В городе пахло нечистым дымом, испражнениями и ржавчиной. Печные трубы вздымали серое облако, которое не спеша уплывало по ветру. Подметённые мостовые не радовали глаз ни единой былинкой, лишь редкие клочки сена, да свежие конские яблоки напоминали о привычной доселе жизни. Парни, кроме леса ничего не видевшие, были придавлены в каменных улицах массами гулящего народа. Казалось, что люд бездельничает и в то же время торопится по неотложным делам. Горожане были неприветливы и никак не отвечали парням, хотя те вежливо старались здороваться с каждым встречным. Альберт Калужский, конечно, не смутился, видал и не такое. Щавель только посмеивался.
Он привёл ватагу на постоялый двор, сняли в складчину комнату на четверых вместе с доктором. Спустились в трапезную, пустую в межвременье.
- Супа нет, - просветил их давалец. - Сожрали весь. Рекомендую гречневую кашу со шкварками. Её как почнёшь метать, так пока не кончится.
- Давай кашу, - сказал Щавель. - И пива.
- Шведского, чухонского? Есть греческие крепкие напитки.
- Домашнего, нефильтрованного.
Половой умёлся. Щавель отвязал от пояса мошну, распустил устьице и вывалил добычу мытарей. Чего здесь только не было! Шведские серебряные кроны, медные копейки, золотые греческие драхмы, гривны, полушки, вольфрамовые ордынские рубли и даже выломанный с кровью зуб в золотой коронке.
- Не хило! - сказал Михан.
- На оснащение хватит, - заключил Щавель.
Настроение сразу поднялось.
- Вы, парни, после обеда спите. Тебе, доктор, я не указ.
- Я тоже предамся в объятия Морфея, пожалуй, - сказал Альберт Калужский. - Но, позвольте узнать, что же вам мешает обрести покой после нелёгкого пути?
- Долг, - обронил Щавель. - Я должен по прибытии сразу предстать пред очи светлейшего князя.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ,
в которой Щавель встречается с князем
В кремль Щавель проник со служебного хода, отметив, что за годы ничего не изменилось. Так же тихо крутятся обильно смазанные петли, та же конторка справа, за конторкой клерк, от века не блещущий ни умом, ни учтивостью.
Щавель предъявил ему пригласительный жетон - лоскут кожи в ладонь величиною с тиснёным номером. Здороваться не стал, чай, не в деревне. Клерк с тупым безразличием сверил номер в учётной книге.
- Имя? - пробубнил он, с презрением оглядев скромный наряд визитёра.
- Щавель.
Дверь за спиной отворилась.
- Откуда ты, Щавель? - поинтересовался вошедший в кремль молодой толстячок в меховой куртке с собольим хвостом на плече.
- Из Тихвина.
- Щавель из Ингрии! Ты убил Царевну-Птеродактиль в Чернобыле?
- Да, - бесстрастно обронил Щавель, а Жёлудь, случись ему здесь быть, заметил бы, что отец расстроился.
- Пропустить. Он со мной, - приказал молодой человек.
Клерк мигом выписал одноразовый пропуск на бланке превосходной шведской бумаги и они пошли по тёмному коридору кремля.
- Я помощник начальника канцелярии Иоанн Прекрасногорский, - представился молодой человек. - Рад видеть у нас дорогого гостя. Разреши нескромный вопрос?
- Валяй, - бросил Щавель.
- Расскажи, как ты убил Царевну-Птеродактиль?
- Они сидела на крышке реактора, когда я впервые её увидел. Разъярилась и давай кружить, а зубы у неё как пила. Пока чёрную стрелу не выпустил, не сбил, так ещё добивать пришлось. Стою весь в крови, будто свиней резал. А она говорит человеческим голосом… Впрочем, неважно, что говорит. В реакторном зале была кладка яиц, но я их не тронул.
Узкому извилистому коридору конца не было.
- Воин, искупавшийся в крови птеродактиля, не ведает промаха, - осторожно сказал Иоанн.
- Я и раньше не знал.
- И за это несёт расплату… - задумчиво добавил молодой человек. - Что не так с твоими детьми?
- Младший дураком растёт.
- А старшие появились до похода в Чернобыль, - утвердительно произнёс сообразительный канцелярист.
- Да.
Наконец остановились у двери.
- Я проведу тебя прямо к князю, - заверил Иоанн. - Лично доложу ему. Ты подожди немного в приёмной.
Приёмная светлейшего князя новгородского поражала пышным убранством. Во весь пол от плинтуса до плинтуса раскинулся огромный ковёр настоящего китайского нейлона. Скамьи вдоль стен были застелены коврами шерстяными басурманской работы, победнее, но тоже очень красивыми. Ковры висели на стенах. Китайские. Шёлковые.
"Во даёт князь! - удивился Щавель. - Каждый ковёр дворов тридцать стоит. Не иначе, Россию продал".
- Заходи, - выскользнул Иоанн.
Щавель вошёл в приёмный тамбур, разделённый пополам барьером, за которым сидел матёрый клерк. Входную дверцу караулили два рослых воина в красных золотогалунных кафтанах с алебардами в руках.
"Много тут намахаешь алебардой?" - прикинул Щавель кубатуру помещения. По всему выходило, что немного. Тут же сообразил, что по тревоге воины отступали за дверь, в которую без наклона не пройдёшь, и рубили вражью голову, а сами оставались недосягаемыми для выпада мечом. Для боя в тамбуре на поясе висели кинжалы.
- Оружие есть? - сбил с мысли клерк.
- Есть. Нож.
- Сдай. Будешь выходить, заберёшь.
Щавель отвязал ножны, положил на барьер.
- Девятый номер, - клерк спрятал нож куда-то под стойку, протянул взамен кожаный жетончик. - Не потеряй. Ещё оружие есть?
- Больше нету.
- Надо проверить. Не двигайся.
Страж отставил алебарду, проворно обыскал гостя. "С ним на рынке рядом не стой, - подивился ловкости дружинника Щавель. - Мигом без кошелька останешься".
- Чист, - доложил стражник.
- Проходи и жди своей очереди, - пригласил клерк. - Секретарь проводит тебя.
Второй страж распахнул дверцу и Щавель пролез в залу не чета первой: куда больше размером и гораздо богаче коврами. Это была настоящая приёмная князя, а не отстойничек перед пропускным тамбуром. На стенах поверх ковров висели портреты новгородских властителей от Прусака и доныне, в большинстве своём писанные по холсту маслом, но встречались древние, выполненные бесовским способом. Под портретами напротив друг друга сидели двое. Рослый статный боярин с седыми бровями и окладистой чёрной бородой, в высокой собольей шапке, шитом золотом парадном кафтане и красных сапогах. Боярин восседал, откинувшись на стену, руки уложив на колени, словно готовился пружинисто подняться и дать в морду толстяку-греку, по-мышиному суетливо бегающему маслинами глаз с портрета на портрет. "Купец", - определил Щавель по роскошному заморскому наряду. Появлению нового человека грек обрадовался, как глотку свежего воздуха, оторвался от картин и с благодарностью уставился на Щавеля. Во взгляде сразу промелькнуло брезгливое любопытство при виде неподобающей одёжи. Боярин грозно вздохнул. Грек инстинктивно окунул голову в плечи и снова забегал глазками по картинам. Щавель невозмутимо уселся на свободную скамью и принялся ждать своей очереди.
В дальнем конце зала растворилась низенькая дверца. Из неё вынырнул похожий на грифа человек.
- Боярин Волокита, прошу Вас пожаловать к светлейшему князю, - произнёс он неожиданно густым басом.
Боярин ещё раз прожёг взором грека, степенно взмыл на ноги и скрылся. Напряжение сразу пропало, будто у магнита отпилили половину, превратив его в однополярный магнит. Во всяком случае, именно так представлялся Щавелю разнопротивный союз купца и боярина, когда каждый из оппонентов является катетом, а отношения, меж ними возникающие, гипотенузой, с которой кормятся сами катеты и все, кому не лень.
Аудиенция боярина не затянулась и вскоре он вылез, как из норы, в приёмную. На миг случилась грозовая атмосфера, но уже грек устремился предстать пред очи светлейшего.
- Купец Попадакис, твой черёд, - пророкотал секретарь.
Уединение Щавеля длилось недолго, потому что в приёмную ввалились разом мясистый боярин в чудных сапогах, отороченных медвежьим мехом, и помощник начальника канцелярии, прижимающий к груди вязанку пергаментных свитков малой величины, не иначе, как грамоты на подпись. Узрев Щавеля, улыбнулся и нырнул без доклада. Почти сразу вышел грек, умиротворённо прижмурив глаза-маслины. Боярин в медвежьих сапогах плюхнулся на скамью, шумно отдуваясь.
Довольно споро появился Иоанн Прекрасногорский, следом за ним секретарь.
- Командир Щавель, смиреннейше и с уважухой прошу пожаловать к светлейшему князю.
Гриф занырнул вперёд, почтительно придержал низенькую дверцу. Пролезая мимо него Щавель втянул ноздрями воздух. От секретаря пахло застарелой кожей, перьями и высохшим деревом. Он оказался в обширном тамбуре с единственным окном. Добрую половину занимало гнездо секретаря - шкафы, громадный стол, заваленный бумагами, свитками и даже берестой. Дверь в кабинет князя охраняли два стража с алебардами и короткими топориками.
"Как дать таким по лбу, - подумал Щавель. - Милое дело. Не забалуешь".
В кабинет пришлось заходить согнувшись в три погибели.
- Земной поклон, светлейший князь! - молвил Щавель.
Дверь за ним закрылась.
- Здравствуй! - Лучезавр, князь Великого Новгорода, шагнул навстречу.
Старые друзья обнялись.
- Сто лет тебя не видел!
- Пятнадцать, - сказал Щавель.
- Пойдём, выпьем, - князь увлёк гостя в дальний край, где у пустого камина помещались кресла и столик с бутылками. - Будешь греческую метаксу?
- Не откажусь, - Щавель утонул в кресле, непривычно мягком и глубоком.
Князь откупорил длинную узкую бутылку, наполнил до краёв хрустальные рюмки.
- За встречу!