Когда к нам подваливает интеллигентный клиент, Илона, наметанным глазом безошибочно определив такового, не упускает случая поведать о моем тонком уме и вкусе, ласково называя 'рыженькой гейшей'. После такой прелюдии клиенту бывает неудобно уходить без внушительных чаевых: а как же? - за культуру нужно платить.
Еще я умею слушать, а многие, как я уже сказала, приходят сюда, чтобы выговориться. В нужном месте вставляю тихие междометия, понимающе киваю. 'Прирожденный психолог' - хвалит меня хозяйка в минуты благодушия. По этим двум причинам постоянных клиентов, которые приходят исключительно ко мне, у меня больше, чем у других девочек. И, как наиболее ценный работник, я имею бонусы и привилегии.
1 июля
Сегодня было на редкость глухо: всего один клиент за весь день. (Не вообще, разумеется, а у меня.) Он принадлежал к унылому большинству. Надо сказать, что лишь с небольшим числом клиентов я испытываю ощущения, которые - условно - можно назвать приятными. Я не знаю, что делают другие девчонки во время секса с теми, кто неприятен физически - у нас как-то не повелось делиться на эту тему. Я же - придумываю картинки. Мой эксклюзив, ноу-хау. Впрочем, не совсем мой: когда-то читала воспоминания диссидента, который отсидел много лет. За непокорность его часто бросали в карцер, и там, в сырой тьме, чтобы не спятить и не сломаться, он часами и днями выстраивал в уме замки для своих друзей. Медленно, продумывая до мельчайших деталей, выверяя каждый архитектурный изыск. Так и я. Придумываю композицию, сюжет, сочетания красок. Как можно четче прописываю в уме каждую детальку: резной лист инопланетного дерева или узор на плаще мрачного рыцаря. Мозг активно вовлечен в процесс творчества, а нужные действия тело совершает на автомате. Бывают картинки крохотные, а бывают огромные, на пять-семь человек.
Многие из таких картинок я потом воплощаю маслом или пастелью, и они, ей-богу, не хуже придуманных в иных состояниях. Про себя я зову эту категорию шедевров 'пара-трахальные', но не делюсь этим термином ни с кем, даже с Миком.
'Отстрелявшись', я прошла на кухню, где болтали бездельничающие девчонки, прихлебывая чай. Присоединилась к ним, рассеянно водя карандашом по салфетке.
- Слушай, Натали, а тот дядька, что был у тебя вчера, он нормальный?
Виолетта говорит спокойно и чуть вкрадчиво, но при взгляде на нее у меня всегда возникает неприятное ощущение. Кажется, скажи ей поперек хоть слово, и она вцепится ногтями в лицо или начнет грызть горло своими белыми зубами. Мое богатое воображение, надо сказать, чаще подводит меня, чем помогает. Одно время мне даже кошмары снились с ее участием.
- Да вроде адекватный, а что? - Я пытаюсь отвечать дружелюбно, но выходит все равно с кислинкой.
- Странный он какой-то: нервный и глаза бегают, будто украл чего и боится попасться.
- Я тоже заметила: мутный мужичонка.
Слово 'мутный' - одно из любимых прилагательных Назир. Она припечатывает им практически всех, у кого меньше двух метров роста и недостаточно белозубая улыбка. Исключение составляют лишь те, кто в первый же визит оставляют немеряные чаевые. О таких она ласково-пренебрежительно отзывается как об 'уродиках'.
- Не разбираетесь вы в людях! Никакой он не бандит, а глаза бегали - оттого что первый раз мужик в бордель пришел. Обычный среднестатистический трудяга. Вчера снял в игровых автоматах джекпот, вот и решил погулять, - я выразительно зеваю, выражая свое отношение к их физиогномическим и психологическим способностям.
Разговор плавно перетекает с одной конкретно взятой особи на мужское племя в целом. Ничего нового: тысячелетней выдержки высказывания на тему, что все мужики козлы и никто нас, бедных женщин, не понимает. Даже Эсмеральда - то бишь Артем - активно вставляет свои 'пять копеек'. Кем, интересно он себя считает? Двуполым андрогином, бесполым ангелом?..
Артем, надо сказать, выглядит типичным 'ботаном': щупленький, в очочках, ротик куриной гузкой. Он и есть 'ботан' - студент-отличник, учится на юриста. Пашет в Конторе, оплачивая свою учебу. Казалось бы, кто позарится на такое сухонькое насекомое? Но нет, у Артема своя фишка: накурившись, он обретает блеск в глазах (очки, естественно, долой), румянец и томно-порочные манеры, и не испытывает недостатка в клиентах. А потом корчится часа два от сильнейших болей в позвоночнике. Девчонки его жалеют, закармливают обезболивающим, отпаивают водкой, следя, чтобы не дай бог, не дошло до Илоны. Хозяйка может запросто выставить - на фиг ей инвалиды в ее престижном заведении.
Джулька сейчас с клиентом, а то бы возразила, я думаю. Высказалась на тему, что 'козлих' на белом свете ничуть не меньше, чем 'козлов'. Надоело. Господи, как же все это скучно! Что же вы, такие умные, хорошие и красивые, делаете здесь? Бедные, никто их не любит - а за что любить-то? Чтобы встретить принца на белом коне (серебристом 'мерсе'), нужно, по крайней мере, быть принцессой. И проводить вечера на светских раутах, за неторопливой беседой на французском, а не предаваться глупым мечтам в промежутках между продажным трахом, заляпанными сотней чужих грязных прикосновений. Я вот никого не жду и ни во что не верю, поэтому я здесь и, по крайней мере, не лицемерю ни сама с собой, ни с другими.
От моей мамы пахло ванилью, а от папы хвойным одеколоном и пеной для бритья. Эти запахи - единственная оставшаяся память о них. Когда мне было три года, какой-то пьяный ублюдок выскочил на встречную полосу и лоб в лоб врезался в их машину. Мама умерла сразу, не мучаясь. А отец сильно обгорел, и за его жизнь врачи боролись два месяца. Но спасти так и не удалось. Добросердечных теть и бабушек у меня не оказалось, и перед трехлетней сироткой радушно распахнулись двери детского дома.
Я бережно хранила эти запахи в кладовой самых сокровенных воспоминаний. Перебирала, закрыв глаза, спрятавшись с головой под одеяло или стоя в самом центре круга из орущих, визжащих детей. Центр - место лидера или изгоя. К первой категории я не относилась: всегда была слишком маленькой, слишком рыжей и слишком замкнутой. Мне не нравились шумные игры, я не подлизывалась к воспитательницам, чтобы выбиться в их любимицы, не примыкала к кружку очередного заводилы. Я молчала, когда меня дразнили или тыкали ручкой в лицо, загнав в угол. Я считала это в порядке вещей: если все против меня, значит, так правильно. Большинство ведь не может быть плохим: не они сволочи, а я - нелепая дура и неумеха. Не было никого, кто смог бы мне объяснить, что это не так.
Нет ничего более безжалостного и бессмысленного, чем стайная детская ненависть. Мне было семь лет, когда меня заперли в пустом классе и выключили свет. Я смертельно боялась темноты и потому, забившись под парту, тихо подвывала от ужаса. Я просидела так всю ночь на голом полу и сильно простудилась. На следующее утро меня положили с высокой температурой в изолятор. Я покачивалась в липком полусне, расцвеченном кошмарами, когда ко мне на кровать подсел незнакомый мальчик, по виду старше меня на три-четыре года.
- Давай дружить, Тэш! Меня зовут Микаэль, или Мик, - улыбнулся он мне.
- Ты хочешь дружить со мной? Ты обознался. Меня зовут Наташа, а не Тэш, и все говорят, что я дура. - Испугавшись, что он и впрямь ошибся и сейчас встанет и уйдет, я заговорила быстро-быстро: - Но зато у меня есть кукла Алена, правда, у нее нет глаза и ноги, но она хорошая и все-все понимает, и еще я умею лепить собачек, хочешь, покажу?..
- Конечно, Тэш. Только сперва тебе нужно выздороветь. А потом я научу тебя делать из бумаги надувного чертика. А то, что тебя зовут Наташа, я знаю - просто не люблю длинных и скучных имен. Наташ много, а Тэш будет всего одна. Ты тоже лучше зови меня коротко.
Он поднялся, собираясь уходить.
- Ты придешь еще? Завтра?..
- Конечно.
- Это здорово. Я буду звать тебя Мик.
Он кивнул, улыбнулся и вышел. А потом пришел на следующий день, как и обещал, а потом еще и еще. Мы виделись ежедневно: играли, болтали, делились всем, что имели. А когда мне исполнилось семнадцать и мне дали полагающуюся по закону комнату в коммуналке, стали жить вместе. Точнее, в одной комнате.
Мик далеко не ангел. Он знает все мои болевые точки и умеет чувствительно на них давить, когда мы ссоримся. А еще его никто не видит, кроме меня. Я прочла много книг по психологии и психиатрии и просмотрела кучу фильмов, но так и не смогла поставить себе диагноз. Но это не так важно - главное, что я не одинока, и если Мик - всего лишь плод моего больного воображения, то я рада своему нездоровью. Когда я его спрашиваю изредка, кто же он такой, он пожимает плечами и отвечает, что и сам не знает. Врет, наверное.
………………………………………………………….
МИК:
Я никогда не врал ей. Я действительно почти ничего о себе не знаю. Это похоже на амнезию: хорошо помню себя с того момента, как впервые увидел Тэш. А все, что было до этого - как в тумане. Цветном, тревожном тумане. Какие-то догадки насчет того, кто я и откуда, у меня есть. Но озвучивать их Тэш я не решаюсь. Пока, во всяком случае. Только две вещи знаю твердо. Первое: я не галлюцинация. Второе: без нее я не смог бы существовать, по крайней мере - здесь и так.
Я знаю ее полностью, и при этом - совсем не знаю. Вот ведь, бывает и так. Знаю наклон головы в минуты задумчивости - могу назвать угол между маленьким подбородком и ключицей. Движение бровей и количество морщин на лбу, когда она хмурится. Когда злится, она смешно раздувает ноздри или скалится, как маленькая волчица или лиса. Впрочем, это последняя стадия, когда все доводы исчерпаны и наружу выплескивается неконтролируемая ярость.