- Ну вот, отродив нужное количество королят и не имея иных занятий, она предалась развлечениям, - чуть поморщившись, объяснил Барбе. - Вот и затянуло её. Пошла наперекор нашим вечнозелёным дамам во главе с матерью моей и Кьяртана. Взяла на ложе кавалера весьма двусмысленной репутации. Чуть не погубила этим одну девочку, королевскую воспитанницу, против коей и составился упомянутый заговор. На жизнь Кьярта тоже покушались - тот самый сьёр Эрмин. В целом обошлось: теперь у нас на троне юный Фрейр-Юлиан, родной сын короля, и та самая малютка Фрейя. Обменыши: первый вырос в городе Москва, вторая оттуда родом. Уже и наследник растёт.
- А ты как в эти дела замешался?
- Поручение Братства. Меня тогда смотрели на высокий пост, ну и сказали: "Недостойно тебе шарахаться от тени. Иди и склони короля Кьярта на сторону бывшей Супремы - это нам необходимо, но для тебя самого лишь предлог испытать себя. Смотри ему прямо в лицо и говори одну лишь правду - ничего, помимо правды, как ни была бы она для тебя невыгодна и опасна".
- И верно - твой самый жуткий страх. Встретиться с ним лицом к лицу.
- Я всё вспоминал святого Франциска из Ассизи. Как он велел стыдливому брату раздеться догола во время святой мессы.
- Теперь Кьяртан знает?
- Представь себе. Знает и то, что я, как его сводный брат, обязан ему верностью, а вместе со мной - моё братство. И что? Всё по сути осталось на своём месте. Земля не разверзлась и небеса не обрушились. Душу он мне подарил, сердце оставил при себе. Оба мы одиноко стоим против ветра - и оба тем счастливы.
- Я рада. Поистине рада. Так что там насчёт меня?
- Молодой король собирает вокруг себя родню, ближнюю и дальнюю. А твои дочки - они ведь тоже родственницы с левого боку, сам король-отец в своё время объявил о том прилюдно.
- Но это неправда. Даже в том, что касается Олли.
- Кто будет особо копаться и входить в детали? Я официально признан королевским братом, Рауди и такого признания не потребуется.
- А что мы все заразны - то не считается.
- Оставь. Вы все в этом смысле благонадёжны. Ещё ради того я и приехал, чтобы сообщить: никто в Вертдоме не сумел и не сумеет подхватить от тебя и других рутенцев бациллу. Доказано на опыте.
- А сама Земля…
- Там иные проблемы, - коротко ответил Барбе.
- Хорошо, об этом позже. Я ведь сама захотела коротко и ясно.
- Твои дочери неплохо образованы - вы покупаете им книги, круглые сутки с ними возитесь, а в последнее время пытливость девочек работает сама по себе. Отличные наездницы, хотя вот лошадей видели только на картинке: седлают мулагров. Владеют многими видами оружия. Рукодельницы и поварихи тоже отменные - в размере куда большем, чем принято у знатных девиц. Но ведь это сущие дикарки - не знают никого помимо вас троих, не сумеют быть одни посреди многолюдья. И, кстати, вы принимаете в расчёт, что это уже невесты на выданье?
- Да. Я немало о том думала. Им почти столько, сколько было мне, когда отец привёз меня в Верт. Но, Барб, если ты здесь, то на острове могут поселиться и другие.
- Хочешь устроить здесь колонию? - спросил езуит. - Предположим, ты получила такое право. Высокое королевское помилование, снятие печатей и открытие затвора.
"Ох. И верно - помилование. Я, как всегда, не помню самого важного".
- А здесь ещё и чумные погосты повсюду - вы свыклись с их дыханием, вам оно ни с какой стороны не страшно, однако вольный народ, пришедший со стороны…
- Барб, это же преодолимо, так? Если у меня такие влиятельные покровители. Стоит поманить этих вольных, убедить, что нет никакой опасности - а её взаправду нет. Стоит захотеть лично мне.
- А ты хочешь?
Она подумала:
- Тебе всегда было бесполезно врать. Нет, не хочу, в самом деле.
Она выставила ногу в самодельном башмаке, покачала носком:
- Мы вполне самодостаточны. Климат здесь не суровый. Затяжная весна, роскошное лето, нарядная сухая осень. Зима словно бы создана для обильного снега и влаги, чтобы земля сумела ожить по весне. Одичавшая пшеница и рожь, яблоки, груши и сливы, непохожие на дички. На прогалинах клубника с земляникой, на опушке - брусника, черника и гоноболь. Жердёлу прошлый год отыскали - это дикий абрикос, очень сладкий. В лугах - лён, который легко теребить, и конопля. В лесу - дуплистый сухостой и пчёлы с их мёдом. Мои охотятся и рыбачат - истребить и укротить никакую живность вообще не выходит. Имеются небольшие залежи гончарной глины. После каждого прилива можно отыскать в песке янтарь, сердолик и отломки кораллов - последнее не удивительно, мы ведь живём на сотворённом их силами щите.
Вздохнула:
- Заказываем со стороны всё меньше и меньше - стальной инструмент ведь оживлённый, практически не ломается. Да и времени нам не занимать: всем ремёслам успели обучиться.
- Идиллия, - кивнул Барбе. - Капсула. Блаженный анклав. Теперь, немного порассуждав, ты понимаешь лучше?
- Да. Мы замкнулись в уютной скорлупе. И хорошо, что только взрослые. Девочки уже вовсю глядят за горизонт, поверх далёких радуг.
Барбе помолчал с минуту, потом отрывисто спросил:
- Так отдашь?
- Если сами захотят сорваться с места.
- Уж будь уверена. Для них никакое время и никакой путь - не навсегда, но лишь увлекательное приключение.
- Авантюра, - кивнула женщина. - Ну ладно. Только я ставлю условие. Видишь ли, после того рождения ни Орихалхо не зачинала во мне, ни тем более Рауди. Ни они вдвоём, разумеется. Ты знаешь, их как следует законтачило друг на друге, я нынче с боку припёка, для сугубого почёта и уважения.
- То есть бедного целомудренного мужеложца снова понуждают возместить протори, - мужчина усмехнулся, покачал головой.
- Барб. Если не ты, то кто же?
Нет, подруга не обнимает его - знает, что ему такое противно. Только выпрямляется из своего платка: ещё более тонкая и лёгкая, чем раньше, кость будто истаяла, отроческая плоть сияет белизной, паутинный волос свободно раскинут по плечам.
- Со дня вторых родов я пью зелья, которые возвращают коже росную белизну, телу - девичью узость, - тихо говорит Галина. - Это касается и вместилища для мужской флейты. И груди. Первый раз меня заставили бинтовать сосцы, чтобы в них иссякло молоко и я могла понести второго ребёнка - они, Рауди с Орихалхо, знали кое-что уже тогда, когда все мысли мои были лишь о будущей казни.
- Рутенцы умеют брать плодную клетку от мёртвой и пересаживать - так был выращен в чужой утробе Король-Медведь, сын Хельмута и отец Моргэйна, - объясняет Барбе. - Разве ты не слыхала такого?
- Вы все хитрые, - отвечает Галина. - И предусмотрительные на любой случай жизни. Кстати, спасибо тебе за тот набор лекарских ножичков. Когда я родила Барбу, на месте белых пятен начался шквальный некроз. Врачей из-за моря ждать было некогда, так вот Рауди, который принимал девочку, накачал меня опием по самые ноздри и удалил с моей спины всю дрянь вместе со шкурой и мясом. После того болезнь затихла и до сих пор не напоминает о себе. По крайней мере, явно.
Доверительная беседа прервалась шумным явлением самого Рауди, который спешил в объятия брата, отдуваясь и слегка прихрамывая.
- Явился, неуловимый блудник, - проговорил "сын двух отцов". - Ты как, очень голодный после морской прогулки? А то там наша Орихалхо на самое главное яство никак не поохотится. Старый свин-одинец взялся нашу брюкву травить. Пока выследит, пока забьём да пока жёсткое мясо замаринуем… Зато банька уже вытоплена на славу.
- Вот и отправим гостя мыться-париться. Не грязным же за стол идти, - довольно рассмеялась Галина. - А кабану выдайте помилование на радостях. Негодная тварь, ни вкуса, ни приплоду, но пускай ещё поживёт.
Взяла своего избранника за руку и повела вдоль побережья - мимо бодро зеленеющих озимых полей и чистых рощ. Вглубь острова - через лес, прозрачный, ибо составляли его берёзы, осины, дубы и те же ясени с едва распустившимися почками.
- Не мне в рот - под ноги смотри: тропа убитая, поднята высоко, но лужи всё-таки случаются, - говорила женщина по пути.
- Неважно, я такое замечаю по наитию, - отвечал монах. - Но, скажи, как у вас рук на всё про всё хватает!
- Девчонки с младых ногтей к делу приучены. И натура вертдомская сама себя блюдёт. Если человек ей в том не препятствует, как в Рутене.
- В Рутене сейчас плохо. Не как раньше: намного более тупо, если можно так выразиться, - вставил Барбе. - С болезнями борются более-менее успешно, но всё остальное исходит прахом. Почти с начала времён брали у своего мира взаймы, а что придётся отдавать - и не подумали.
- Ты был прав вначале. Подробности в самом деле потом, ладно? - ответила Галина. - Смотри и впитывай в себя окрестности: как человеческие тропы сплетаются с водяными и звериными, где родник посреди мха, где клюквенное болотце. Может быть, пригодится лет через пятнадцать. Запомнить нетрудно: путь короток, вот-вот на месте окажемся.
- Мне на корабле говорили - главный дом у вас дальше, у самой лагуны, - чуть удивился Барбе.
- Так ведь целый остров во владении - к чему тесниться! - пояснила женщина. - У озера круглый год живут Орри с Рауди, младшее поколение наворотило себе шалашей по всему лесу и в тёплое время года устраивает большое кочевье. Здесь же моё личное укрывище: летом прохладно, зимой легко протопить. И опять же гигиена.
Внедрённое буквально посреди толстенных влажных стволов, перед ними стояло низкое строение с клочком глубокого синего неба над широкой трубой. Брёвна были положены на манер склавов, поперёк, концы затёсаны "в чашку", на крыше расцветал пышный луг мелких алых звёздочек.