— Но… — начал было я и умолк. В голове у меня теснилось множество важных оговорок и сомнений в своей пригодности для такого дела. Но вместе с тем как заманчиво!
— Поедете? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Он улыбнулся:
— Я был уверен, что вы согласитесь.
Генерал Кош, живший в Ньюмаркете, в полутораста километрах от Лондона, собирался провести эту ночь, как он нередко делал, в комфортабельной спальне на втором этаже клуба. Через некоторое время я распрощался с ним и проехал километр, остававшийся до тихой улочки в Кеннингтоне, где я живу.
Место, где пустить корни, я стал подыскивать именно в этом районе, чтобы не ездить в клуб с другого конца города. Кеннингтон, расположенный к югу от Темзы, бок о бок с пыльными Ламбетом и Брикстоном, не слишком привлекал завсегдатаев скачек, и я действительно ни разу не встретил там никого из тех, кого знал в лицо по ипподромам. Как-то мне попалось на глаза объявление: «Сдается часть дома одинокому приличному яппи. Две комнаты, ванная, совместное содержание и выплаты по закладной. Звонить вечером». — И хотя я подумывал, не купить ли собственную квартиру, мысль о том, чтобы жить в одном доме с кем-то еще, вдруг показалась мне заманчивой, особенно после того, как я уже некоторое время поработал в одиночестве. Я договорился о встрече, явился, был освидетельствован остальными четырьмя жильцами и принят с испытательным сроком.
Все сложилось очень удачно. Кроме меня, в доме сейчас жили еще четверо: две сестры, занимавшиеся издательским делом (это их отец когда-то купил дом и установил порядок его оплаты), один младший сотрудник адвокатской конторы — он немного заикался — и актер на вторых ролях в телесериалах.
Правила были несложные: платить вовремя, всегда вести себя прилично, не совать носа в чужие дела и не позволять оставшимся на ночь девушкам или молодым людям утром надолго занимать любую из трех ванных.
Жили мы весело и дружно, но делились друг с другом не столько сердечными признаниями, сколько кофе, пивом, вином и кастрюльками. Я отрекомендовался завсегдатаем скачек, и никто не спрашивал, выиграл я или проиграл.
Актер по имени Робби, живший на верхнем этаже, оказал мне огромную услугу, хотя сам вряд ли об этом догадывался. Однажды вечером, через несколько дней после того как я туда переехал, он пригласил меня к себе выпить пива. Я застал его сидящим перед ярко освещенным гримировальным столиком он сказал, что придумывает новый грим для роли, которую только что получил.
Я был поражен, увидев, как изменили его другая прическа, большие накладные усы и густые брови.
— Инструменты нашего ремесла, — сказал он, указывая на тюбики грима и парики, аккуратными рядами разложенные перед ним. — Что вы предпочтете трехдневную щетину или локоны, как у маленького лорда Фаунтлероя?
— Локоны, — сказал я, подумав.
— Тогда садитесь, — весело сказал он, вставая и уступая мне место. Он достал щипцы для завивки, тут же разогрел их на газовой горелке и принялся наматывать на них мои почти прямые волосы. Через несколько минут моя внешность разительно изменилась — я стал похож на лохматого, плохо расчесанного пуделя.
— Ну как? — спросил он, нагнувшись и глядя вместе со мной в зеркало.
— Поразительно!
И очень легко, подумал я. Все это я смогу сам делать в машине, когда захочу.
— Вам идет, — сказал Робби. Он опустился рядом со мной на колени, обнял меня за плечи, слегка прижал к себе и недвусмысленно заглянул в глаза.
— Нет, — сказал я спокойно. — Мне нравятся девушки.
Он не обиделся:
— А ничего другого не пробовали?
— Нет, дорогой мой, это просто не для меня, — ответил я.