Ника Созонова - Два голоса

Шрифт
Фон

Маленькая повесть о любви. Два голоса, сливающиеся в один. Похоже на сказку, на выдумку, но я отчего-то знаю точно: так бывает. Хотя и очень редко.

Созонова Ника Викторовна
Два голоса

Пролог

- Теперь ты меня никогда не оставишь.

- Теперь не смогу. Но ведь и ты не сможешь уйти. Даже если захочешь.

- Не захочу.

- Глупышка. Нам теперь самое место в психушке. Нас ждет ледяная вода на бритую голову и костоломы-санитары.

- (Смеется) Ты отстал от жизни. Теперь там не так мрачно.

- Я пошутил, я ведь знаю точно, как там. Не мрачно? Как сказать. Укольчики трижды в день и въедливые доктора, убеждающие тебя, что меня не существует.

- Положим, укольчики тебе всегда нравились. А убедить меня в чем-то не просто, так что им придется сильно постараться.

- Пусть так. Но психлечебница до скончания дней меня все равно не прельщает.

- Значит, мы будем тихими. Аутичными и тихими психами, и нас не заметят.

- Не психами - психом.

- Да, как-то так. Сложно привыкнуть, правда?

- Мне легче. Меня ведь уже нет.

- Ты всегда выбирал более простые решения. Трусил?

- Неправда. Хочешь, вспомним, как все начиналось? Я буду рассказывать, а ты поправишь в случае чего.

- И как продолжалось? Пережить все сначала? Заманчиво.

- Ты бы хотела пройти наш путь еще раз?

- Только с тобой на пару. Начинай, я поддержу.

1.

День выдался отвратительно ясным и солнечным. Когда внешнее так дисгармонирует с внутренним, становится совсем паршиво. Я разлепил веки с ощущением, что по черепу колотят кувалдой, а в нем самом так пусто и просторно, что каждый удар звенит царь-колоколом. Солнечный луч, пробившийся сквозь разводы грязи на стекле, ощупывал правый глаз. Медленно его поджаривал и щипал.

Я отодвинулся и уперся спиной во что-то живое и, даже на ощупь, противное. Судорожно сглотнув, стал медленно поворачиваться, стараясь при этом в деталях вспомнить прошедший вечер.

Как обычно, мы пересеклись с Клоуном и Скобой. Была очередь последнего, и бабла у него оказалось прилично: видимо, опять спер и загнал одну из материнских побрякушек. Представив ее сытое и ухоженное лицо, перекосившееся от злости: "Вор, изверг, убийца, наркош проклятый!!!", я внутренне усмехнулся. Сам я никогда не таскал ни денег, ни вещей у родни - да и не у кого было особо таскать: в живых осталась одна тетка, пребывавшая в полном неведении относительно моего образа жизни. Я приезжал к ней раз в год на день рождения, стриженый, выбритый и отглаженный (каких бы усилий мне это ни стоило), и уверял, что у меня все отлично. ("Похудел? Тени под глазами? На двух работах вкалываю, тетечка. Зато все есть!") Впрочем, я отвлекся.

*** - Нет, рассказывай все, это интересно. Можешь еще добавить о своих друзьях, для полноты картины.

- Всему свое время. Я ведь поведал тебе о них значительно позднее, так что давай не отступать с дороги. ***

В тот момент я не особо о них задумался, так, промелькнули лица в памяти: одно круглое и красное, второе треугольное и землистое. В общем, мы достали три дозы, как всегда, и шырнулись в ближайшем подъезде. У нас был давний уговор: как бы ни ломало, колемся только вместе и раз в день, чтобы протянуть подольше (жизнью назвать это язык не поворачивался). Но в последнее время я нередко нарушал правило об одном разе. Думаю, они тоже. Взаимно щадя самолюбие, мы не акцентировали на том, что выглядим все хуже и опускаемся все ниже. Мы ведь крайне долго держались: начали в восемнадцать, а в этом году мне должно было стукнуть двадцать восемь. Почти десять лет для героинщика - огромный стаж.

Вмазавшись, мы разошлись - тоже как обычно. Делать мне было особо нечего, и я направил стопы назад к Бормотухе - в притон, где обитал последние два месяца. Бормотуха - старая алкоголичка, готовая за пузырь портвейна приютить у себя хоть роту солдат. (Странно, как она до сих пор не пропила свою хату.)

У кого-то оказалась днюха, и народу набилось немеряно. Полуголые девки, мужики - в большинстве незнакомые. Обычно под дозой я не пью, но тут наливали слишком настойчиво. Как следствие - быстрый провал. В нем зыбко колыхалось женское лицо - черт не разобрать, которое я целую, почти грызу… Получается, вчера я с кем-то трахался. Это плохо. У меня СПИД, и заражать им кого-то, пусть и последнюю шлюшку, в мои планы не входит.

Преисполненный самых дурных мыслей, развернулся наконец к сопящему рядом существу. Волна облегчения окатила с макушки до пят: Крыська! Зараза еще та. Именно от нее подхватил когда-то эту дрянь. Вечно лезет ко мне, когда напьюсь - знает, что трезвым я ее близко не подпущу. Сейчас я был искренне рад, что это она, а не кто-то другой. Но даже радость не пересиливала отвращение, поэтому, не слушая сопротивлявшееся этому подвигу тело, привел себя в вертикальное положение и пополз на кухню.

Под раковиной, свернувшись калачиком и распространяя вокруг себя характерное амбре, спала хозяйка притона. Тощая, как после Освенцима, всегда в рванье, Бормотуха могла пребывать лишь в двух состояниях: пьющей и спящей. Не видел, чтобы она ела, умывалась, причесывалась или что-то в этом вроде. Нет, вру: еще участвовала в разборках, дико визжа, царапаясь и пинаясь.

Няя, одна из постоянных "жилиц", меланхолично ковырялась в тарелке с чем-то рыхлым и грязно-желтым.

- Утро, Найт! - она приветливо улыбнулась.

Самая юная из здешних обитателей - всего семнадцать. И самая вменяемая: из наркотиков употребляет лишь травку и галлюциногены. Приехала этим летом поступать в художественно-промышленный вуз, притащила свои поделки - феньки из бисера, игрушки из войлока, гобелены - не догадавшись вместо этого запастись деньгами. А вернее, их не было - семья нищая. Естественно, не поступила, да так и зависла здесь, в этом гадюшнике, куда ее притащил один конченый мерзавец. Сам он быстро свинтил, а девчонка осталась, и падает со свистом, сама того не ведая. Скоро до опиумных дойдет, уверен.

- Утро, - собственный голос наждаком драл гортань. - Что вчера было - не напомнишь?

- Как обычно: пьянь, ор и драка.

- Я участвовал?

- Нет, в тот момент ты был уже Крыськой занят.

Меня передернуло.

- А дальше что было?

- Не знаю, я ушла гулять. Здесь невозможно было оставаться. Зато ночью с таким мальчиком познакомилась… - Она мечтательно повела глазами. - Закачаешься!

Глаза у нее сельские - светло-голубые, водянистые, немного выпуклые. И нос сельский, с бледными веснушками на переносице. Длинные пшеничные волосы все в мелких косичках, с вплетенными бусинами, колокольчиками и кусочками цветного войлока. Это мудро - не нужно тратиться на мыло или шампунь. Пальцы крепкие, рабочие, с квадратными ногтями без маникюра.

- Не встречайся с ним - он мудак.

- Почему?

- Кто еще разгуливает ночами по городу и знакомится с такими, как ты?

- Сам ты мудак.

- Я и не спорю.

Я шагнул к раковине, наступив по пути на Бормотуху. Чертыхнулся. Она на миг очнулась, пробормотала что-то - но не матерное, а дружелюбное. Давно заметил, что хозяйка хаты отчего-то питает ко мне теплые чувства. Раз даже попробовала назвать "сыночком", но я так ответил, что повторять уже не решилась.

*** - По-моему, ты слишком затянул вступление. Может, ближе к делу? Стоит ли так подробно все и всех вспоминать?

- То тебе нужно подробно, то нет. Определилась бы? Бурчалка. Можно, я хоть свое отражение подробно опишу? В то утро оно было достойно кистей мастеров древности. Я был прекрасен…

- Ты всегда был прекрасен.

- Но в тот день особенно.

- Ладно, уговорил. Вспоминай со всеми подробностями. ***

Глаза, когда-то казавшиеся мне - и девушкам - блестящими, зеркально-карими и выразительными, превратились в мутные бутылочные осколки, спрятавшиеся под набрякшими веками. Красные от полопавшихся сосудов белки тоже не добавляли шарма. Волосы сбились в колотун мышиного цвета, щеки украшала рыжеватая - словно свиной бок - щетина, а губы покрывала белесая корка. Картину дополнял отколовшийся кусочек верхнего резца (я поцарапал о него язык, пытаясь определить размеры ущерба).

- Ну как? Доволен собой? - ехидно поинтересовалась Няя.

Покончив с бурдой (и как только не вытошнило?), она закурила. А чтобы не терять времени даром, принялась прямо на себе ставить очередную вышивку-заплатку на единственные джины. Она всегда что-то мастерила, не феньки, так лоскутные юбки немыслимых фасонов и расцветок.

- Красавчик! И посмей только сказать, что нет.

Я плюхнулся на табуретку рядом и налил себе выдохшегося пива из полторашки, закатившейся под батарею. Няя поморщилась.

- От тебя запах такой…

- Грязный и смрадный, без тебя знаю. Угости сигаретой!

- Обломишься.

Она ответила вяло, без огонька, и, расценив это как разрешение, я цапнул одну из ее пачки и с наслаждением прикурил.

- А жизнь-то налаживается…

- Это пока тебя ломать не начало. Потом начнется ползание на брюхе и уговоры: ну, Няечка, ну, пожалуйста, дай денег… - Она запищала, изображая мои просящие интонации. - Я все верну, в самый-самый последний раз…

- Кстати, всегда было интересно: откуда ты берешь бабло?

- Чтобы спонсировать тебя?

- Чтобы существовать самой.

- Работаю. В отличие от тебя. Мои прибамбашечки берут в сувенирную лавку. И на базаре тоже.

"Прибамбашечками" она называет феньки, игрушки, лоскутные картинки и коврики. Подозреваю, что она феерически одарена - из любого мусора может сделать маленький шедевр.

- И что же тогда до сих пор на обратный билет не заработала?

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

Технарь
13.2К 155