10
Будильник поднял ее в пять тридцать утра. Разглядывая свои сморщившиеся от воды ладони, Оксана слушала, как телефон надрывается в коридоре. Она заснула в ванне. Такое с Ней приключалось нередко. Что же, теперь у нее есть подходящее объяснение всем своим чудачествам.
Через час за ней приехал водитель. Оксана попросила секретаря прислать машину и заодно справиться в ГАИ о судьбе ее "Вольво". Думать о работе после вчерашнего казалось невозможным.
Бергер прислал смс. "К сегодняшней видеоконференции я заказал шампанского. Отпразднуем твое назначение". Оксана представила фальшивую радость на лице офисных подхалимов, и ее едва не стошнило.
- Остановите не доезжая, на углу Сметниковской, - попросила она водителя. - Я хочу прогуляться полквартарала пешком.
Перелом нас тупил в половине двенадцатого. Сначала на ее электронную почту пришло письмо из технического отдела. Программисты по ее заданию сделали "схему Поташева" - нанесли данные о покупках по фиктивным договорам с ипотечным фондом на карту России. Оксана хотела понять, что стоит за махинацией Егора. Нефть? Бокситы? Уж очень широк был географический разброс между сделками.
Ей не потребовалось и минуты, чтобы угадать узор, который получался, если соединить линиями кляксы земельных участков, приобретенных Поташевым на подставных лиц. Восьмиугольник. Его центр находился в Подмосковье. Именно в этом месте было сделано последнее приобретение фонда.
Во рту появился неприятный кислый привкус. Происходило что-то за гранью ее понимания.
Зазвонил внутренний телефон.
- Оксана Владимировна. - Секретарша была взволнована. - С вами хотят говорить из Управления внутренних дел. Майор Калугин.
11
Макс любил приходить на Маяковку. С этой площади началось его знакомство с Москвой. Нельзя сказать, что оно было приятным. Тот апрель выдался морозным, а на нем были тонкие брюки и какая-то смешная ветровка. Минус пятнадцать, под ногами поземка, в руках бутылка портвейна.
Прогулка по апрельской Москве закончилась неприличным фурункулом в заднем проходе. Название этой радости, колопроктит, Макс помнил со студенческих времен. Его бил озноб, температура прыгнула за сорок. "Отморозил, дружок, - ласково сказал заведующий отделением проктологии, - надо резать". Макс сунул доктору мятый полтинник, лег на железный стол, подложив под голову клетчатую сумку. На наркоз денег не было.
"На-ка, прикуси", - сказал врач и протянул Максу кусок эластичного бинта. Секунду в прямой кишке ощущался холод от скальпеля, потом была очень сильная боль. Выплюнув бинт, Макс орал от души. Удивительно, как не отрубился.
Пока Макс не ухитрился перебежать дорогу одному мстительному шаману и тот не натравил на него сольпугу, Макс был уверен, что сильнее боли в его жизни не будет. Уходя, он не забыл подобрать резиновый бинт и долго хранил его как память.
С тех пор многое изменилось. Память перестала быть главным сокровищем. Именно с памятью он боролся, глотая портвейн у памятника поэту, которого не любил и не понимал. Все эти ноктюрны водосточных труб, весь звенящий надрыв поздних стихов.
"И все же есть у нас что-то общее, да, Володя? Посмотри, до чего довели нас наши бабы. Впору закаменеть".
Телефон зачирикал в кармане. Мелодия Оксаны. Как давно ее не было слышно.
- Макс…
- Что-то случилось? У тебя такой голос…
- Макс, Поташева убили. Мне звонил следователь Калугин.
Макс посмотрел на небо. Ни облачка. Хороший день для псов Восьмерки.
- Этого следовало ожидать. Тебе надо быть очень осторожной. И мне тоже.
- Я больше не могу, Макс. Безумие сплошное. Что творится?
Октагон не щадил никого, даже собственных слуг. Поташев не справился, его убрали с доски.
- Оксана, не волнуйся. Все скоро закончится.
Ее голос зазвучал так отчетливо, что Макс даже обернулся, не стоит ли Оксана рядом:
- Макс, я не хочу быть здесь. Забери меня. Забери меня Домой.
12
- Этот город называется Дивноморск, - сказал Макс. - Иногда его называют Фальшивый Геленджик, но название дурацкое. Последний раз я был здесь студентом, на втором курсе медика.
Они почти не спали в дороге. Гнали бешено, сменяясь за рулем. Макс пил кофе из термоса, Оксана глотала энергетики с красными, демоническими узорами на банках.
Уже на подъезде к Дивноморску накопившееся напряжение, свинцовая усталость, чудовищные дозы кофеина нашли выход. Они свернули на обочину и трахнулись прямо возле машины. Оксана стояла на четвереньках, и он не видел ее лица, глаз. Да и боялся видеть, если честно. Потом они несколько часов проспали на заднем сиденье. Во сне не касались друг друга.
- Это центральная улица. Она упирается прямо в море, в городской пляж. Если по нему идти вправо, будет пансионат нефтяников "Факел". У них еще в мою бытность было богато. Дальше был дикий пляж, сейчас, думаю, там все облагородили.
Макс не был уверен, что Оксана его слушает. Чем сильнее они приближались к морю, тем больше она уходила в себя. Да и сам Макс говорил, а мысли его неслись вскачь. Словно незримая волна катилась перед капотом, возвращая новому городскому пейзажу памятные черты.
"Вот здесь был ларек, где мы покупали пиво и водку. В нем работала удивительной красоты девочка, ты еще сказала, что будешь с ней спать. То ли чтобы позлить меня, то ли завести. Там дальше парапет, где мы покупали шмаль у местного барыги. Волейбольная площадка, где я на измене прятался за столбом. Дискотека, куда мы так и не попали вместе. Как она называлась? "Фламинго"? А вот здесь я уронил арбуз, и мы ели его прямо с земли. Ты достала из джинсов нож, чтобы вырезать мякоть, и я узнал, что ты всегда ходишь с ножом. Даже в аэропорт ты его взяла, когда я провожал тебя последний раз".
- Куда мы едем? - спросила Оксана. - В гостиницу?
В закатном небе клубились, толкались тучи. Макс чувствовал их так же, как Оксана чувствовала близость моря.
- Мы почти приехали, - сказал он.
"Надеюсь, пляж, где мы с тобой купались голышом, еще невесь замостили привозной турецкой плиткой".
13
Солнце прорвалось, окровавленное и кричащее, сквозь тучи, чтобы рухнуть в хмурую водную гладь.
Оксана и Макс стояли на щербатых камнях. За их спиной вздымался белый склон, которому институтский друг Макса дал прозвище "лунный пейзаж".
- Оно мне снилось, - сказала Оксана. - Я всегда забывала сны, когда просыпалась, но теперь вспомнила. Мне снилось море.
- Пойдем. - Макс взял ее за руку. - Познакомимся с ним поближе.
Оставив обувь на камнях, они спустились к воде. Оксана крепко держалась за ладонь Макса, но ее лицо было отрешенным, чужим. Море звало ее.
Вода, коснувшаяся их ног, была холодной, но Оксана не вздрогнула. И не остановилась. Теперь уже не Макс вел ее, а она увлекала его за собой.
По колено. По бедра. По пояс.
- Оксана.
Он чувствовал ее ладонь, ее пальцы. Они шевельнулись.
- Оксана.
С заметным усилием она повернулась, посмотрела на Макса. Глаза Оксаны потемнели, лазурь сгустилась.
- Я… - Он прочистил горло. - Я рад, что встретил тебя.
Она улыбнулась. Кажется, впервые с тех пор, как они покинули Москву.
- Мы разве прощаемся?
Макс покачал головой, не в силах продолжать. Продолжая улыбаться, безмятежно, светло, она вновь повернулась к горизонту и сделала шаг. Потом еще один. И еще.
Соленая вода теперь дохлестывала Максу до груди, Ксане до подбородка. Дно под ногами могло пропасть в любую секунду.
Волна пришла ниоткуда, взметнулась, накрыла их с головой. В ушах Макса зазвучал шепот множества голосов.
Он почувствовал, как рука Оксаны не просто оставляет его ладонь, а растворяется в ней. Когда волна схлынула, вокруг Макса была только белая пена. И ни одного человека на сотни метров вокруг.
Морские девы уходят, не прощаясь.
14
Тучи догнали солнце, вместе с ним окунулись в море, напились соленой влаги. И, не в силах больше сдерживаться, разродились ливнем. Темная стена шла к берегу, к камням, на которых сидел человек в мокрой одежде.
Плечи человека вздрагивали. Из его широко открытых, невидящих глаз катились слезы. Сейчас, сейчас дождь ласково хлестнет человека по лицу. Слезы упадут вниз, в подставленные ладони, крошечными прозрачными кристаллами.
Это плата за возможность вернуться сюда, на "лунные камни", сквозь годы тоски и утраты. Или же за возможность забыть то, за чем хотел вернуться.
По дороге к Башне, вход в которую отмечен на "схеме Поташева", у человека будет возможность подумать над выбором. Но это будет потом.
Сейчас он просто точка на границе дождя и моря. И его слезы - это просто слезы, а не плата хранителям Башни.
"Прощай. Помни".
Тучи накрыли берег, и белые камни потемнели от дождевых струй.