Почти неделю после Нового года немцы нас практически не трогали. Слишком холодно было для активного ведения боевых действий. Морозы стояли под минус пятьдесят. Ограничивались поисками разведгрупп. Несколько таких групп мы смогли уничтожить и взять пленных. Одна сама перешла к нам. Обычно такие группы состояли из нескольких десятков человек – членов вспомогательной полиции (поляков, белорусов и украинцев) и местных жителей во главе с несколькими немцами. Они искали слабые места в обороне, вели разведку наших объектов. От пленных мы получили сведения, что немцы концентрируют силы вспомогательной полиции в районе населенных пунктов Белица, Селец, Березовка, Тростянка, куда перебрасывают подразделения полиции из-под Бреста и Люблина. Общая численность на этом направлении оценивалась в 2–3 тысячи человек. Примерно то же самое было на гродненском и вильнюсском направлениях. Туда прибыли батальоны "Шума", укомплектованные литовцами (3 батальона из Каунаса) и латышами (4 батальона). Чисто немецкие подразделения прибывали в Вильно, Гродно, Новогрудок и Барановичи. В основном это были различные резервные и охранные части Вермахта, подразделения жандармерии и части СС, прибывающие из генерал-губернаторства и Германии. В том числе Добровольческий легион СС "Нидерланды", прибывший с полигона "Арус-Норд" в Восточной Пруссии, укомплектованный голландскими и фламандскими добровольцами. Легион усилил гарнизон Вильно. Общая численность полка оценивалась в 2500–3000 человек. Еще одной прибывшей из Польши частью СС был зондер-батальон СС "Дирлеванген". Он расположился на железнодорожной станции Новоельня.
Ждать у моря погоды мы не стали. Как только морозы слегка ослабли, нанесли бомбовые и штурмовые авиаудары по местам скопления врага, а затем вновь ударили танковым батальоном, артпоездами и штурмовой пехотой. Бои были тяжелыми, полицаи везде сопротивлялись ожесточенно. Мы потеряли более двухсот человек только убитыми, десять танков пришлось отправлять в ремонт, один из поездов был сильно поврежден. И это при том, что у полицаев на вооружении были только трофейные "сорокапятки" и минометы. Разгромить полностью полицейские батальоны в Белице, Сельце, Березовке не получилось. Понеся значительные потери, они довольно организованно отступили. Преследовать я их запретил, нам бы то, что взяли, удержать. Не было у нас сил, чтобы завершить начатое. В итоге мы смогли существенно охладить пыл полицаев, но не их хозяев. Над Лидой и занятыми поселками все чаще стала появляться их авиация, а на бойцов сыпаться бомбы.
Для моих штабных удивительным было то, что немцы не помогли своим помощникам, не перебросили подкреплений, не поддержали артиллерией и авиацией. Лично для меня все было понятно. Зачем проливать "арийскую кровь", если есть куча "дурней полицаев", которые выполнят всю грязную работу. Чужими руками легче жар разгребать, да и "пушечное мясо" никто не отменял. Вот и гнало его вперед немецкое командование, сохраняя свои кадровые части для последующего удара и зачистки, одновременно с этим решая проблему ослабления наших войск.
Говоря о победах, нельзя не признать и неудачи. Самой крупной из них стали события в Лещенке Новогрудского района. Там у нас держал оборону и прикрывал дороги на Ивье и Воложин недавно сформированный сводный стрелковый батальон в составе противотанковой батареи, пулеметной роты "истребителей" и трех стрелковых рот, укомплектованных бывшими военнопленными, прибывших из дулага в Молодечно. Командовал батальоном присланный из Минска майор Харин, тоже бывший военнопленный, попавший в плен в октябре под Вязьмой. В качестве его заместителя и начальника штаба выступал командир пулеметной роты. Замполит батальона, командиры и политруки в стрелковых ротах были из числа вкусивших "пленного рая". Мне казалось, что вместе они вполне адекватные и грамотные командиры, способные выполнить поставленную задачу – не допустить прорыва к трассе. Напротив них в селах Налибоки, Кривоногово, Тростянка, Вселюб, Бенин располагался сформированный еще летом под Брестом батальон вспомогательной полиции, укомплектованный украинцами. Командовал батальоном пожилой лейтенант Вермахта. Все остальные командные должности занимали тоже немцы. Противник не имел тяжелого вооружения и средств усиления, кроме десятка пулеметов ДП. Из-за этого активных действий полицаи не предпринимали, несли гарнизонную службу, пили самогон и развлекались как могли.
Все изменилось, когда из батальона Харина к противнику дезертировала группа бывших военнопленных. Все они были с одного взвода. Ушли с оружием, перебив командный состав, вырезав дежурные пулеметные расчеты и передовой "секрет". Переходу способствовали ночь, метель и пьянство комсостава. Ушли не просто так, а предварительно изучив систему обороны села. Пропажу в роте обнаружили только во второй половине ночи, поиски дезертиров из-за плохой погоды оставили до утра. Продолжившиеся с утра поиски ни к чему не привели. Метель замела все следы. Дальше все было как по учебнику. Получив информацию о системе нашей обороны, расположении постов и подразделений, немцы несколько дней не предпринимали никаких действий. Харин и его люди поуспокоились, сняли усиление, правда, пить перестали. Через пять дней немцы подняли полицаев и под утро, обойдя и вырезав наше охранение, ворвались в село. Захватили батальон, что называется, со снятыми штанами. Сопротивление оказали только в школе, где располагались "истребители", артиллеристы и командный состав батальона. Часовой у орудий, услышав крики на соседней улице и заметив перебегающих от дома к дому людей в черных шинелях, поднял шум, а установленный на крыше школы "Максим" дал время бойцам занять позиции у окон. Бой шел больше часа. Полицаям так и не удалось захватить поселок полностью. На помощь обороняющимся подошли танкисты (на Т-26 и БА-6) из сформированной в Ивье танковой роты с конным эскадроном. Совместными усилиями они смогли выбить врага из поселка и заставить его отступить на исходные позиции. Три наших танка навечно застыли в селе. В итоге батальон потерял убитыми, ранеными и пленными больше четырехсот человек. Пришлось принимать срочные меры: командиров разжаловать в рядовые, а батальон пополнять людьми. Ну и планировать операцию по разгрому полицаев как дополнение к Новогрудской операции. Только вот проводить их мне не пришлось.
* * *
(РИ) Уже с 4 января в дневнике Ф. Гальдера идут записи об обострении положения ГА "Центр", в записи от 13 января говорится: "Наиболее тяжелый день!.. Положение группы армий стало еще более серьезным… "Штопка дыр!" Ожидать успеха не следует".
(РИ) Приказом от 9 января 1942 г. первого квартирмейстера Генерального штаба Вермахта генерал-лейтенанта Ф. Паулюса верховное руководство немецкими вооруженными силами уполномочило командование групп армий формировать в необходимом количестве вспомогательные охранные части (сотни) из числа военнопленных и жителей оккупированных областей, враждебно относящихся к советской власти.
(РИ) 15 января А. Гитлер дал разрешение на отвод войск. В директиве говорилось: "После того как не удалось закрыть разрывы, возникшие севернее Медыни и западнее Ржева, я отдал главнокомандующему группы армий "Центр" в силу его ходатайства приказ: фронт 4-й армии, 4-й танковой армии и 3-й танковой армии отвести к линии восточнее Юхнова – восточнее Гжатска – восточнее Зубцова – севернее Ржева. Руководящим является требование, чтобы дороги Юхнов – Гжатск – Зубцов – Ржев оставались свободны в качестве поперечной связи сзади фронта наших войск… Линию нужно удерживать…" Гитлер признавал: "В первый раз в эту войну мною отдается приказ о том, чтобы отвести большой участок фронта".
Глава 6
Из рукописных показаний начальника полиции лагеря для военнопленных "Молодечно" Петра Красноперкина (РИ):
1 июля 1941 года в лагере было уже несколько тысяч военнопленных и примерно столько же гражданского населения, заключенного тоже в лагере.
Гражданское население было обоих полов и самых разнообразных возрастов. Были и глубокие старики, и совсем юные (14–15-летние подростки).
Военнопленные находились отдельно от гражданских пленных. В конце июля гражданских пленных не стало, их строили колоннами по 200–300 человек, переписывали и отправляли из лагеря. Военнопленные прибывали почти ежедневно, и к концу июля были переполнены все бараки-конюшни на территории лагеря. Спали на полу, на чердаках, устраивали подвесные "койки". Ночью, чтобы выйти в уборную, надо было идти прямо по человеческим телам, лежащим сплошно. Число военнопленных доходило до 30 000 человек.
Иногда прибывшая большая партия пленных несколько дней находилась под открытым небом из-за отсутствия места под кровлей.
Кормили 1 раз в сутки. Суточный паек состоял из 100 граммов хлеба и 1 литра супа. Бывали нередкими случаи, когда несколько суток подряд совсем не кормили.
В августе все военнопленные проходили регистрацию по такой (примерно) форме: а) фамилия и имя; б) год рождения; в) национальность; г) домашний адрес; д) чин (в/звание); е) где и когда взят в плен; ж) ранен или нет; з) в каком полку служил. Для регистрации была из пленных организована команда писарей. После регистрации наиболее сильных и здоровых разместили отдельно от слабых и больных (раненых).
Здоровые и крепкие образовали так называемый рабочий батальон, из которого водили на работу в город и на внутрилагерные работы. Были вывешены объявления: "За укрывательство от работы – расстрел!" Но страшнее этого объявления был голод, который гнал всех на работу; все имели надежду на то, что в городе удастся что-нибудь раздобыть во время работы.