– Здорово! А что ж тут сидишь? Иди послушай, мне потом расскажешь!
– А ты?
– Да мне снадобье надо сделать, а то у всех троих матерей совсем молока нет. Помрут, не ровен час, еще дети…
– Да хватит тебе, давай хоть немного послушаем, – начал канючить парень.
Ива и Хон дружили с детства. Это сейчас он был длинный, худой и жутко сутулый. Ива помнила, как он был совсем мелким карапузом. Вот тогда-то они да еще компания детей и повстречали разъяренную рысь. Ударом одной лапы она сразу пришибла одну из девочек, бросилась на другую. Все остальные с воплями разбежались. А совсем тогда маленький Хон схватил камень и с силой ударил рысь по носу. Та кинулась на него, располосовала половину лица, груди, чудом не задев ничего жизненно важного. Но задела бы, если бы Ива не стала хлестать ее по морде игольчатым репьем. Детям повезло: девочка попала рыси в глаз, отчего та выпустила из лап Хона и из-за боли не сразу бросилась на обидчицу, так что односельчане успели добежать и прибить взбесившееся животное. Руки, исколотые ядовитым репьем, тетка Ивы вылечила, но раны Хона до сих пор напоминали о себе ужасающими шрамами через все лицо, часть шеи и груди. С тех пор мальчик стал носить длинные волосы, завешивая ими лицо, и сутулиться, а у Ивы появилась мечта: создать такое зелье, чтобы навсегда избавить его от этих меток. А еще они стали лучшими друзьями, что было непросто: хоть знахарок и уважали в деревне, а все равно они всегда были под подозрением. Ведьма, знахарка. Знахарка, ведьма, кто же их разберет, лучше держаться подальше от греха-то…
Как и следовало ожидать, Иве удалось послушать менестреля лишь много времени спустя. Зато почти вся деревня была на концерте, в том числе, как с негодованием обнаружила знахарка, и все три новоиспеченные матери. Ива тут же решила устроить им разнос. Впрочем, даже после этого девушка краем глаза уловила, что не все из них отправились к колыбелям.
Менестрель знахарке не понравился. Он был невысок, худ, с желчным острым лицом и давно немытыми волосами до плеч. Когда Ива подошла, бард как раз закончил очередную балладу и поднял на нее взгляд. Девушка вздрогнула. Глаза менестреля были настолько светлые, что казалось, радужки нет вообще.
– Может, девушка, которая только что подошла, захочет что-нибудь услышать? – Голос менестреля был резок, пожалуй, слишком высок и чем-то неуловимо оскорбителен. Все обернулись на Иву. Знахарку все же не особо любили в деревне.
– Спойте еще раз про веселую мельничиху! – Этот голос раздался из-за ее спины. Обернувшись, Ива обнаружила Матинку, одну из первых деревенских сплетниц, причем самых злобных. Как же это она, интересно, пропустила хотя бы часть такой потехи, подумала Ива.
– Желание дамы для меня закон, – залихватски поклонился бард.
И запел. В первую минуту Ива была поражена. Когда менестрель пел, его голос становился сильным, глубоким, затягивающим как поцелуй. Звуки лютни только оттеняли этот переливчатый тембр. Менестрель пел и пел, а перед слушателями плыли зеленые поля, белогривые реки, высокие травы, стяги на гордых башнях, армии в блестящих доспехах, паруса на мачтах огромных кораблей, седые вершины гор, драконы в золотой чешуе… И слышали они песни ветров, рог, зовущий в бой, стук копыт, шум листьев в кронах деревьев заповедных лесов, плеск волн, хмельные песни, музыку эльфов да звон оружия…
Уже дома, в очередной раз сражаясь с непослушной дверью, Ива никак не могла прийти в себя. В ушах все еще стояли голос и музыка. А в сердце звучали странные чудесные мелодии чужих далеких земель.
Как только дверь оказалась закрыта, в нее тут же постучали, мало того – загрохотали кулаками. Знахарка распахнула ее и увидела своего соседа, как раз того, у которого недавно родился сын. По его лицу она поняла, что произошло что-то страшное.
– Что?! – только и могла произнести она. Сердце сжалось так, как сжимается только в предчувствии плохих вестей.
– Маленький… – задыхаясь, выговорил он. – Маленький…
Ива схватила котомку со снадобьями и бросилась к третьему дому. Едва увидев ребенка, она обреченно поняла, что спешка была излишней. Мальчику уже ничто не могло помочь. Более того, он был мертв уже несколько часов. Старая бабка, с которой его оставили, все так же спала, прислонившись спиной к печке. Ее не разбудили даже крики матери и рыдания родичей. Если бы не хриплое дыхание, ее тоже можно было принять за покойницу. Но правда такова – мертв был ее полуторамесячный правнук.
Знахарка провела несколько часов в соседском доме, откачивая родственников и выполняя определенные для таких случаев обряды, а когда наконец добралась до дома, улеглась в постель, то заснуть не получилось. Перед глазами стояло лицо мертвого мальчика, и девушка чувствовала себя виноватой. Как будто это она недосмотрела, не уберегла. Тихо завывал ветер за деревянными стенами. Потрескивали угли в печи. Тихо возился домовой. Даже не верилось, что смерть прошла так близко.
В очередной раз перевернувшись на спину, Ива ощутила тяжесть на животе, а в темноте сверкнули желтым два круглых глаза.
– А чтоб тебя! – дернулась знахарка. – А ну брысь с меня! Сколько можно повторять – не делай так!!!
– Тебе чего не спится, хозяйка? – примиряюще прогудел домовой, устраиваясь рядом.
– Ребенок у Каганов умер. – Девушка села на кровати и обхватила колени руками, слушая горестные вздыхания домового.
– И с чего ему умирать? – вдруг спросил он, напричитавшись всласть.
– Вот и я о том же думаю, – подхватила знахарка. – И покормлен был, и в тепле. На теле ничего подозрительного нет. Я его два дня назад осматривала, здоров был как… как его отец. Так что же могло случиться?
– Иногда люди просто умирают, – пробормотал домовой, явно пытаясь ее успокоить.
– Не нравится все это мне, ой не нравится. – Ива еще долго распылялась на эту тему. Домовой уже сам был не рад, что затронул ее. Потом она вдруг замолчала. – Слушай, а ты ничего не знаешь по этому поводу?
– Я? Да откуда? – как-то неискренне ответил тот.
– Точно? А то Каганиха старшая мне давеча жаловалась, что уже три дня в доме спокойно спать невозможно. Шум какой-то, будто стонет кто али плачет, посуда сама по себе бьется. Ты точно ничего не знаешь?
– Не-е…
– И куда только домовой их смотрит?! Где ж это видано, чтобы такое творилось в доме?!
Знахарка краем глаза наблюдала за собеседником. Он явно что-то знал, но говорить пока не собирался. Насколько она понимала ситуацию, ему надо было посоветоваться с сородичами-коллегами. Нечисть весьма неохотно посвящала людей в свои дела. Но при подобном повороте событий Ива была уверена – наутро ей будет известно все, что известно домовым.
– Ты поспрашивай, что там случилось, а?
"Избяное счастье" пообещало и сгинуло, пока еще что-нибудь не заставили делать.
С домовыми Ива зналась еще с детства, что немало способствовало бытовому комфорту. Мелкая нечисть вовсе не была такой уж покладистой, но девушка смогла договориться и с ними. Чего только не сделаешь ради себя любимой. Со временем у них установились почти дружеские отношения.
Наутро перед знахаркой предстала целая когорта домовых.
– Мы эта… решили рассказать… в общем, про то… – Самый старший начал разговор после взаимного обмена любезностями.
– Что не так в доме у Каганов? – мягко подбодрила она.
– Ага. Что не так…
– Так что же? – Девушка знала, что ни в коем случае нельзя раздражаться при разговоре с мелкой нечистью, иначе замкнутся и вообще ничего не скажут. Поэтому тон ее был ласков и спокоен.
– Там… насчет домовых… они…
– Что они? – снова пришлось спросить ей, когда пауза затянулась.
– Их нет в этой избе. – Домовой посмотрел на нее так, как будто это должно было все объяснить.
– Как так нет?! – Вот те раз, Ива про такое даже и не слышала. – Там же целая семья жила! – Это она точно знала, потому как пару месяцев назад лечила одного из их детенышей.
– А больше нет, вот.
– Почему? – "Только не злись, Ива!" – думала она. – Что произошло в доме, что из него ушли домовые? Ведь и изба большая, и хозяйство есть, и хозяева хорошие – не злые и рачительные. Так что заставило целую семью домовых уйти?
– Кикимора там завелась, – проворчал старшой домовой.
– Кикимора?! Почему же ничего не сказали?! – Нет, вы только подумайте, семью домовых кикимора выжила, а они молчат, пеньки дубовые!
– Так сами думали справиться, – заволновалась нечисть.
У Ивы аж язык отнялся от подобной глупости. Если кикимора поселилась в доме, где уже живет другой хозяин, это значит, люди "добрые" постарались.
А потому только люди ее и выселить могут.
– И давно?
– Да уж пару лун…
На охоту на кикимору Ива взяла только Хоньку. Для начала она выпроводила всех из избы под предлогом "отваживания смерти от этого дома", потом у окон и двери выложила дорожку из веточек можжевельника.
– Надо же, как странно… – пробормотала она.
– Что странно? – тут же влез Хон.
– Да так, потом расскажу, – знахарка озадаченно почесала затылок, – когда сама пойму. Слушай пока, какой у нас план действий. Кикимора из дома выйти не сможет теперь.
– Почему?
– Через можжевельник ей не пройти. У всякой нечисти есть свое слабое место. Вот кикиморы не переносят можжевельник. – Девушка оглядела исколотые руки. – Я их даже понимаю. Ну ладно, дальше… э-э… Кикимору сюда явно подсадили, так как она не могла сама завестись в доме, где уже жили домовые. Значит, надо искать куколку или чем ее там в дом перенесли. Это моя забота.
– А я что буду делать?
– Вот как раз об этом я и хотела сказать. Ты садись к стене. Ага, вот так. Тебе всю комнату видно?