодня - уже жених.
- Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож! Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга… - процитировал я.
- Кто это написал? - воскликнула Лиля.
- Михаил Булгаков, роман "Мастер и Маргарита".
- Не читала…
- Книга вышла два года назад, можно поискать в библиотеке. Если не найдешь, то журнал "Москва" за 1966–1967 годы. Он должен быть.
- Прочту! - пообещала Лиля. - Это о любви?
- Вообще-то о приходе Сатаны в Москву 30-х годов.
- Ого!
- Но и о любви тоже. Пожалуй, главным образом о ней.
- Расскажи! - потребовала Лиля.
- Главные герои - писатель, написавший роман о Христе, и замужняя женщина Маргарита. Они встретились и полюбили друг друга. Все было против того, чтоб им быть вместе, но Маргарита не остановилась ни перед чем. Она даже стала ведьмой. (Сдавленное восклицание.) Они обрели друг друга, хотя для этого им пришлось умереть.
Молчит, только взор пылает.
- Считается, что прообразом Маргариты стала Елена Сергеевна Шиловская, третья жена писателя. История их любви сама по себе роман. К моменту знакомства оба были женаты. Оба не дети - за тридцать. Муж Елены Сергеевны был генералом. Двое детей, сытая, обеспеченная жизнь. И тут встреча… Они влюбились друг в друга. Генерал, узнав об увлечении жены, ездил к Булгакову с пистолетом, грозил застрелить. Влюбленные расстались на 15 месяцев. Но потом встретились и поняли, что не могут друг без друга…
Ладонь Лили теребит мою руку. "Что ж ты замолчал, продолжай!"
- Они развелись и поженились. Последовавшие годы стали самыми счастливыми в их жизни. Елена Сергеевна была музой и ангелом-хранителем Булгакова. Она перепечатывал его рукописи, бегала по издательствам и театрам, пристраивая его прозу и пьесы. Получала его гонорары, вела дом, создавала писателю условия для работы. А потом Булгаков попал в опалу. Его перестали печатать, пьесы - ставить в театрах. Его травили. Но она не оставила мужа, была рядом. Он заболел и умер на ее руках. Потом была война, эвакуация, но Елена Сергеевна бережно сохранила литературное наследие мужа. Благодаря ей, роман "Мастер и Маргарита" увидел свет.
- Сережа…
В серых, огромных глазах - слезы. Надо отвлечь.
- Откуда у тебя такое редкое имя? Лилия…
Заулыбалась. Человеку приятно слышать свое имя. Об этом еще Карнеги писал.
- Папа назвал. Ксендз был против, крестить не хотел. Говорил: "Лилия - то квят!" Но папа настоял…
Так она еще католичка! Очень хорошо. Католики умеют воспитывать дочерей. Те вырастают хозяйственными и ценят семью. Повезло мне, ох, как повезло! Девочка из многодетной семьи, значит, не избалована. Деревенская, следовательно, работящая. Да еще католичка. Эта не бросит семью ради подачек итальянских стариков…
- Суровый у тебя отец!
- Ага! - смеется она. - Но ты не бойся: это только с виду. Он добрый. Тебя примет как сына.
- Ну-ну… - подношу ее ладошку к губам, одновременно бросая взгляд на часы. - Идем! Не то опоздаем.