Саботай провел своего друга по нескольким темным переулкам. В одном из них седая и согбенная старуха поманила их какими-то странными культовыми вещицами.
- Несколько амулетов защитят вас от зла, - предложила она.
- Они мне нужны не больше, чем ты, старуха! - сказал Саботай. - Я сам зло! - рассмеялся он.
- Да скиснет молоко твоей матери! - проворчала она, ковыляя прочь.
Когда спутники пробирались по улице проституток, грязная девка незаметно подошла к ним.
- Вот врата Рая, - вкрадчиво сказала она, улыбаясь Конану, и, приподняв край своей одежды, выставила напоказ стройные бедра.
- К несчастью, у нас нет денег, - сказал Саботай. - Боюсь, они не будут любить нас ради нас самих.
Конан с отвращением посмотрел на гирканца: слишком ярки были еще воспоминания о ночи, проведенной в доме ведьмы.
На улице зверей неприятное чувство переросло у Конана во что-то похожее на омерзение. Всюду вокруг них кишели бесчисленные представители фауны всех видов, многие были из неизвестных киммерийцу земель. Они хрюкали, рычали, лаяли и блеяли. Земля вокруг них была вся загажена. Торговцы спорили о ценах так яростно, что товарищам еле-еле удалось протиснуться между ними.
- Здесь всегда такая вонь? - спросил Конан. - Неужели сюда не заглядывает свежий ветер?
Саботай ничего не ответил, потому что у него не было ответа на вопрос человека, всю жизнь прожившего в горах.
Через минуту Конан, заглянув в открытую дверь, увидел, что там идет какой-то магический ритуал. Он понял только, что в нем задействованы несколько обнаженных мальчиков и молочно-белая корова.
- Будет ли конец непристойностям, называемым цивилизацией? - спросил он Саботая.
- Во всяком случае не в Шадизаре, - с безразличием многоопытного человека ответил гирканец.
Конан молча уставился на бесформенное существо, прошмыгнувшее мимо него. Ему показалось, что чудовище олицетворяло собой все то злое, что создали люди, построив большие города.
Маул был тайным убежищем насильников, убийц и извращенцев. Здесь также собирались воры и те, кто продавал краденое торговцам, менее щепетильным, чем их законопослушные коллеги.
Друзья нашли лавку торговца драгоценностями. Это было неухоженное строение, которое можно было с легкостью покинуть, если власти будут искать владельца. Конан снял со своей сильной шеи изображение, украшенное драгоценными камнями, и протянул его скупщику, старому шемиту, если судить по его тюрбану и седой вьющейся бороде. Острые глаза торговца оценивали продающего, как казалось, более внимательно, чем вещь, которую тот продавал.
- Она старая, очень старая, - пробормотал ювелир, с большим интересом изучая вещь. - Она из какой-то неведомой страны, лежащей за тысячи лиг к востоку, а то и дальше. На ней лежит печать веков.
- Что означают символы, которые высечены между рубинами, обрамляющими это странное изображение? - спросил Конан. - Они говорят о колдовстве, или мне это только кажется?
Шемит изучающе посмотрел на молодого киммерийца. Хотя жадность засветилась в его небольших глазках, он ответил с напускным равнодушием.
- Вещь древняя и сильно изношенная. Не особенно дорогая, - сказал он. - А что касается магической силы, то разве можно судить об этом, пока эти свойства не могут быть показаны? Я даю тебе за нее две с половиной кроны, и это щедрое предложение. - Он отвернулся и начал особой щеткой сметать пыль с полки, где был разложен его товар.
- Идет, - быстро сказал Конан, не обращая внимания на еле заметное подергивание за рукав.
Торговец обернулся и кинул в протянутую руку Конана несколько маленьких кусочков золота. Когда они отошли от лавки, Саботай взорвался:
- Идиот! Простофиля! Каждый дурак знает, что нельзя принимать первое же предложение. Я бы мог, немного поторговавшись, получить вдвое, а то и втрое больше.
Конан рассерженно сказал своему спутнику:
- Почему же ты не сказал этого вовремя?
- Ты не предупредил, что собираешься делать, а никто не станет поправлять руку стрелка, когда тот уже натянул тетиву!
Приступ негодования как ветром сдуло, и Конан сказал:
- Боюсь, ты имеешь на это право. Я никогда не учил законы торговли. В следующий раз я предоставлю это дело тебе.
- Признание своей невежественности, - ответил гирканец, - это начало мудрости, как любил говорить один кхитайский философ. Не переживай так. У нас достаточно денег, чтобы прожить две недели, а к тому времени, я уверен, что-нибудь да подвернется.
Конан проворчал:
- А если нет, что мы будем делать тогда? Я должен отыскать убийцу моих родителей, того, кто нес ту эмблему. Моя киммерийская честь требует этого!
- Да пошел ты к черту со своей змеиной эмблемой и киммерийской местью! - Саботай кивнул в сторону черной башни; безмолвная и угрожающая, она была видна с каждой улицы и из каждого закоулка. - Мне кажется, я знаю, что сделает нас богатыми, как короли…
- У тебя больше идей, чем копыт у осла, - заметил Конан. - Что же на этот раз?
- Если это и вправду Башня Черной Змеи, как нам сказали, то я, к твоему сведению, кое-что слышал о ней от людей, испытывающих к ней профессиональный интерес, от моих братьев-воров.
- Ну, и что ты слышал?
- Слышал, что в ней собраны невиданные богатства, - прошептал Саботай, облизывая пересохшие губы. - Сюда прибывают пожертвования от верующих из каждой общины Культа со всего королевства: золото, вино, бриллианты. Жрецы ценят хорошо ограненные драгоценные камни, глубокие и немигающие, как глаза змей, которых они обожают.
Конан заворчал. Он никогда в жизни не воровал ничего, кроме разве нескольких фруктов из соседского сада, если не считать снаряжения мертвого гирканца да еще вещей из дома исчезнувшей ведьмы. И, пока он не встретил Саботая, он презирал всех воров. Киммерийцы никогда не крали друг у друга, хотя они спокойно грабили земли тех кланов, с которыми воевали.
Теперь, в городе, при недостатке денег и малых шансах наняться куда-нибудь, пока он получше не выучит заморийский, ему обязательно нужно было найти способ удовлетворять свой волчий аппетит. Видя, что он сомневается, Саботай продолжил:
- Говорят, что там лежит самый большой драгоценный камень. Тот самый Глаз Змеи, о котором я говорил. Это такой редкий камень, что мы сможем купить на него целое графство. По слухам, он обладает и магической силой, но я не верю в эти толки. Его ценность в настоящих деньгах вполне достаточна.
Конан выразил сомнение:
- Такое сокровище наверняка хорошо охраняется.
- Да, - Саботай убежденно кивнул, - но не людьми, а змеями, которые свободно ползают по своим извилистым дорожкам, как собаки бродят возле домов моего народа.
- Так ли? - спросил Конан.
Саботай развел грязными руками:
- Ты ищешь змей; я - богатство. Может быть, мы сможем найти и то, и другое в этой башне…
В конце концов, они решили проникнуть в башню, хотя киммерийцу эта идея не особенно пришлась по душе. На следующий день, согнувшись над скудным обедом, они разработали план. Их и без того тихий шепот заглушался потрескиванием жаркого огня в камине. Они решили приступить к выполнению своего дерзкого замысла ближайшей ночью, потому что небо было затянуто тучами, застилавшими полную луну, что было очень удобно для их целей.
Темнота окутала двух грабителей своим бархатным одеянием, когда они взбирались по крутому подъему на холм, с которого черная башня вздымалась к суровым небесам. Подножие холма было обнесено стеной, увитой виноградом и украшенной им, словно старинным рисунком. Никакая веревочная лестница не могла быть удобнее, чем эти прочные переплетающиеся ветви винограда. Саботай, как более легкий, вскарабкался на стену первым. Поднявшись, он чуть слышно прокричал по-птичьи. Тогда киммериец последовал за ним.
Спрятавшись в тени сухих ветвей низкого кустарника, воры осматривали проход, отделявший их от подножия башни. Узловатые деревья предупреждающе поднимали свои ужасные ветви. Острые скалы высовывали из бесплодной почвы неровные клыки. Башня, черная на фоне облачного неба, вздымалась ввысь. Она была абсолютно гладкой, из темного камня, где-то в вышине она сужалась и острым пиком вонзалась в небеса. Между башней и спасительным кустарником в беззвучном вопле открыла пасть блестящая лужа. Незваные гости уже собирались покинуть свое убежище и приблизиться к башне, когда ветка хрустнула под чьей-то ногой и из глубокой тени башенной стены появилась фигура.
Как раз в это мгновение серебристый луч луны прорвался сквозь щели облачной дымки, осветив вновь прибывшего. Это была женщина, молодая и прекрасная. Лунный свет заливал ее плечи, играл на голом мускулистом бедре и длинной стройной ноге танцовщицы или акробата. Конан затаил дыхание. Того, что он успел разглядеть, было вполне достаточно, чтобы полностью воссоздать ее образ.
Поверх черного шелкового белья на ней был короткий костюм из черной кожи, не закрывавший ее руки и ноги. В мгновенной вспышке лунного света Конан увидел, что тело женщины, бронзовое от загара, налито стальной силой. Ее башмаки были высоко зашнурованы, светлые волосы спадали на плечи, а лоб обхватывал металлический обруч. Взгляд Конана скользнул по поясу, где были привязаны шелковая веревка и трехзубый крюк. Кривой нож в ножнах, почти такой же длинный, как сабля, висел на ее бедре.